— Банг! — Стрела, посланная Антифом, вышибла саблю из пальцев лехита. Тот тупо уставился на собственную руку. Потом на кончик новой стрелы, чудесным образом заменившей ту, что выбила саблю. Купцы обидно загоготали. Черный монах, проявив необычайное проворство, кинулся вперед, оказавшись между лехитами и русами: — Мир! Мир! — закричал он, раскинув руки. — Я платить вира за обиду. — Вот это другое дело! — одобрил Славка, опуская саблю и вытягивая на свет золотую бляху: княжий знак с трезубцем, облекавший сотника правом говорить устами великого князя Владимира. Правда, бляху эту ему вручили для другого дела, но ведь Славка и без нее вел бы себя точно так же. — Как старший здесь человек великого князя Владимира, а посему облеченный правом суда, я назначаю виру… — Славка сделал многозначительную паузу, — …в добрый ужин для всех нас. — Он махнул рукой, включив в это «нас» не только Антифа, но и взявших его сторону купцов. — А также лучшую постель и еще — половину серебряной марки. Полмарки — князю, остальное — нам. — Согласен, — быстро сказал монах. — А я — нет! — Пан Кошта вновь завладел своей саблей. — Я, благородный Кошта из Мышдиц, требую немедленной сатисфакции. — То есть ты хочешь со мной драться? — уточнил Славка. — Да! Здесь и сейчас! — Не возражаю, — кивнул Славка. — Но без долга крови. — Что? — не понял лехит. — Если я тебя убью, то виру платить не буду, — пояснил Славка. — Я сам тебя убью! — крикнул Кошта. — Коли так, то виру платить не будешь ты. — Быть по сему! — согласился лехит. — Пан Кошта! Вы не можете драться! — вмешался монах. — Вы — мой человек! Вы клялись на распятии беречь мою жизнь, как свою! — Клялся, — согласился лехит. — Однако твоей жизни, патер, ныне ничто не угрожает, а для меня честь дороже жизни! Я буду драться, — добавил Кошта. — Если меня убьют, старшим будешь ты, Яцек. Пойдем во двор, рус! Там просторней. — Пойдем, — не стал возражать Славка. Монах только и мог, что перекреститься да последовать за поединщиками. Снаружи все так же моросил дождь. Ноги скользили по раскисшей земле. Верховые сапоги Славки были не лучшей обувью в такую погоду. Правда, и на лехите была схожая обувка: остроносая, на каблуке. Лехит натянул на голову высокий шлем с бортиками, прикрывающими лицо не только от ударов, но и от дождя. В левую руку взял маленький круглый щит с острым шипом. Славка вместо щита взял меч, прямой, обоюдоострый, германской работы, с широким долом и крепким щитком отличную пару к доброй сабле. Все обитатели постоялого двора высыпали наружу и глазели, забыв про дождь. Света, падающего из окон и распахнутой двери, было довольно, так что факелов зажигать не стали. Лехит, увидев, что Славка обоерук, в восторг не пришел, но отступать ему уже было некуда. — Назови свое имя, рус! Я хочу знать, кого убью. — Я - Богуслав, — не стал скрывать Славка. — Возможно, я не стану тебя убивать. Боевитый холоп моему роду пригодится. Посадим тебя на какой-нибудь дальний погост. Будешь со смердов оброк собирать. Женишься, рабичичей наплодишь… От подобной жизненной перспективы пан Кошта пришел в лютую ярость и набросился на Славку с бешенством подраненного тура. Однако Славка туров брал не раз и знал, как с ними обходиться. Подался назад, будто испугался, пропустил мимо себя, откинувшись назад и сбив лехитскую сабельку коротким ударом меча, и тотчас хлестнул вдогонку собственной саблей. Пластинки лехитского панциря взвизгнули и прыснули сорванной чешуей. Кафтанчик пана Кошты тотчас окрасился алым. Но рана лишь подзадорила лехита. Лихо развернувшись, он вновь налетел на Славку, так умело работая саблей и щитом, что варягу пришлось отступать уже не притворно. Кабы не рана лехита, славный мог бы выйти бой потому что пан Кошта оказался бойцом не из последних а Славка был голоден и