Почему я не строил свою судьбу, окучивая какую-нибудь из свободных, незамужних девиц? Почему обязательно замужнюю, да еще и жену своего командира? Да когда же любовь спрашивала, кого надо любить?! Вот влюбился я в эту проклятую ведьму, да и все тут! Приворожила, чертовка! Кстати — мне и вправду говорили, что Танька меня каким-то образом приворожила. Мол, она рыжая, да и в родне у нее ведьмы были, так что ничего удивительного нет. Только я в эту мистическую чушь не верю. Во всех этих экстрасенсов, колдунов-аферистов. Я бы их сходу сажал, мерзавцев! Деньги сосут с народа, и ни черта никому не помогают! Мошенники проклятые! Но хватит об этой чуши. Моя жизнь не предполагает ни малейшей мистической составляющей. Я не какой-то там малограмотный идиот, бегающий к бабкам-знахаркам и колдунам-лекарям! Для лечения есть нормальные больницы с нормальными врачами, а всему остальному место в книжках жанра фэнтези. И только так. Уазик загнал во двор, благо что двор был большущим, видать когда-то сюда въезжали лошадиные упряжки, и может быть даже не одна. Что там какой-то уазик, сразу потерявшийся в углу возле бани? Кстати, посмотрел и баню. Удивился. На удивление добротное сооружение — крепкая, явно не так давно подновленная печь с вмазанным в нее огромным котлом, свежие, не успевшие потемнеть лавки, поленница дров рядом, у входа в пребанник — все, как полагается! Очень даже приличное сооружение. Похоже, что его реанимировал мой предшественник, вероятно любивший попариться в такой вот русской бане. Я не особо истовый любитель всевозможных бань, но почему бы и не попариться? Тем более, что мыться-то где-то надо, не только из летнего душа за заднем дворе! Да, был и летний душ, и тоже устроен скорее всего моим предшественником. Сделано хорошо, надежно, здоровенный бак на крыше, выкрашенный черной краской — по уму сделано, как надо. И все-таки странно — чего не хватало этому мужику? Какого черта он отсюда уехал? Все наладил, отремонтировал, построил, и… в бега! Впрочем мне ли это говорить? Я-то какого черта ударился в бега, уволившись со службы? У всех свои обстоятельства… Но да ладно. Первым делом — пойду знакомиться с главой администрации, как там бишь его звать? Эмм… записано… Танюшкин Семен Васильевич. Тьфу! Это надо же такую фамилию заполучить! Нет, бывают фамилии и гораздо хуже — я в сети такие фамилии видел, их даже выговаривать стремно — получается матерно. Но Танюшкин?! Ох как не нравится мне такая фамилия! Напоминающая о том, чего хотелось бы забыть. Влез в самую что ни на есть глухомань, и на тебе — глава администрации с фамилией Танюшкин! Бросил на сиденье уазика кожаную папку, без которой немыслим ни один участковый (для солидности, чего уж там), выехал со двора и отправился искать главу администрации — надо же знакомиться? С фермером сведу знакомство потом, когда настроение появится. Честно сказать, настроения для этого не было никакого. Вот недолюбливаю я новую крестьянскую аристократию, ранее метко именуемую «кулаками», и ничего с собой не могу поделать. Мама была ярой коммунисткой, вот и во мне зреют гроздья гнева: «Взять все, и поделить!». Шучу, конечно… но и правда этих «новых кулаков» недолюбливаю. Генетическая память? Мама была не из богатеев, это точно. Про свою родню ничего не знала — детдомовская. Вроде как откуда-то из деревенских была ее мать и моя бабка. Куда делась, что с ней сталось — мама мне не рассказала. Потому что сама не знала. Почему не знала? Это вопрос к ней. Только теперь уже и не спросишь… Тихо в деревне (когда заглушишь движок!). Только где-то далеко лает собака, да каркает ворона, пристроившаяся поклевать свежего лошадиного дерьма. Видать недавно кто-то проехал на телеге с лошадью — след отпечатался на влажной глине дороги возле извечной грязной лужи. Кстати сказать — лошадь в таких местах уступает первенство только трактору-воровайке с кузовом впереди кабины, а может