Такой вот зарок себе дал сотник Богуслав. Отчасти потому, что понимал: вернуться-то вряд ли удастся. Глава четвертая Киев. Гора БОГАТЫЙ ЖЕНИХ Ну говори, боярин, зачем пришел? — не слишком дружелюбно поинтересовалась Сладислава. — В дом не позовешь? Густой голос у боярина Семирада. Таким голосом хорошо здравицы на пиру говорить. Просить же как-то неуместно. Однако это была именно просьба. Причем с оттенком неуверенности. Волнуется боярин. И есть отчего. — А зачем? — удивилась Сладислава. — Муж мой, как тебе, верно, ведомо — в походе княжьем. И что-то я не припомню, чтоб меж вами дружба была. — Дружбы нет, это точно, — согласился Семирад. — Какая там дружба! Был бы боярин дома, Семирад навряд ли рискнул бы вот так прийти. Кто его знает, этого боярина-воеводу? Семирад помнил, как он в Киеве появился, еще при Игоре. Слыхал и то, что о Серегее-варяге гусляры пели. А в то время, когда был Серегей воеводой у Святослава, потомственный боярин Семирад перед Серегеем загодя шапку снимал. И кланялся чуть не в пояс. Зато при Ярополке Семирад приподнялся. И пока болел боярин Серегей, решил Семирад, что может с Серегеем потягаться. Когда же поправился боярин Серегей (к радости многих и к печали некоторых), Семирад на время притих, хотя убытки терпел немалые, ведь, пользуясь расположением великого князя Ярополка, Серегей забрал под себя большую часть пушной торговли с ромеями. Здесь, в Киеве, Семирад ничего не мог с этим поделать, но в Константинополе у него был сильный партнер — ромейский купец, чей дядя имел вес в Палатине. Но когда к власти пришел Владимир, решил Семирад, что пора действовать. Интриги Семирадова партнера обошлись Серегею в пятьдесят золотых номисм, которые пришлось заплатить дворцовому евнуху, чтоб нашептал нужное на ухо императору и отвел от ромейского удела Серегея карающую длань продажного константинопольского правосудия. И сказал тогда боярин Серегей: не стану я мстить Семираду. Пусть Бог его покарает. Бог покарал Семирада немедленно и жестоко. Его караван с челядью — отборными девками, большая часть которых принадлежала лично великому князю (ну надоели, зачем же добру пропадать?), подвергся на нижнем волоке нападению степняков. Подозревали Варяжку — нападение было внезапным и не по-степному подготовленным, а на месте побоища остались стрелы и еще кое- какая принадлежность народа Цапон. Копченые побили всех, забрали всё подчистую, даже насады увели. Владимир очень гневался. Велел Семираду возместить убытки и очень сетовал, что боярин Серегей наотрез отказывается торговать челядью. Мол, только ему и можно доверять. Еще бы! Ведь за все княжьи товары боярин Серегей платил вперед. Семирад обиделся. И почему-то не на великого князя и не на Бога, а на боярина Серегея. В отместку приказчики Семирада перекупили весь воск, который боярином Серегеем уже был обещан одному германскому монастырю. Но вышла не месть, а сплошное разорение. Мерзебургский епископ ни с того ни с сего вдруг объявил воск Семирада неподходящим для людей христианской веры. Настоятель от воска отказался наотрез, хоть Семирад и предлагал его на полмарки за пуд дешевле, чем Серегей. Пришлось людям Семирада выбирать: везти ли воск обратно в Киев или продать его без прибытка людям Серегея, чтоб те, в свою очередь, перепродали воск (который сразу оказался хорошим) все тому же настоятелю. Много тогда обидных слов сказал Семирад о боярине-воеводе. Не в лицо, конечно. В лицо варягам такое не говорят. Вернее, говорят, но один раз, потому что мертвецы обычно помалкивают. Однако слова Семирада боярину Серегею наверняка передавали. Так что не было меж двумя боярами не то что дружбы, но даже и простой приязни. И вот, после всех обид, Семирад заявляется на подворье своего недруга. Да еще — в его отсутствие. Голова Семирада, в высокой шапке, на добрую пядь выше головы Сладиславы, хотя та — на лестнице, а Семирад — на земле. — Если есть что