— Неа! — выскочил из небытия радостный Прошка — Хозяин, ты только нас пошли к ней, ладно? Мавку не надо! Кстати — мавка может не утерпеть, и высосать из них жизнь до конца! Так что не рискуй. Тебе же деньги надо получить, а не смертью ихней насладиться! Ты же у нас человеколюбивый! — Нечего иронизировать! — сурово заявил я — Да, я люблю людей! Или скорее — я их не собираюсь ненавидеть! Так что без всякого такого глумления. — Ничего… через сотню-полторы лет ты людей на дух не будешь переносить — ухмыльнулся Минька — все колдуны вначале такие, почти люди. А потом уже вроде как и не люди делаются. Кстати, а классно ты девке свинью подложил. Представляешь что будет, когда она захочет обложить кого-нибудь матом? — Стоп! — обеспокоился я — а откуда ты знаешь, что я сделал?! — Хозяин… — укоризненно бросил Прошка — Ну не смеши! Мы же с тобой связаны. Что ты чувствуешь, то и мы чувствуем и знаем. Мы же часть тебя, хочешь ты того, или нет. Мы твои руки, ноги, и все вместе взятое. Хочешь, чтобы мы ничего не знали, чтобы не слышали — просто отпусти нас, да и всех делов-то! А то ведь представляешь — вот ты захочешь лечь в постель с женщиной… а мы все слышим, все чувствуем, все знаем! Считай — рядом со свечкой стоим. Тебе оно надо? Ты лучше отпусти нас! Это же так легко — скажи: «Вы мне больше не нужны!» и представь наши физиономии. Ну и силы добавь в посыл — это уж само собой, надо же как-то разорвать связывающие нас нити. И мы полетим, куда хотим, свободные, как птички! — А куда вы полетите? — заинтересовался я — вот на самом деле, куда? Что будете делать? — В наш мир, конечно! *волна неуверенности* Будем жить, как жили раньше! Летать по миру, и ничего не делать! — А сейчас что, вы не летаете? Или шибко заработались? — Ты как наш прежний хозяин говоришь! — Прошка презрительно фыркнул — Вечно нудил о том, что нам будет в своем мире скучно, что только здесь мы развлекаемся как хотим. И что у себя мы от тоски сдохнем уже через месяц. Вранье! Мы свободы хотим! И все будет в порядке! Мне тут же почему-то вспомнился «Золотой теленок», и его персонаж — Корейко. Тот в юности, еще будучи гимназистом, мечтал о том, что найдет толстый бумажник. Вот идет Корейко, и вдруг видит — у канализационной решетки лежит бумажник. Пухлый такой… И после этого все будет хорошо! Он не знал, что именно будет хорошо, но… хорошо! Мда… Нет, не отпущу я их. Я конечно стремлюсь быть святым человеком, но не мучеником — как сказал один известный персонаж. Мне удобно, чтобы у меня были помощники — которые и прислужат, и поделятся информацией. Да и просто веселее. Знаешь, что всегда можешь с ними поговорить, и тогда на душе становится как-то спокойней. Возможно что в будущем я и смогу от них отказаться, но пока… пока что пусть побудут со мной. — Ну что, хозяин, дичь-то будем загонять? Или на завтра отложим? — радостно спросил Прошка, пустив волну предвкушения и радости — хотелось бы сегодня! Я не ответил. Честно сказать, я сегодня уже так устал, и все, что мне сейчас хотелось — это упасть на кровать и забыться как минимум часа на два. Впрочем, а почему бы и не совместить? Отдохнуть пару часиков, а потом и заниматься охотой на злодеев! Но прежде — поужинать. Итак, задача такова: нужно послать бесов (раз они просили) найти и пригнать ко мне определенного человека. Как это сделать? Как сказали бесы, нужно приготовить специальное снадобье, типа «поисковое». Они «попробуют» на вкус этого человека и каким-то образом его найдут. Каким — не знаю. Но найдут. Для этого лучше всего служит кровь человека, но если нет крови — его волос, ногти, кусочек кожи, ну и так далее. Крови у меня нет, но есть волос. Теперь нужно приготовить снадобье — бесы не могут грызть этот волос, чтобы «распробовать» человека, им нужно снадобье, в котором растворен генетический код определенного субъекта. По крайней мере я так это понял. Сами бесы объясняли это другими словами, но я понял именно так — сущность, в просторечии именуемая «бесом» впитывает генетический код разыскиваемого субъекта и затем ищет его в пространстве. Находит, начинает воздействовать на сознание и организм реципиента — внедряется в сон, обрабатывает ауру с целью влияния на внутренние органы, например — вызывая мучительную боль. А параллельно «рассказывает» субъекту, что именно он должен сделать, чтобы мучения побыстрее прекратились. Снадобье это называется «поисковым». Рецепт снадобья я нашел в колдовской книге — он оказался не очень сложным, но и не простым. Кроме волоса или крови, в нем должны присутствовать: одна доля дистиллированной воды (50 грамм), половина доли спирта этилового (25 грамм), 10 грамм соды (аптекарские весы имеются), 10 грамм соли, семечко разрыв-травы (имеется в наличии), семена укропа — 5 грамм, косточка летучей мыши — лучше из крыла. 10 грамм толченого кварца, 10 грамм серебра. Все! Потом все это складывается в лабораторную чашку, перемешивается, и на огонь спиртовки. Волос или кровь закладывать только после того, как снадобье уже готово, но еще кипит на огне. Кипятить с волосом ровно столько времени, сколько хватит чтобы размеренно произнести: «Аль кабира джавр амага гатар бун сатанара!» Не знаю, что бы значили эти слова, но подозреваю, что таковое заклинание пришло откуда-то с востока. Уж больно слова похожи на арабский язык. А последнее слово меня вообще немало смутило — неужели обращение к сатане? Брр… не хотелось бы мне иметь дело с этим… хмм… персонажем! Пусть я и занимаюсь иногда черным колдовством, но все-таки отнюдь не сатанист. Поиск ингредиентов не занял много времени — и вот что бы я делал без моих помощников? Они быстренько указали на искомые ящички, где хранились нужные ингредиенты, я отмерил заданные объемы и веса, и вот фарфоровая чашка уже стоит на огне. Заклинание переписал на бумажку — ну чтобы не тащить с собой здоровенную колдовскую книгу. Во-первых, слишком тяжелая, чтобы с ней таскаться, во-вторых, и самое главное — слишком ценна, чтобы класть ее на лабораторный стол рядом с горючими и пачкающими веществами. Не дай бог сгорит, либо залью чем-нибудь таким, что может ее испортить! Этой книге не то что цены нет — она… даже не знаю, с чем ее сравнить. Наверное — с библиотекой Ивана Грозного. Или Александрийской библиотекой. Впрочем — не уверен, что обе эти библиотеки были бы настолько же ценны, как одна эта невидная, видавшая виды книга-«гроссбух». Я бы ее не отдал ни за какие деньги. Деньги — пыль. А здесь мудрость поколений колдунов, и эта книга может буквально озолотить ее владельца. Сегодня я это понял наверняка. То, как легко Анастасия Павловна согласилась заплатить мне огромные (на мой взгляд) деньги, показывало — как можно сколотить очень даже недурной капитал. Ну да, все богатые жадны, да, они будут любым способом пытаться уйти от оплаты моего труда. Но я-то на что? Я совсем даже не дурак, и приму для защиты своей личности и своего бизнеса все возможные меры. Да, эти люди могут попробовать меня убрать насовсем — застрелить, или наслать на меня какую-нибудь бандитскую шпану, но… во-первых, опять же, я постараюсь, чтобы меня не так просто можно было бы убрать физически. Во-вторых, и это самое главное — богатые люди в большей своей массе совсем даже не дураки. И надо быть идиотом, чтобы уничтожать человека, который реально может сделать то, чего не может делать больше никто в этом мире. По крайней мере они так думают — что никто. Других-то колдунов эти люди не знают! Наверное… В общем — я бы на их месте