— Только ты можешь злиться на меня за то, что я спас тебя, мой боец, — поддразнил он, и прозвище, которое использовал мой отец, каким-то образом сорвалось с губ Данте. А потом его рука запуталась в моих волосах, и он притянул меня к себе, чтобы поцеловать. Притянув меня к себе на полпути, хотя это должно было быть больно, он целовал меня так, словно не дышал с тех пор, как видел меня в последний раз, и ему до смерти хотелось свежего воздуха. Я поцеловала его в ответ, вкладывая каждый сантиметр себя в эти объятия. У меня не было слов для описания облегчения, благодарности и любви, которые лились из меня, поэтому я передавала их ему своими губами. — Нам пора, — пробурчал Фрэнки рядом с нами. — Ты можешь сделать это в машине. Я отстранилась и потянулась, чтобы сжать его руку. — Спасибо, Фрэнки. Его улыбка была натянутой, но искренней. — Яко сказал, что полицейский компьютер зафиксировал тревогу. Они будут здесь через несколько минут. Данте кивнул, снова скривился, когда поднялся на ноги и потянулся ко мне. Он отцепил меня от себя и забрал пистолет у Фрэнки, после чего подошел к Симусу. Я не знала, мертв ли он. Честно говоря, мне было все равно. Единственное, в чем я нуждалась, это чтобы Данте был в порядке. И все же я замерла, когда Данте уставился на моего отца и выпустил три пули в его череп. Когда он посмотрел на меня, его глаза блестели, как масляное пятно. Я не спросила его, был ли Симус уже мертв или он убил его. Я поняла, что это была одна из причин, по которой он это сделал. Чтобы показать ему, что я все понимаю, я протянула ему руку и наблюдала, как на его лице отражается облегчение. Он отошел от тела и взял меня под подбородок, приказав Фрэнки: — Приберите и сожгите все. Оставьте тела. — У тебя кровь идет, — прошептала я, когда он притянул меня к себе, и увидела кровоточащую рану на его левом плече, прямо под ключицей. — Я в порядке, — заверил он, подкрепляя слова еще одним диким поцелуем, который я почувствовала в онемевших пальцах ног. — Andiamo, lottatrice mia [150]. Кажется, я должен поблагодарить тебя за спасение моей жизни. — Думаю, это была командная работа, — сказала я с головокружительным, бездумным смехом, когда мой адреналин начал угасать. Данте прижал меня к себе, когда мы поднимались по лестнице, перешагивая через непонятного мертвого ирландца, выходя из дома. Фрэнки остался внизу, и я увидела Марко с канистрой бензина в гостиной на первом этаже. К тому времени, как мы добрались до машины у обочины, пламя уже мерцало внутри дома. Соседей на улице не было. Это не тот район, где есть парковые комитеты и дежурные по району. Чен был на водительском сиденье, когда мы сели в черный внедорожник, и он наклонил подбородок ко мне, наблюдая за происходящим. — Извини, что это заняло несколько минут. Еще один безрассудный смех вырвался у меня. — Ничего страшного. Я знала, что вы приедете. Через минуту, после того как две фигуры выбежали из дома в другую ожидающую машину, мы уехали, и я наконец-то перевела дух. Потом еще. Каждый вдох приносил еще больше паники, чем раньше. Данте прижал меня к себе, повернув, несмотря на боль в плече, так, чтобы я оказалась лицом к лицу, и взял мое лицо в свои руки. — Ты в порядке, — сказал он с британско-итальянским акцентом, который я когда-то ненавидела. — Io sono con te. Я сейчас с тобой, да? Ты в безопасности, Елена. Я моргнула, глядя на него, погружаясь в эти темные глаза, находя в них утешение там, где раньше находила безнравственность. Мои руки двигались по нему, прикасаясь ко всему, к чему только можно, чтобы успокоить себя, что все закончилось иначе. Что он жив, а Симус не сумел забрать из моей жизни еще одну ценность. И тогда я поняла это. Что значит быть по-настоящему влюбленной в кого-то, душой и телом, наплевав на все остальное. Потому что, взяв тяжелый и раскаленный пистолет, я осознала, что готова разрушить все свои моральные устои, если это будет означать, что Данте жив и находится рядом со мной. Я бы с радостью последовала за ним в ад, если бы это означало быть с ним вечно. Я открыла рот, чтобы сказать ему об этом, когда он прижался лбом к моему лицу и признался: — Мне нужно улетать. Мое сердце остановилось. — Мне жаль, Елена, но мы отключили браслет, чтобы добраться до тебя. Они заметят это в течение двадцати четырех часов. — Ты не можешь попасть в тюрьму, — мгновенно сказала я, страх вырвал у меня слова. Я только что получила его, только что поняла, что вообще хочу его. — Нет, — медленно согласился он, его большие пальцы поглаживали мои скулы, ссадину, оставленную моим отцом. — Я сбегаю. Я моргнула. — У меня частный самолет в Ньюарке. Он вылетает через… — он посмотрел на часы. — Чуть больше, чем, через часа. Мне нужно улетать. Ты знаешь, что я не убивал Джузеппе ди Карло, и у меня был план на этот случай, но… — он пожал плечами. — Это было важнее. Ты была важнее. Я не знала, что сказать или сделать. Весь мой мир перевернулся вокруг оси за последние двадцать четыре часа, и я больше не могла видеть прямо. Всю свою жизнь я бежала от темноты, но теперь, казалось, я не могла и не хотела вырываться из темных объятий Данте. — Я не хочу, чтобы ты улетал, — жалко сказала я. Его вздох прошелся по моим губам — Я знаю, дорогая. Я не хочу оставлять тебя, но я должен. Там, куда я направляюсь, тебе небезопасно следовать за мной. И даже если бы было безопасно, я бы никогда не попросил тебя оставить всю свою жизнь. Боюсь, она не будет ждать тебя здесь, когда ты вернешься. Мне нечего было на это сказать. Это была правда. Я не могла убежать с Данте в темноту, как в какой-то криминальной сказке. Куда бы мы пошли? Что бы я делала? Я была адвокатом с карьерой, домом и жизнью здесь. Но какая это жизнь? прошептал тоненький голосок. Сколько я жила до того, как встретила черноглазого капо, который только что рискнул всем ради меня? — Мы подбросим тебя до твоего дома, — продолжал Данте, касаясь меня, поглаживающими движениями по рукам, по моим потным волосам, по грязной одежде. Как будто ему была невыносима мысль о том, что через несколько часов он не сможет прикоснуться ко мне, и он усиливал свои воспоминания. Всхлип застрял у меня в горле, и я поперхнулась. — Бэмби проследит, чтобы тебе вернули все твои вещи. Марко позвонил Бо, и он будет ждать тебя. Я не хочу, чтобы ты оставалась одна после всего этого, — продолжал он в режиме капо, организуя мою жизнь так, будто она не трещит по швам. Я ничего не сказала. Мой голос затерялся в глубинах метающегося, бушующего сердца. Поэтому я просто прижалась всем телом к его здоровой стороне, уткнулась носом в его шею и вдыхала его согретый солнцем аромат цитруса и перца. Мы приехали в Грамерси-Парк слишком быстро. — Ты… ты можешь позвонить или связаться со мной? — спросила я, когда Чен остановился возле здания. Я не хотела заходить внутрь. Впервые в жизни при виде своего дома мне захотелось сжечь его дотла. Может, если бы я это сделала, Данте пришлось бы забрать меня с собой. — Я не должен, — сказал он, его лицо было осунувшимся от боли и усталости, но эти прекрасные глаза были так ясны, когда смотрели на меня, так полны нежности. — Но я сделаю это.