В тот момент я хотел прижать ее к себе и с восторгом впиться в этот чопорный рот, растрепать эти идеально завитые волосы, зубами разорвать шелковый бант на блузке, затем разорвать бюстгальтер, едва заметный под ним, чтобы пососать ее грудь. Я хотел, чтобы она дрожала от желания, тряслась от желания, ломалась от желания. Потому что я знал, что никто еще не ломал Елену Ломбарди. Этот ублюдок Дэниел Синклер даже близко не подобрался. Я вырос среди лошадей в Англии, научился ездить верхом примерно тогда же, когда научился ходить, и знал все о диких, своенравных животных. Елена напоминала мне арабского скакуна, в ней имелась необработанная сила и величие, но кто-то плохо с ней обращался, научил ее кусаться и сторониться всадника. Я знал, что при правильном обучении и терпеливом хозяине она будет великолепна. Это была худшая идея из всех, что мне когда-либо приходили в голову, а у меня их было предостаточно, но внезапно, бесповоротно, я захотел стать тем, кто заслужит это с таким трудом завоеванное доверие. Мужчиной, который будет вознагражден славой этих трофеев. Я поднял руку и легко обхватил ладонью ее длинное горло, загибая пальцы по бокам от бешеного пульса. — Нет, — согласился я с низким мурлыканьем. — Ты не солдат и не раб. Ты боец, мой боец, пока не выиграешь эту войну со мной. Но я генерал, Елена, и чем скорее ты привыкнешь выполнять мои приказы, тем лучше. — Я не подчиняюсь приказам мужчин, — огрызнулась она, зубы щелкнули с силой. Ах, я задел нерв. — Ах, но я не просто мужчина, — пообещал я ей, успокаивая ее, как нервную кобылу, поглаживая большим пальцем ее горло. — Я capo dei capi [47] нью-йоркской Каморры. Если ты не знаешь, как подчиняться, я научу тебя. Она, казалось, забыла, что я держу ее так близко, но мое движение заставило ее тяжело сглотнуть, прижавшись к моей руке. Я стоял достаточно близко, чтобы видеть, как расширились ее зрачки, тени, пожирающие серебристо-серый цвет. На одну безликую секунду я подумал, что она может позволить мне поцеловать этот рот. И на один яркий вдох я подумал, что это может стать одним из самых больших достижений в моей и без того богатой событиями жизни. А потом Марко закашлялся. Этот звук прозвучал в тихой комнате, как эхо бомбы, и вырвал Елену из моей хватки. Она тут же отступила, а затем, не успел я моргнуть, как она ударила меня правой рукой прямо по щеке. По моему лицу разлилось тепло, а на скуле, где длинный красный ноготь прорвал кожу, вспыхнула боль. Мы смотрели друг на друга в течение долгого бесконечного мгновения, ее дыхание было резким, глаза расширенными и оловянными, впервые за эту ночь появился страх. Хорошо, зверь внутри меня зарычал, наслаждаясь видом уязвимости в ее взгляде. Бойся меня. Я приблизился на один тяжелый шаг, и она вздрогнула, но в остальном не сдвинулась с места, даже когда я наклонился достаточно близко, чтобы почувствовать ее дыхание на своих губах и тихо прорычать: — В следующий раз, когда ты ударишь меня, lottatrice [48] , я ударю тебя в ответ. Только это будет по той милой маленькой попке, которую я мельком видел за твоими узкими юбками, capisci [49]? — Ты, черт возьми, не посмеешь, — сказала она, но ее голос был на одном дыхании, а пульс заметно бился на бледной шее. — Boh [50] , — сказал я, пригнув голову, с пылом проговаривая ей на ухо, только чтобы почувствовать ее легкую дрожь. — Испытай меня. Воздух потрескивал вокруг нас, и наши сердца гулко стучали. Я знал, что она вызовет бурю, когда услышала приказ от Яры сегодня днем, но это больше, чем я надеялся. Эта едва живая женщина заставила меня почувствовать себя живым проводом, зажженным фитилем, пылающим силой. Я даже не поцеловал ее, а мне уже хотелось рычать, бить себя в грудь и кричать от славы. Все потому, что ледяная королева еще не осознавала этого, но оттепель уже началась, и скоро, так чертовски скоро, что я почти чувствовал ее вкус — что-то теплое и сливочное, как вино, — на своем языке. Скоро она станет моей. Ради одного поцелуя, одного часа, одной ночи, мне, блядь, было все равно. Я поселил ее в своем доме из прагматических соображений, но, в конце концов, я не мог обмануть себя. Елена Ломбарди была приобретенным вкусом, чем-то, что может оценить только самая изысканная палитра, самый утонченный ум. Глубокая и сложная, как дорогое итальянское вино, чем больше я узнавал о ней, тем больше мне хотелось выпить ее до дна, заставив стать моей. Глава 15 Елена Остаток ночи я провела в своей комнате и ненавидела себя за то, что чувствовала себя жалкой и ребячливой. У