все-таки расплатился по счетам, а потом по мере необходимости использовал бы наше высокоценное знакомство. Ну что такое триста тысяч долларов для какого-нибудь миллиардера? Тьфу одно! Карманные деньги! Это для меня сумма запредельная, и то, по здравому размышлению… не такая уж и большая сумма. Восемнадцать с небольшим миллионов рублей? Это дом недостроенный купить где-нибудь в дальнем Подмосковье. Приличный дом в том же поселке Мосрентген стоит от миллиона долларов. Вот если бы я запросил миллионы… долларов, конечно, тогда… хмм… в принципе и тогда все зависит от того, какой попадется клиент. Если умный — он заплатит в расчете на перспективу. Если жадный идиот — так он всегда идиот, ему и пятьсот тысяч рублей отдать будет жалко. Но здесь уже надо смотреть по человеку — и в помощь мне интуиция, и как ни странно — жизненный опыт. Я уже не мальчик, могу более-менее определить, что за человек находится передо мной. Не со стопроцентной вероятностью, но все-таки могу. Работа такая — с людьми. Участковый — и психолог, и физиогномист. Приходится соображать на этот счет, ничего поделаешь. Приготовление снадобья заняло у меня около часа. В конце концов получилась голубоватая прозрачная жидкость со слабым запахом спирта, не зная, подумаешь, что это какой-то кухонный стеклоочиститель или жидкость для омывания лобового стекла. Общий объем около ста пятидесяти миллилитров, может немного поменьше. Я разлил снадобье по двум колбочкам, поставил емкости на стол и приказал: — Ну что, помощнички, подходите! Пора бухать, и на охоту! Никаких спецэффектов и никаких странных манипуляций со стороны бесов. Приземлились на стол, взяли в руки по колбе, и без всяких там затей влили снадобье в рот. Прошка при этом покосился на меня, крякнул, передернул плечами и довольно ухмыльнувшись, сказал: — Хорошо пошла! Еще бы и закусочки! — Ага! Печеночки бы пожевать! Хе хе! — хихикнул Минька и добавил — Вот щас и пожуем! Костяна Брагина печеночки! — Не увлекайтесь! — всполошился я, глядя на двух «гномов», сидящих на краю стола и беспечно болтающих ногами — Мне надо чтобы этот гад как можно быстрее ко мне пришел! И кстати — вы не показали, где находится зиндан старого колдуна. — Охрим покажет — отмахнулся Прошка — Охрим, хватит телевизор смотреть! Сюда иди! — На самом интересном месте оторвали! — в дверях появилась сердитая физиономия Охрима — там одна баба красивая расследует преступления! И никто не может раскрыть — а она сразу так подумает, и рраз! Раскрыла! Очень приятная женшчина, вот бы такую хозяину! — Ага… — Минька гаденько хихикнул — Чтобы в самый интересный момент ты вылез из-под печки напугал бабенку! И придется потом хозяину лекарку звать, чтобы расцепила их! Гыыы! Гыыы! Оба беса глумливо-мерзко заржали, я поморщился и цыкнул на них: — Цыц! Молчать, извращенцы! Летите — дела делайте! Хватит тут рассиживаться! Болтуны… — А мы чо… мы ничо! Снадобье прижиться должно. Щас настроимся, да и полетим. Так что не кипешись, начальничек! Эх, сижу на нарах как король на именинах… — затянул Прошка, и я снова поморщился: — Да где вы этой дряни наслушались?! Терпеть не могу блатняков, меня с них аж корежит! — Хозяин, так твой предшественник постоянно такую музыку слушал. Разве тебе она не нравится? Странно… Да и жизненные песни! Про каторжников! А у вас тут в этом мире от тюрьмы да сумы не зарекайся. Ну, все… прижилось. Знаю, где этот придурок прячется. Полетели, Миня! Ох, и позабавимся! Кстати, хозяин, ты скоро почувствуешь… Что именно должен почувствовать — спросить я не успел. Оба беса исчезли со стола одновременно, будто их и не было никогда. Вот сейчас сидели, хихикали, и… оп! Никого уже на том месте и нет. Как они перемещаются в пространстве, какие физические