и превосходит по значимости. Трактор-то нужно кормить соляркой, солярку купить или украсть, а вот лошадка вполне себе обходится подножным бесплатным кормом. Да и проходимость у нее не хуже трактора. Кстати сказать, а я бы на лошади поездил. Нет, не на телеге, конечно — верхом! Так и представляю себя в полицейской форме верхом на горячем жеребце! Сапоги начищены, сверкают под солнцем, как и мой вороной жеребец, а на боку у меня… сабля! Почему сабля? Сам не знаю. Но сабля! Казацкая такая, настоящая! Как можно на коне, в форме и без сабли? Это непорядок! Я тихо хихикнул, толкнул дверцу уазика и вышел перед магазином, на вывеске которого красовалась надпись «Маркет». Снова усмехнулся — маркет, видишь ли! Футы-нуты! Чего не «Супермаркет»?! В магазинчике было прохладно и пахло подгнившими яблоками. А еще — свежим хлебом, который привозили сюда из райцентра (когда дороги не заметало). За прилавком женщина лет пятидесяти — ничем не примечательная, женщина как женщина, таких в селах центральной России каждая вторая. Увидела меня — запнулась, говоря с покупательницей, но потом снова углубилась в работу: укладывала в сумки хлеб, сахар, конфеты и все то, что хотела получить покупательница — пожилая женщина, можно сказать старушка неопределенного возраста. Тоже не особо чем примечательная — ну старушка, и старушка, в платочке и вязаной кофте по погоде. — Здравствуйте! — жизнерадостно поприветствовал я аборигенов — Я ваш новый участковый! Василий Михайлович Каганов, старший лейтенант полиции! Прошу любить и жаловать! — Здравствуйте! — ответила продавщица, а старушка совсем ничего не ответила. Отвернулась от прилавка, посмотрела мне в глаза и вдруг негромко так, но вполне разборчиво пробормотала: — Сын третьей незаконнорожденной в роду. Незаконнорожденный. И тут же, требовательно и жестко: — Родился с зубами? Мамкину сиську небось до крови кусал? — Эээ… мм… — информативно промычал я, не найдясь — что сказать (Кстати, точно — мама говорила что я с зубами родился — резцами. И хлопот ей от них было предостаточно). — Точно, с зубами! — торжественно заклеймила старуха — Тогда может и удержишься. Хотя… не сможешь, духа у тебя мало. Силы мало! А без силы… но да что тебе говорить — теленок ты, и больше никто. Жаль тебя… мордочка вон какая… смазливенькая! Погибель бабская. Смерть девичья. Но на тебе — крест безбрачия. Только и можешь, что чужих баб портить, а настоящая, хорошая девка за тебя не пойдет. На роду тебе написано — с чужими бабами кувыркаться и через то беду себе наживать! Ладно, сейчас ты ничего не понимаешь, но это даже и лучше. Участковый… Василий Каганов! Видали мы участковых… Смотри Васька, против света пойдешь — плохо будет! Совсем плохо! И не трогал бы ты его… не разворачивай, не смотри! Наживешь проблем, ох, наживешь! Хотя… что я говорю — все равно ничего не изменишь. Так уж суждено. Что суждено, то и сбудется. Бабка собрала сумки с продуктами и не оглядываясь вышла из дверей магазина. А я остался стоять — ошеломленный и будто оплеванный. — Что это такое было-то? — неуверенно спросил я у продавщицы, застывшей за прилавком, и та недоверчиво помотала головой: — Баба Нюра. Знахарка наша. — Знахарка?! Это типа экстрасенса, что ли? — хмыкнул я, и криво усмехнулся — не верю я этим экстрасенсам! Аферисты чертовы! — И не чертовы — поджала губы продавщица — Баба Нюра с чертом-то никогда не ведалась. Светлая она. И провидит, и лечит. До района-то двадцать верст, не наездишься! А она и порошков даст, и травкой попотчует — получше всякого врача! И от запоя лечит! — Ну, если от запоя, тогда да… — ухмыльнулся я. — А что вы смеетесь? — немного обиделась продавщица — Для наших очень даже актуально! Мужики спиваются! Делать-то нечего, зимой особенно — вот и спиваются. Если бы не баба Нюра… — Как это нечего? А работа по хозяйству? А заготовки всякие? Неужто в деревне и делать нечего? — А вот так и нечего — вздохнула