сказать — говори здесь! — Голос у боярыни Сладиславы нежный, бархатный. Но нрав жесткий, как старая бычья шкура. Люди Семирада мнутся у ворот, косясь на мохнатого Хозяина. Хотя лучше б им не медведя бояться, а безусых отроков, что под присмотром сотника Равдага рубят друг друга тупыми мечами. Рубят-то рубят, но поглядывают на сотника. А сотник — на боярыню. Скажет слово махонькая хрупкая боярыня Сладислава — и выкинут со двора и могутного боярина, и его збройную стражу. Выкинут, да не убьют. А был бы дома боярин Серегей, мог бы за обиду и спросить… — Мириться пришел, — покаянным голосом басит боярин. — Не держите обиды, госпожа моя, если говорил худое. Простите по-христиански! Сладислава ответила не сразу. Выдержала паузу. Заставила боярина побеспокоиться. Потом медленно кивнула: — Прощаю, боярин. Коли не будешь более против нас хитрить, обид от нас не будет. — Благодарствую, боярыня! — Семирад поклонился низко и махнул своим. К нему тут же подбежал человек и протянул ларец. — Тебе, боярыня! — Семирад подал Сладиславе ларец. Та открыла. Внутри — драгоценный сосуд из синего стекла в золотом обрамлении. На боках — эмалевые девы с виноградыми лозами. — Дорогой подарок, — оценила боярыня. — Булгар-бохмичи работа? — Их, — с достоинством кивнул Семирад. Разбирается боярыня. А коли так, то знает и истинную цену подарка. — Могу ль я водицы испить? Что-то в горле пересохло… По знаку хозяйки подали Семираду попить. Воды колодезной. Как и просил. Дорогому гостю небось меду поднесли или пива… Но и то хорошо. Теперь Семирад на подворье пусть и не дорогой, а всё же гость. — Что же еще ты хочешь? — спросила Сладислава. — Выслушай меня, — вежливо попросил Семирад. — Дело у меня есть. — Что ж, боярин, пожалуй в дом. — Сладислава посторонилась, и боярин смог подняться по широким ступеням к резной двери боярского терема. Люди его сразу успокоились и гурьбой ввалились на подворье. Им не препятствовали. Теперь их господин был гостем, а не недругом. В доме Семираду подали уже угощение по обычаю. Сбитень с пряником. — …Есть у тебя в доме девица красная именем Лучинка, — пригубив сбитень и закусив пряником, неспешно проговорил Семирад. — Кто она вам, боярыня? — А тебе что за дело? — ласковым голосом поинтересовалась Сладислава. — Слыхал я: лекарка она справная. Правду говорят? — Правду, — кивнула Сладислава. — Помощь какая нужна? Просто так спросила. Цена подаренного кубка много выше цены любого врачевателя. — Девица нужна, — напрямик выдал Семирад. — Продай! — И хотела б — не продала б. Лучинка не холопка. Вольно с нами живет. — Тогда отдай ее мне наложницей! — быстро сказал Семирад. — Вено какое скажешь, такое и дам! — Наложницей? — Сладислава холодно улыбнулась. — Девицу из нашего рода — наложницей? Ох, дорого это тебе встанет, боярин! Не разорился бы… — Ты моих богатств не ведаешь, боярыня! — Семирад (теперь уже гость, а не недруг) надменно задрал бороду. Сладислава не стала спорить. — Лучинку сюда! — велела она. Девушка появилась тотчас. Будто за дверью ждала. Поклонилась легко, улыбнулась светло: — Госпожа моя? — Гость у нас, — сказала Сладислава. — Боярин киевский Семирад. Лучинка поклонилась и боярину. И ему улыбнулась. На нежном личике читалось: что теперь? Стол вроде накрыт. Может, вина принести из погреба? Или — дело какое? — Меду ему подай! Питье гостю подносить полагалось с поклоном и поцелуем. Если рады ему в доме. Лучинка в голосе боярыни радости не услышала. А сам боярин Семирад ей ничуточки не мил. Так что обошлось без поцелуя, хоть боярин и надеялся… — Боярин Семирад сватает тебя, — сообщила Сладислава, когда гость испил меду и отер усы. — Младшей женой взять хочет. Боярин дернулся было возразить, но, повинуясь строгому взгляду хозяйки, смолчал. — Что скажешь, девица? Улыбка исчезла, губки задрожали, глаза — как у преданного ребенка… Но — взяла себя в руки, наклонила головку… — Я в твоей воле, госпожа.