– Вот еще! Воевать «золотопогонники» станут за паек и довольствие. На общих условиях! А золото мне нужно для болгар… или румын. А может быть даже для турок. Тут уж как карта ляжет. Этим мне явно удалось удивить усатого. Тот несколько секунд помолчал, переваривая сказанное, а потом затребовал: – Поясны. – А что тут пояснять? У нас для пополнения почти нет ни оружия, ни патронов. Но это все можно купить у ближайших соседей. Собеседник отрицательно качнул головой и, глядя на меня как на несмышленыша, возразил: – Нэ продадут. Да тут толко пэрэговоры, пуст даже насквозь коррумпированные, займут пару мэсяцев… Вернув ему такой же взгляд, я улыбнулся: – Иосиф Виссарионович, а кто говорит про какие-то переговоры? Ты еще скажи – межправительственные. Зачем этот официоз? Там ведь люди легкие, и понятие «бакшиш» появилось именно в тех местах. Поэтому любой кладовщик со складов артвооружения и за половину этой суммы нам все не только упакует, но и поможет вывезти. Просто еще надо будет потратиться на посредников и на то, что всякое дерьмо я брать не стану. Нам ведь нужны не какие-то карамультуки времен царя Гороха, а нормальные «маузеры», MG и патроны к ним. И не на шаландах оружие таскать будем, а задействуем «Эльпидифор». Чтобы долго не челночить в чужих погранводах. У Сталина от неожиданности вырвался короткий смешок, а потом он, странно взглянув на меня, сказал: – Ти авантюрыст, товарищ Чур. Болшой авантюрыст. Прамо как мой лутщий друг Симон. Ви бы точно с ным спелись. Жаль, погиб товарищ Камо[32]… Ни про каких «Камо» я не слышал. Зато хорошо знал, что собеседник вовсе не пай-мальчик (это же не Ильич-теоретик, который на «эксах» ни разу не был), и почему ему самому в голову эта идея не пришла – непонятно. Но вот то, что со своим близким другом сравнивает, это очень неплохо. Глядишь, грызться поменьше будем, да столы в спорах перестанем ломать. Поэтому спорить насчет авантюризма не стал, а лишь подмигнул сидящим за столом: – Ну дык, на том и стоим! Глава 12 После того как были приняты решения на ближайшее время, все закрутилось очень быстро. Для начала я поставил задачу Нетребко поискать выходы на нужных людей, необходимых в деле добычи оружия и боеприпасов. Да, дело не по профилю, но контрразведчик у меня человек опытный, поэтому кто, если не он? В принципе, Тарас Григорьевич, после объяснения раскладов, даже не особо удивился. Так, лишь щека немного задергалась. Тем более у него теперь Курков есть, который знаком с большинством наиболее злачных персонажей города. Поэтому пусть делают первые шаги, а дальше уже, совместными усилиями, раскрутим кого надо. Ну а для ускорения дела я на завтрашний день поручил вызвать представителей еврейской общины. Иосиф Маркович тоже наверняка сможет подсказать, за какие хвосты сподручнее ухватиться. Ну а потом мы опять сцепились со Сталиным со товарищи, которые хотели немедленно заняться установлением Советской власти в Одессе. В принципе, они для этого и прибыли, а сейчас жаждали действия. Я же выступал против, призывая не торопиться и подождать недели две-три. При этом на пальцах объясняя свою позицию: – Взять власть мы можем прямо сейчас. Точнее говоря, что там ее брать – она де-факто и так наша! Мне тот же Санников уже намекал, что с радостью передаст полномочия. Косил при этом под больного. Дескать, ему болезнь левого глаза не дает нормально заниматься выполнением своих обязанностей. Часто приходится принимать лауданум. А «под балдой» какая работа? Виссарионыч фыркнул: – Это просто отговорки. Он же нэ дурак и понымает, в какой ситуации оказался. Поэтому сычас толко и ждет момэнта, чтобы уехать к Дэникину. Или к Краснову. Я возразил: – Не… Краснова он терпеть не может. Так что, скорее всего, к Деникину. И наверное, сразу в Москву. – Утверждающе кивнув вскинувшемуся было собеседнику, продолжил: – А что? Пока мы тут разберемся, Деникин уже наверняка в столицу успеет передислоцироваться. Сталин снова ругнулся по-грузински, а я завершил: – Однако Александр Сергеевич нам сейчас нужен. Чтобы на первых порах не тыкаться, как слепым кутятам. Мы ведь с тобой такими большими городами никогда не управляли и всех нюансов не знаем. Так что для начала