продавщица — Да и хозяйств особых-то и нет. Свиней щас уже перестали держать — невыгодно. Коровенки, да, это есть. Молоко-то надо? Масло опять же… Заготовки? Да… грибы, ягоды… картошка опять же. Но то летом-осенью! А зимой что делать? Бухать только, да телевизер смотреть! А в телевизере чего смотреть? Ерунду всякую кажут! Скукота! Вот и бухают по-черному! И запои бывают. Хотя и летом запои бывают, чо уж там… И вот баба Нюра спасает. Пошепчет, порошочков даст, мужик и завязал бухать. А вы говорите — аферистка! Какая же она аферистка, побойтесь бога! Мы помолчали. Я не хотел противоречить новому своему «контакту», чтобы не рассердить и не прервать тонкую нить общения, хотя и остался при своем мнении — ишь, развели тут мракобесие! Женщина же о чем-то задумалась, о своем видать, наболевшем, потому что лицо ее сразу постарело и возле губ пролегли горестные складки. — А как вы тут с фермером вашим живете? Не обижает? Как с ним дела? — Фермер-то? — очнулась женщина, и невольно оглянулась на дверь — Игорь Владимирович-то? Да чего с ним… ничего с ним. Дела — это у него, а у нас делишки. Этот магазин — его. И промтоварный рядом — тоже его. И еще по селам — тоже его магазины. Тут все его. Какие с ним дела? Работаем мы на него, и не жалуемся. А чего жаловаться? Деньги платит. Невеликие деньги, так больше-то тут работать и негде. Зато вовремя отдает. Вот так вот… А вы в колдунском доме живете, да? — В каком?! Каком доме?! — у меня едва челюсть не отвисла. — В колдунском! — кивнула женщина — А что, вам не сказали? Домина-то ваш с прошлым! Он пустой стоял почитай лет… ой, и не знаю сколько! Сорок? Пятьдесят? Я еще девчонкой совсем была, а он пустой стоял. А потом его администрация взяла на учет как пустующий, хотели продать, а никто не покупает. Кому нужен колдунский дом? И его сдали под пикет, под участкового. Говорили же главе — не к добру это! Не будет толку с такого дела! Так не послушал. Пристройку сделали под пикет, все такое. Скважину пробурили, ну чтобы вода-то была, а то только в колодец надо было ходить, обустроили все. Самохин тоже помог, Владимирыч — выделил денег спонсорских, помог. Когда есть свой милиционер, так чего ж плохого? Мало ли что случись… на днях вот Варьки Катиной муженек забуянил — так она от него по всей деревне бегала! Обещал ей глаз подбить, чтобы не смотрела куда не надо. А куда ей смотреть? На то, как он свой пузырь допивает, что ли? — Догнал? — хмуро поинтересовался я. — Кого? А! — поняла продавщица, имени которой я так и не спросил — Варьку-то? Неа. Она как припустилась, и прям к Самохину! И давай рыдать! Тот вышел, поговорил с Валеркой-то, тот и утихомирился. Владимирыч умеет с народом говорить! — Так почему дом-то колдовской? — перевел я разговор на нужные рельсы — с чего вдруг? — Бредни это все бабские! — раздался со спины густой мужской баритон, и я чуть было не вздрогнул — Придумали, что жил в этом доме еще до войны один дедок. Промышлял знахарством и все такое. А потом помер вроде как. Ну и всех делов! Здесь любят этой чушью мозги забивать — места-то глухие, народ дурковатый. Давай знакомиться? Насколько понимаю, ты Василий Каганов, новый участковый. Ваш начальник полиции звонил мне, говорил. Он приезжает иногда ко мне — на охоту, или рыбки половить. — А вы Самохин Игорь Владимирович? — А как догадался? — усмехнулся Самохин, выглядевший как некая копия былинного богатыря — седая борода лопатой, широкие плечи, здоровенные, перевитые синими венами кисти рук. Небось подкову ломает! — подумалось мне, и потому пожимал я его протянутую руку осторожно, не дай бог сожмет как следует! В кашу превратит! Однако вопреки ожиданиям, пожал руку Самохин аккуратно, без эдакого стремления некоторых сильных людей «пережать» нового знакомого, устроить локальное доминирование и тем приподняться в своих глазах. Нет — нормальное пожатие крепкого, видавшего виды мужика. Смотрит