утомлен переходом. Однако вскоре потеря крови и неизбежная скованность пораненных мышц замедлили движения лехита, и Славке уже ничего не стоило бы отправить противника за Кромку. Однако, если бы Богуслав хотел лехита убить, он сделал бы это первым ударом. Слова о том, что лехиты — послы, не прошли мимо его внимания. Убивать же посланников — стыдное дело. Даже если они сами нарываются. Но заканчивать надо. Жесткий отбив мечом, удар саблей сверху, наискось. Пан Кошта вскинул вверх щит… И носок верхового сапога Славки угодил лехиту под колено. Нога гордого пана подвернулась, и он всей спиной рухнул в грязь. Подняться пану Коште не хватило прыти. Славка наступил лехиту на правое запястье, ударом меча вышиб щит, а саблей тихонько потрогал лехитово горло пониже подбородочного ремня. — Сдаешься? — Режь! — с ненавистью выдохнул пан Кошта. Спутники пана Кошты мрачно глядели на Славку, но вмешаться не пытались. Бой был честным, да и сила была не на их стороне. — Погоди, благородный воин! Я готов купить жизнь этого человека! Как и предполагал Славка, черный монах не остался равнодушным. — Хороший холоп стоит недешево, — заметил Славка. Пан Кошта зарычал медведем, дернулся. Но силы у него были не медвежьи, а весу в бронном Славке — за семь пудов. Так что лехит лишь еще больше перемазался в грязи. — Две серебряные марки! — предложил монах, плата была невелика. Две марки — это чуть больше гривны. Однако Славка торговаться не стал. Все равно не выйдет из Кошты доброго холопа. Такой скорее зарежется, чем наденет ярмо. — Две, — согласился он. — И еще полмарки — вира князю. Антиф, прими деньги. Когда тугой мешочек сменил хозяина, Славка убрал свой клинок, вынул из онемевших пальцев лехита саблю, подрезал пояс пана Кошты и сдернул его вместе со всем содержимым и навешанным. Он был в своем праве: монах выкупил жизнь своего человека, но не его имущество. — Перевяжите его и убирайтесь, — велел Славка, отступая от поверженного противника. Друзья пана Кошты тут же кинулись к нему, подняли, поволокли в дом. — Как понимать твои слова? — спросил монах. — Так и понимать, — на Славку вдруг навалилась усталость. — Перевяжите и уезжайте. Вон телега пустая стоит. Поговорите с хозяином — может, уступит за хорошую цену. — Разве это по-христиански? — Монах перешел на латынь. — Этот человек ранен. Неужели благородный победитель, аки добрый самаритянин, не явит милосердия? — Не явит, — буркнул по-словенски Славка. — Нечего было за саблю хвататься. Благодари Бога, что я не просек ему хребет. А ты, патер, лучше присматривай за своими людьми. По нашей Правде, если кто вольную девку иль жену ссильничает, повинен смерти. — Это ты к чему? — К тому, что присматривай за своими людьми получше! — рявкнул Славка. И, не желая более болтать, двинулся к столу, где проворный хозяин уже понаставил горячих кушаний. Лехиты покинули постоялый двор раньше, чем Славка с Антифом закончили трапезу. Дружки пана Кошты молча положили к Славкиным ногам прорубленную бронь, шлем и щит проигравшего. И отбыли. Хозяин, очень довольный результатом: избавился от опасных постояльцев (заплачено было вперед) и продал с наваром старую телегу, — вился ужом, стараясь угодить Славке. Даже намекал, что при хорошей оплате (золотой, брошенный щедрой Славкиной рукой, своевременно прибрал Антиф), его дочка, невинная девица, может оказаться в Славкиной постели. Зря намекал. Славка осерчал и заплатил вдвое меньше, чем намеревался. Да еще горячую воду потребовал — помыться. А дочка, та самая девка, которую мацал лехит, к Славке и так пришла. Кто бы сомневался? Вот только насчет невинности папаша ее… напутал. Ну так натоптанной дорожкой по чужому полю ходить — еще и удобнее. Глава восьмая Бывшая вотчина князя Роговолта СИЛА И ПРАВО К Полоцку добрались после полудня.