надо хотя бы посмотреть, как там все работает изнутри. А то шашкой махнем, «разрушив все до основания», а потом за неделю дерьмом зарастем. Грузин пренебрежительно прищурился: – Ти думаешь, что ми не разбэремся в работе коммунального хозяйства? Или считаешь, что голова города сам руководыт каждым золотаром или водовозом? – Не в этом дело. Просто предлагаю замещать администрацию постепенно. Дней десять-пятнадцать находясь рядом, просто смотреть, как все работает. Ну а потом самим постепенно начинать рулить. При этом не разгонять всех управленцев, а наиболее толковых оставить на своих местах. Собеседник пожал плечами: – Вообще-то ми так всэгда и дэлали… Толко вот не пойму – зачэм тянуть? Зачэм тры нэдэли ждать? Я почесал затылок, собираясь с мыслями: – Понимаешь… В Киеве сейчас идет смута. И она будет развиваться по нарастающей. Петлюра Скоропадского вот-вот сковырнет, а затем его «гарны хлопцы» начнут резвиться. Кроваво резвиться. И евреям тут не позавидуешь. Да и москалям солоно придется. А Одесса, как ни крути, город-то русско-еврейский… Насколько я успел узнать Сталина, он всегда отличался быстрой соображалкой. И теперь, слушая меня, собеседник задумчиво пощипывал ус, а потом перебил: – То ест сычас нас бэзусловно поддерживает бэднота и пролэториат города. А ти хочешь дождаться, когда сюда дойдут слухи о бесчинствах пэтлюровцев, и всо населэние станэт просит у нас защиты. Совэршэнно всо… Угу… угу… И чэм ужаснээ будут слухи, тэм скорее они начнут просто трэбоват, чтобы мы установыли Совэтскую власть. Хотя бы как гарантыю того, что их нэ бросят одын на одын с украинскими националыстами. Но пры этом ми сами нэ должны ранше времени пугат буржуазный элемент… – после чего упершись в меня взглядом, спросил: – Сам как думаэшь, когда это произойдет? – Я же сказал – недели через три. Максимум четыре. А за это время мы и «французов» распропагандируем, и на здешние настроения активно повлияем. То есть станем реально значимой силой. И хоть не люблю пафос, но скажу так – тогда вся губерния нам в руки упадет, как перезрелый плод. А от того, что центральной киевской власти просто уже не будет, то упадет без всяких захватов и при полном одобрении практически всех слоев населения. Главное, только самим не накосячить. Виссарионыч вопросительно поднял бровь: – В смысле? Я обозлился: – В прямом! Вон твой «товарищ Петр» уже успел вякнуть против того, что мы стали доплачивать Санникову и его команде. Да, доплачиваем! Зато со стороны администрации сейчас никаких препятствий нет. Навстречу идут во всем. Плюс они со своей стороны утихомиривают имеющиеся в городе горячие головы. И нам это вообще ничего не стоило, потому что царских денег у меня выше крыши. Тех самых «катенек», которыми вскоре только сортиры можно будет обклеивать! А этот радикал вдруг занозился! Впадлу ему, видишь ли, с «господами» дела иметь. Решил пойти порочным путем недостреленной Розы. Там, мля, петлюровцев уже больше трехсот тысяч по степям бегает, а он тут пальцы гнет. «Соглашателем» быть не желает. Так, Петя, я тебе прямо скажу – поломаешь игру, сам тебя шлепну. Без всяких трибуналов! Впечатленный цифрами Сталин моментально заткнул пытающегося что-то сказать Петра, удивленно переспросив: – Трыста тысяч?[33] Еще нэдэлю назад говорилы о ста восьмыдэсяти. У вас точные данные? Хм… интересно, чего он так удивляется? Немцам нужно было продовольствие. Поэтому, для облегчения задачи, они вернули земли помещикам и активно помогали выжимать из крестьян все соки. Включая порку шомполами, расстрелы и даже обстрелы восставших деревень орудиями. О самых разных реквизициях можно даже не говорить. И если в восточной, близкой к фронту части фрицы могли даже платить живыми деньгами за продукты, то в западной и центральной давали расписки типа – «Выдать русской свинье за купленную у нее свинью двадцать пять марок»[34]. А так как власть гетмана держалась на немецких штыках, то уход германцев и новое появление Петлюры (ратующего именно за деревенских) для крестьян было словно манна небесная. Вот и перли к нему сотнями да тысячами. Особенно с западной окраины. Поэтому я лишь кивнул: – Относительно. Мои бригадные разведчики, считай, до