У свекра бровь рассечена, У деда, словно радуга, Усмешка на лице. С весны до поздней осени Дед брал грибы да ягоды, Силочки становил На глухарей, на рябчиков. А зиму разговаривал На печке сам с собой. Имел слова любимые, И выпускал их дедушка По слову через час. ………………………………… «Погибшие… пропащие…» ………………………………… «Эх вы, Аники-воины! [73] Со стариками, с бабами Вам только воевать!» ………………………………… «Недотерпеть – пропасть, Перетерпеть – пропасть!..» ………………………………… «Эх, доля святорусского Богатыря сермяжного! [74] Всю жизнь его дерут, Раздумается временем О смерти – муки адские В ту-светной жизни ждут». ………………………………… «Надумалась Корёжина [75], Наддай! наддай! наддай!..» ………………………………… И много! да забыла я… Как свекор развоюется, Бежала я к нему. Запремся. Я работаю, А Дема, словно яблочко В вершине старой яблони, У деда на плече Сидит румяный, свеженький… Вот раз и говорю: «За что тебя, Савельюшка, Зовут клейменым, каторжным?» – Я каторжником был. — «Ты, дедушка?» – Я, внученька! Я в землю немца Фогеля Христьяна Христианыча Живого закопал… «И полно! шутишь, дедушка!» – Нет, не шучу. Послушай-ка! — И все мне рассказал. – Во времена досюльные Мы были тоже барские, Да только ни помещиков, Ни немцев-управителей Не знали мы тогда. Не правили мы барщины, Оброков не платили мы, А так, когда рассудится, В три года раз пошлем. «Да как же так, Савельюшка?»