внимательно, пристально, будто желая проникнуть взглядом мне в мозг и прочитать мысли, но никакой недоброжелательности от него не исходит. Легкая настороженность и любопытство, и только лишь. — Я вас прокачал! — усмехнулся я, отпуская широкую ладонь. — Книжки читаешь? — ухмыльнулся Самохин — Или кино смотрел? «В августе 44-го»! Ну, прокачать меня было легко, правда, Нин? Кто еще тут у нас такой наглый, кроме меня? — Да ты не наглый, Владимирыч! — хихикнула продавщица — чего на себя наговариваешь? — Наглый, наглый! — хохотнул Самохин — Ладно, не о том речь. В общем — рад был познакомиться, Василий Каганов! Фамилия-то у тебя какая… царская! Не то что моя! — Имеете в виду — от кагана пошел? Царя ордынского? — ухмыльнулся я — Да чушь это все. Непонятно кто дал фамилию, с потолка. Мама-то моя детдомовская, так что и неизвестно, какого рода. — Владимирыч, знаешь, что ему баба Нюра наговорила? — встряла продавщица — Говорит, он незаконнорожденный сын третьей в роду незаконнорожденной женщины! Во! — Опять свое мракобесие распространяет? — поморщился Самохин — Вот же баба Нюра! Неймется ей! Ты не слушай, Василий… тут у нас по округе таких чуднЫх полным-полно! Знахарки, кликуши и всякая такая ерунда! — Постойте! — спохватился я — Так что там с домом-то связано? Почему колдунский?! — Если так интересно — это тебе Нина расскажет. Она всю эту чушь собирает. А мне некогда, труба зовет. Будет время — заходи, поболтаем за жизнь. Если чего нужно для работы — скажешь мне, чем могу помогу. — Кстати, а на кой черт вам тут понадобился опорный пункт полиции? — вдруг вырвалось у меня — Вы и сам, насколько я слышал, неплохо управляетесь с нарушителями порядка. Полицейский-то тут зачем? Или это чья-то инициатива со стороны? — Ох, Нина! Болтушка! — Самохин укоризненно помотал головой — Ну все разболтает, находка для шпиона! Да нет, Василий… тут все сразу. Во-первых, с какой стати я лично должен порядок наводить? А власть тогда на что? Она меня охранять должна! И других охранять! А если бы и правда этот дурак догнал свою женушку, да башку-то ей и набил? И что тогда? Ну и вообще — почему я должен разбираться, чья корова потраву на огороде навела, и надо ли эту корову тогда искоренять в возмещение ущерба? Да и вообще народ приструнить — а то расслабляются! Побухивают не в меру! Опять же — приезжие у нас тут бывают, рыбачить на озера приезжают, иногда ведут себя неправильно. Вот власть и нужна. Мы всегда поможем, ежели чего, но кто-то должен и возглавить! Не так ли? — Шериф. Вам тут нужен герой-шериф! — брякнул я даже не задумываясь, и Самохин довольно хохотнул: — Точно! Шериф! Вот ты и получил погоняло — Шериф! Теперь пристанет — не отлепишь! Ладно, ушел я — пойду погляжу, как там Костян с трактором возится, а то ведь мерзавец сейчас под брюхом и уснет. Пока не пнешь — как следует работать не будет! И все здесь так — без пинка — никуда! Самохин резко развернулся и стремительно исчез за косяком приоткрытой двери. Ну а я воззрился на продавщицу, довольно поблескивающую глазами. Ну как же — сейчас все расскажет! А если не расскажет прямо сейчас — лопнет от переполнявшей ее информации! — Ну так что там насчет колдунского дома? — нажал я на спусковой крючок, или вернее будет сказать — повернул барашек крана. — Этому дому лет двести! Или триста! Только он не гниет, и не портится! Как заколдованный! — затараторила продавщица — А жил в нем колдун, звали которого то ли Ерофеич, то ли Еремееич — щас уж и не вспомнить. Мне мама о нем рассказывала, а ей — ее мама. И вот был этот колдун таким старым, таким древним — что уже никто и не помнил, когда он в том доме поселился. Говорили — пришел откуда-то из лесов, и стал тут жить. И прознали люди, что он колдун. Как прознали — не знаю. Прознали, да и все тут! Стали к нему обращаться — кто какую настойку от лихоманки просил, а кто чего похуже… например — любовный приворот. Или наоборот — отворот. Вообще, боялись его, бабушка рассказывала. Нехороший у него был взгляд. А еще — один глаз голубой, а другой — черный. Говорят, так бывает у колдунов, которые и на светлую сторону смотрят, и на темную. Ну то есть и дурное колдовство творить могут, и белое тоже творят. А если колдун на темную сторону уйдет, так у него оба глаза черные делаются! Ну так бабушка рассказывала, я ничего не прибавляю, все как есть говорю. Вот этот колдун в доме-то и жил. Ну в том, где вам жить отвели! Баба Нюра говорила, мол, ерундой занимаемся, не выдержит участковый, или помрет, или сопьется — но ее ни кто не слушал. Вот и получилось! Вначале-то шустрый парнишка был, важный такой ходил, а потом… Продавщица осеклась, взгляд ее метнулся в сторону и снова упал на меня. И теперь в этом взгляде было что-то вроде брезгливой жалости, будто смотрела она на больного человека, к которому и прикасаться-то противно — настолько он вонючий и гнойный, но и жалко — человек же все-таки! Мне вдруг стало не по себе. Даже мороз по коже прошел, как если бы ледяным ветерком потянуло. Видать настыло здание магазина за холодную зиму, вроде и весна, а стужа все не отпускает. Да и немудрено — здание-то старое-престарое, прикидываю — кирпичей в шесть толщиной эти стены! Не нынешней постройки, да и не советской — вон, кирпич какой старинный, да и раствор не на цементе. Больше напоминает кладку кремлевских стен. Интересно, откуда здесь взялось такое старое кирпичное здание? Кучкино убогая деревенька в глухомани! Кто тут станет строить такие здания?! И кстати, похоже, что эта постройка всего лишь часть какой-то большой постройки. То, что сохранилось. Когда подъезжал, мне показалось, что за магазином что-то вроде остатков фундамента. — А что за фундамент за магазином? — прервал я тягостное молчание — Что тут раньше было? — Ой! Да вы не знаете?! — обрадовалась продавщица, явно довольная тем, что тема поменялась — Да это же бывший господский дом! Тут помещики когда-то жили. Щас уж фамилию их никто и не помнит, но то, что господский дом был — это точно! Их в революцию раскулачили. Или нет, не раскулачили… тьфу! Забыла, как это называется. В общем — всех поубивали. Продавщица заговорщицки понизила голос, наклонилась ко мне: — Говорят, у них десять девушек было, господских дочек! Когда дом-то подожгли, их всех вытащили наружу и снасильничали — всей деревней! Ну… всеми мужиками. А потом утопили в господском пруду — вон там, дальше, где щас Владимирыч карпов разводит. Ну и вот — они в русалок превратились. Иногда берут, и топят людей! — За ногу утаскивают, что ли? — усмехнулся я. — Ну, за ногу или не за ногу, или еще за какое место — поджала губы продавщица — а время от времени тонут там люди. И куда деваются потом — никто не знает. Прошлый год утоп один приезжий. Они на берегу шашлык жарили, с девками плясали. А потом девка бежит — мол, утоп ее парень! Вызывали из города водолазов, искали, но так и не нашли. Там вроде как на дне бревна, лесины всякие, да и вода мутная. Пруд этот, или озеро — как назвать не знаю, он вообще у нас странный. То прозрачная вода, а то мутная сделается. Вообще ничего не разглядишь. Ну вот и не разглядели. А позапрошлый год девка утопла — Катька Федюнина. Купалась, и вдруг — рраз! И пропала! Но эту нашли. Говорят — сердце слабое у нее было, инфарк ее шарахнул. Инфарк — дело такое, щас идешь вроде здоровый, а потом рраз! — инфарком тебя жахнуло. Вот! Так вот — говорят, что девки, когда их насильничали и топили — прокляли деревню-то нашу. И всю округу прокляли. Ничо хорошего тут не будет теперь! Мужики спиваются, бабы топятся — ничо хорошего. — Опять врешь, Нина Петровна? — за спиной молодой женский голос, мелодичный такой. Я оглянулся — женщина лет тридцати, не красавица, но… про таких говорят: «приятная». Голубые глаза, стройная фигура. Одета можно сказать «по-городски» — джинсы в обтяжку, ветровка, облегающая крепкую грудь.