Киева дошли. Ну а «языки» давали именно такое количество петлюровцев. Также разведка выяснила, что им может противопоставить Украинская держава. В столице республики на военном учете состоит около двадцати тысяч офицеров. Только вот власти вооружить их все равно не сумели, так как на складах оказалось не более шести тысяч стволов. Виссарионыч удивился: – Обожды… эти данные тоже развэдка вияснила? Они что – самого Скоропадского захватылы? Или его гэнэрала? Пожав плечами, ответил: – На хрена такие сложности? Прапорщик – адъютант начальника складов и поручик – служащий в секретариате военного ведомства, тоже вполне владеют информацией. И сразу предупреждая вопрос – мои ребята их вовсе не захватывали, выпытывая все военные тайны. Просто в разведгруппах есть бывшие офицеры. Вот они надели заранее приготовленную старую форму, взяли документы и пошли в город. А поход в ресторан и новые знакомства с невоздержанными на язык персонами позволили получить необходимые сведения. После чего, опять обратив внимание на затихшего Петра (второй парень – Игорь Бахтурин, как я уже заметил, был гораздо более толковый и дурных идей не подавал), напомнил: – Поэтому, Петр, еще раз персонально для тебя говорю – думай, прежде чем что-то сказать или сделать. Против нас Петлюра может бросить тысяч тридцать. Этого вполне хватит, чтобы мы были по уши заняты делом. Но если еще и в тылу, из-за твоей прыти, начнутся какие-то антисоветские выступления, то я сильно огорчусь. Сталин, сурово окинув взглядом своих помощников, обнадежил, что присмотрит за ними, и разговор продолжился дальше. А еще через час, когда вроде все основное порешали, я заявил: – Ладно. Вы, товарищи, продолжайте, а у меня на носу еще одно крайне важное дело. После чего покинув грузина со товарищи, рванул заниматься этим самым делом. А точнее – женитьбой. Нет, ну а что? Ведь когда увидал выходящую из самолета Аленку, то сразу решил: тянуть нечего. По приезде к штабу первое, что сделал, еще на входе озадачил парней из своей охраны, чтобы они в темпе приобрели пару колец. Благо что обручалки в этих временах идут без всяких выпендронов и совершенно стандартные. Вот кто видел, как выглядит «кольцо всевластия» из известной саги, тот меня поймет. Знакомый падре у меня тоже был. Ну как знакомый… В общем, в его церкви меня на прошлой неделе освящали. Ага – словно новенький «Бугатти Вейрон» из моего времени. Я ведь помнил, что обещал тем богобоязненным офицерикам и суеверным казачкам Буденного. Вот и озадачил их самим найти храм и подходящего попа для проведения ритуала. До этого как-то или времени не было, или деревенские церквушки им казались недостаточно авторитетными для столь ответственного мероприятия. В Одессе же всего хватало, поэтому через несколько дней после нашего прибытия к Семену заявилась делегация, объявившая о месте таинства. Тот согласовал время со мной, после чего, при большом скоплении бойцов, я делом доказал, что к нечистой силе отношения не имею. Промочили, правда, весь китель, зато вопросы потусторонней мистики были сняты раз и навсегда. Ну и Берг блеснул. Несколько неожиданно, хотя я всегда подозревал, что в его не особо тихом омуте водятся совершенно непуганые черти. Просто поняв, что никого из священников «отцами» я называть не собираюсь, а слово «падре» не понравилась уже самим служителям, настоятель представился как Митрофан Афанасьевич. И потом вроде все проистекало нормально. Но уже после проведения обряда, когда мы вышли во двор, его помощник напоследок все-таки пытался гнуть пальцы и что-то нам проповедовать. Я вежливо слушал с постной физиономией, а вот Женька, услышав про «прощение врагов своих», отрезал: – Бог простит. А наша задача сделать так, чтобы их встреча состоялась как можно скорее! Стоящий рядом Буденный, глядя на начальника охраны, восторженно матюгнулся, а я лишь удивленно протянул: – Ну ты могёшь… Такое, блин, в мраморе надо высекать… После чего проповедь как-то быстро свернулась, служка исчез, а мы, по-хорошему распрощавшись с Митрофаном Афанасьевичем, удалились. И так как тамошний главпоп общей душевностью, пониманием ситуации и умением идти на компромиссы мне понравился, то вопроса, в какой