меня всю жизнь было представление о том, кем я должна стать и чего хотеть, а этот мафиози с обсидиановыми глазами и нелепыми длинными ресницами, с руками-убийцами и высокомерной властной манерой заставлял меня чувствовать себя… никчемной. Как будто годы работы, которые я потратила на создание своей публичной персоны, утонченные манеры и тщательно образованную речь, были прозрачны перед глазами Дона. Казалось, он видит сквозь мои щиты, разрывая их в своих могучих руках так же легко, как папиросную бумагу. Это не просто обескураживающе, это страшно. Я не хотела, чтобы меня кто-то видел, тем более такой человек, как он. Но его присутствие оставило непоправимые трещины в моем фундаменте, достаточно места, чтобы сомнения росли как сорняки. Моя сестра сказала, что доверяет ему свою жизнь. И мою. Я пыталась снова позвонить ей, чтобы поговорить о том, что узнала, но она лишь написала мне ответное сообщение, в котором заверила, что необходимо сохранять спокойствие и что она все объяснит в следующем месяце, когда приедет в гости. Это было слабое утешение, но даже зная, что сейчас она счастлива, мне тошно было думать о том, через что она действительно прошла ради нас. Ради меня. Это только усилило чувство долга, которое заставило меня взяться за дело Данте, и знание того, что она полюбила его в конце этого испытания, что, возможно, он… помог ей, укрепило мою преданность его делу, если не его личности. Ко всему прочему, Симус практически угрожал мне, если я не предоставлю хорошие сведения о капо. По крайней мере, если бы я жила здесь, я была бы в безопасности от него и их. Я знала, что враги Данте кружат в воде, чувствуя запах его крови после обвинения по закону РИКО и, что потенциально они могут использовать меня как пешку в своей игре за господство. Итак, я находилась в безопасности от внешних сил в двухэтажной крепости Данте в Верхнем Ист-Сайде. Проблема заключалась в том, что у меня было четкое ощущение, что самая большая угроза моей безопасности находится внутри той же квартиры, рыская по коридорам, как зверь в клетке. Комната, которую он мне выделил, была прекрасной, что тоже раздражало. Стены были покрыты серой штукатуркой, такого же темного оттенка, как мои глаза, но все остальное было жемчужно-белым, серебристым или черным. Это было похоже на жизнь внутри облака с его постоянно меняющимися настроениями, от светлого до темного, все мягкое и роскошное. У него был хороший вкус — качество, которое, как мне казалось, недооценивают в мужчинах. Я сжимала в руках атласные простыни и рвала их. Я ненавидела, когда мной манипулировали, и ненавидела проигрывать. А в том, что я проиграла, не было никаких сомнений. Во мне проснулось беспокойство, и хотя было только четыре утра, то есть полтора часа до того, как я обычно вставала, я выскочила из постели и подошла к черному туалетному столику, исследуя его. Одежда лежала аккуратно сложенная в ящиках. Я тяжело вздохнула, взяв в руки кашемировый кардиган. Конечно, этот ублюдок купил мне одежду, зная, что я не соберу свою. Я открывала ящики, пока не нашла пару черных леггинсов и спортивный бюстгальтер. Я знала, что где-то в огромной квартире есть тренажерный зал, и решила, что буду поднимать тяжести босиком, потому что у меня не было подходящей обуви. Собрав волосы в беспорядочный пучок, я быстро нанесла немного туши и помады, прежде чем выйти из комнаты. Я не из тех женщин, которые идут куда-либо, не выглядя наилучшим образом. Спорт зал я нашла почти сразу же по тому же коридору, что и моя спальня на втором этаже, в конце коридора, где он выходил в массивное помещение с зеркалами с одной стороны и окнами от пола до потолка с другой. Мои глаза сразу же устремились к ночному пейзажу сквозь стекло, завороженные блеском огней, словно вплетенных в бархатную ночь. Я подошла к окну и прикоснулась рукой к прохладному стеклу, словно ощущая текстуру ночи под кончиками пальцев. — Нью-Йорк самый красивый ночью. Я закрыла глаза от звука его голоса, злясь на себя за то, что какая-то часть меня, что-то дикое и необузданное в груди, надеялась, что я могу столкнуться с ним. — И опять же, большинство вещей таковы, — продолжал Данте, появляясь на моей периферии, огромной тенью рядом. Я не повернулась, чтобы посмотреть на него. — Я ужасно плохо сплю, поэтому пришла насладиться ночью. Здесь спокойно. Иногда кажется, что ты один бодрствуешь во всем мире. — Ммм, это кажется довольно одиноким, — пробормотал он. — Ночь следует проводить в страсти. Я закатила глаза, игнорируя его легкий смешок.