законы это описывают — загадка загадок, искорее всего — неразрешимая. Есть у меня подозрение, что никакие известные науке законы этого все равно объяснить и не смогут. Впрочем — как и большинство явлений нашего мира. Нет, я не мистик, не борец с официальной наукой, просто человечество на самом деле так мало знает, что основывать свои выводы о сути явлений по шатким и часто противоречивым теориям так называемых ученых — было бы просто глупо. Тем более тогда, когда ты сам фактически уже стал настоящим адептом этой самой отрицаемой всеми научными инстанциями «лженауки», адептом мракобесия и рассадником суеверий. — Пойдем, покажешь ваш зиндан — приказал я Охриму, и пошел на выход из лаборатории. Да, самая что ни на есть настоящая тюремная камера на два человека. Сложена из дикого камня, скрепленного между собой известковым раствором. Глубина — метра четыре, не меньше. На полу ничего — кроме охапки давно уже сопревшей соломы. Ни тебе тюфяков, ни каких-либо нар. Суровое обиталище! Строилось наверное под видом погреба, но как погреб оно точно никогда не использовалось — ни тебе клетей для картошки, ни следов от обычных для погреба полок, на которые ставят банки с солениями. Вот точно эту яму — самый настоящий зиндан — изначально готовили для содержания пленников. И сколько их здесь перебывало — знает только старый колдун. Честно сказать, меня даже передернуло, на душе стало неприятно. Одно дело, когда ты строишь планы поимки и заключения злодеев, и другое — когда видишь, как и что будет происходить. Как люди сидят в яме, и ты на них плюешь. Фигурально выражаясь, конечно! Неприятно чувствовать себя палачом… Крышка тяжелая, запирается на засов, засов можно запереть на замок. Яма укрыта в самом углу хлева — если не знаешь, то и не догадаешься — что эти поленья можно отгрести в сторону, доски сдвинуть и тогда уже обнаружится крышка люка. Чтобы спуститься — длинная узкая лестница из потемневшего от времени дерева — дуба, наверное, уж больно тяжелая для обычной ели, и корявая. На стене, подвешенные на крюке — два пятнадцатилитровых ведра — ржавые, без оцинковки, старые, таких не делают наверное уже лет сто. Вероятно, что эти два ведра и служили узникам парашей. Мда… похоже что у колдуна все было технично. Поставил на поток поставку злодеев для экспериментов. Впрочем — бесы об этом уже достаточно рассказали. И вот опять — это правильно, или нет? То, что делал колдун? Ведь вроде бы он не простых, не хороших людей обижал — только злодеев. Но имел ли на это моральное право? Можно ли было ТАК поступать? Ох уж это интеллигентское, типично русское самокопание! Ну что мне спокойно не сидится? Почему обязательно нужно начинать препарировать свою душу — резать по живому, стонать, обливаться кровью, и снова резать? Что за чертов славянский мазохизм? Живут же люди на востоке — никаких сомнений! Аллах сказал — все, истина! Этот — враг, этот — друг! Этому башку долой, с этим — братья. И все! А мы как возьмемся рассуждать… и загоняем себя в моральную петлю. Вот нахрена, спрашивается? Нет, надо это прекращать! Делай что должен, и будь что будет! Моя работа — искоренять злодеев. Я буду их искоренять. А какими методами, зло это, или добро — пусть рассудит кто-нибудь другой. Поумнее и посвятее, чем я. Аминь. Ну что же, теперь займемся последним на сегодня делом. Последним, и самым неприятным. Обулся, оделся — пришлось надеть китель, на улице захолодало. Конец мая, почти июнь — а ночью выше десяти градусов тепла не подымается. Да и ветерок еще — как из под защиты дома выйдешь. Пробирает! Время уже два часа ночи. Вроде и недолго провозился с заезжими гостями, но… время все-таки прошло. Потом отдохнул. Потом снадобье готовил. Ну и разговоры разговаривал