церкви венчаться, не возникало. Нет, конечно, можно было бы обойтись простым мандатом от Советской власти, в котором было бы сказано, что мы муж и жена. Но Елена Михайловна у меня барышня старой закалки, да и мандат (который, разумеется, тоже будет) в ее глазах выглядел бы несколько несерьезно. Поэтому станем делать так, как советовал Вицин в старом фильме – «чтобы все было чинно-благородно. По-старому». Руководствуясь этим, я подхватил несколько ошалевшую от внезапных жизненных перемен Ласточкину, и мы рванули сначала в церковь (договариваться на завтра), а потом к портному. С Митрофаном Афанасьевичем все решили за пять минут. А вот мастер-швей, узнав, что платье должно быть готово уже к утру, пару раз демонстративно пытался упасть в обморок. Но при виде моей серьезной фигуры и не менее серьезных морд ребят охраны, мужественно взяв себя в руки, принялся за работу. В итоге, как я и подозревал, спать нам пришлось тут же в мастерской, но к утру наряд был (как выразился осунувшийся после бессонной ночи мастер) «построен». Он, правда, при этом причитал, что это позор на его благородные пейсы, ведь за одну ночь что-то более-менее приличное сделать никто не в состоянии. А на «прылэстной барышне» сейчас надет даже не полуфабрикат, а заготовка для этого полуфабриката. Что, дескать, отныне он не сможет жить нормальной жизнью, так как его до смерти замучает совесть. Но моя устная благодарность вкупе с хорошей суммой несколько примирила стенающего Семена Израилевича с действительностью. Ну а часа через два состоялся сам процесс. К слову сказать, довольно долгий (хотя и попросил по возможности провести сокращенную версию). Корону надо мной держал Семен. Над Ласточкиной – Надя, жена Сталина. Сам Виссарионыч, стоя в первых рядах начсостава бригады, внимательно наблюдал за происходящим. К слову сказать, грузин даже не мявкнул против такого способа бракосочетания. Или помнил, что сам так же венчался, или инстинкт самосохранения сработал. Я вообще подозреваю, что барышни (моя и его) его бы просто загрызли, вздумай он хоть взглядом выразить неудовольствие. Поэтому усач, если и были у него какие-то левые мысли, предпочел держать их при себе, благодушно улыбаясь окружающему миру. Потом пошли, точнее поехали, за столы. Посчитав, что гульба в ресторане дело хорошее, но и от коллектива отрываться тоже нельзя, отмечали прямо в актовом зале расположения. Тыловики расстарались, и поэтому туда поместился весь старший и средний комсостав, включая даже представителей казачьего и матросского комитетов. А для остального личного состава бригады был просто дан праздничный обед прямо по месту обычного кормления. Правда, мы несколько схитрили, и у командиров спиртного за столами тоже практически не было. Лапин, объясняя сей пердимонокль, даже целую речь толкнул – мол, не время ханку жрать, пока враги не дремлют. Разумеется, сказал он гораздо красивее, но общий смысл от этого не менялся. Да и всем было понятно, что вечером бойцы обязательно примут на грудь (ну так повод же!), зато сейчас все было в рамках приличий военного времени. Так что за столами просидели часа полтора, а потом крас комы разбежались по местам. Ну а я, показывая близость к народу, поехал по дальним частям бригады, демонстрировать жену и принимать поздравления. Правда, везде проскочить не получилось, так как обратил внимание, что свежеиспеченная супруга тихо уснула во время очередной поездки. Ну дык – переволновалась девчонка, да еще и всю ночь не спала, изображая из себя манекен. В общем, невзирая на ее слабые возражения, отвез Лену отдыхать, а сам опять окунулся в дела. Кузьма, увидавший меня на рабочем месте, лишь головой покачал: – Странный ты. Вот надо было тебе всё, как на скачках, делать? Люди ворчат. Они ведь и настроиться не успели. Подарки не приготовили… А объявил бы о венчании заранее, и на следующей неделе все погуляли бы от души… Я вздохнул: – На следующей неделе еще два парохода прибывают. И неизвестно, чего Петлюра учудит. Поэтому и решил – или сейчас, или в непонятно каком отдаленном будущем. А Аленка, приехав сюда, сильно рассчитывала на «сейчас». И кто я такой, чтобы с женщиной спорить в столь важном для нее вопросе?