с моей «прислугой». Вот так до глубокой ночи и дотянул — как мне это и было нужно. Деревни спят. На дойку женщины встанут не раньше четырех часов утра, так что два часа у меня есть, а больше-то времени мне и не нужно — успею. Машина завелась с пол-оборота, спасибо слесарю, который ее отлаживал. Фары светят ярко — придется выключить их, когда заеду в деревню. И не только фары — вообще все освещение. Ехать до места не так уж далеко, и бОльшая часть дороги в отличном состоянии — долечу, как на крыльях! Так и вышло. В деревню въехал через двадцать минут, хотя скорость по дороге держал не очень-то и большую (во избежание, мне только в аварию попасть сейчас не хватало). Дом ублюдка Куракина темен, как и все дома по соседству. Ехал я накатом, не газовал, так что звук глушителя не очень громкий, по улице далеко не разойдется. И это просто отлично — никто не заметит. Машину остановил метрах в двадцати от дома Куракина — ну так, на всякий случай. Дойду пешком, не переломлюсь, и гада если надо будет на себе оттащу — зря что ли спортом занимался, вот и применение тренированному телу! Дом не заперт, и снова в нос ударила смесь запахов нечистот, сивухи и тлена. Ей-ей, если пошарить в доме — как бы не нашелся где-нибудь под половицей закопанный там человеческий труп. С этого ублюдка станется! Впрочем, мне это сейчас уже не интересно. Если он кого-то еще порешил — ответит за всех сразу. Дважды не умирают. Хотя скорее умереть-то ему и не дадут… пожалеет, что я его не убил сразу. — Кто?! — рявкнул голос из темноты, и в плечо мне ударилось что-то тяжелое. Левая рука сразу онемела, обвисла плетью. Я задохнулся от резкой, дергающей боли, схватился за больное место, и тут по глазам хлестнул яркий, даже болезненный свет. От неожиданности я дернулся, шагнул назад, это меня и спасло. Топор только чиркнул по груди, вспарывая китель, и с силой ударился в половицу, расщепив ее пополам, погрузившись почти до самого обуха и завязнул в твердой древесине — что и дало мне время, чтобы очухаться. Валерка Куракин был почти трезв — вонючий, потный, в сиреневой растянутой майке и выцветших «семейниках», на которые нависал толстый, увесистый пивной живот. Валерка был очень зол, и по нему не было видно, чтобы мое проклятие подействовало на него как-то особенно радикально. Может он сейчас и подгнивает изнутри, может ему сейчас и выворачивает кишки, вот только на его способность нести миру хаос и разрушение мое проклятие никак еще не повлияло. Наоборот — раздраженный плохим самочувствием, он очень активен и абсолютно готов к дальнейшим боевым действиям. А вот я не очень активен. И не готов вообще ни к чему. Рукав намок от крови, она толчками выбивается из раны, течет по руке, капает на пол, и если такими темпами будет течь и дальше… через не такое уж и долгое время я могу сгинуть от банальной потери крови. Впрочем — этот бугай явно хочет увеличить поток моей крови, и есть у меня подозрение, что желает он закончить начатое закономерным результатом как можно скорее. Проще говоря — прибить меня на месте и закопать под половицей. Так что смерть от потери кроме точно мне не грозит. Боров взревел, вырвал наконец-то топор из пола и занес его над головой как заправский, умелый лесоруб. И только тогда я вышел из шока. Любой придет в себя увидев, как над его головой шкафообразный ублюдок заносит топор! — Замри! Боров замер, и только глаза его вращались в орбитах как бешеные, будто жили своей жизнью под нависшими черепными дугами неандертальца. Да, рожа еще та… и живет же такой урод! Про таких только и скажешь: «С печатью вырождения на лице». Вот такие твари и насиловали девчонок, а потом прикалывали их вилами. Не удивлюсь, если это были прямые его родичи — дед, или прадед.