– Я вижу, ты парень ушлый, смелый, такому не грех и помочь. Может, и сладится у тебя все. Тебя сейчас отведут к младшему ключнику, Христо, он как раз за послушниками в Академии смотрит. Если понравишься ему так же, как мне, то пристроит тебя к какой работе. Нет, найдем другую. Только если ты в тепле окажешься, о братьях своих не забывай. Камен повернул голову и впервые за весь разговор посмотрел в упор на Данилу. Молодцов увидел, что один глаз у него слеп, зато второй глядит остро, как будто просверлить хочет. Чем-то этот взор напомнил взгляд Воислава. – Не волнуйся, не забуду, – четко ответил Данила. Камен его еще немного побуравил взглядом и вдруг крикнул: – Сашко! – Попрошайка проворно подбежал, заглянул главарю в лицо. – Отведешь его к ключнику Христо да расскажешь, что хороший хм… молодец. – А как же… – Что?! – Ничего, все понял, пошли со мной, Даня, все сделаю. Сашко расплылся в угодливой улыбке и поманил за собой, Молодцов пошел, не выпуская нож из руки. Очень быстро они нашли кого искали. Невысокий, но очень, скажем так, широкий священник шествовал куда-то по каменной тропинке, сложив руки на животе и задрав голову, будто окружающего мира не существовало. На шее у него висел отливающий серебром крест такого размера, что Данила подобных ему еще не видел. – Господин Христо, господин Христо, – засеменил рядом Сашко. – Сколько раз тебе говорить, бестолочь, – все так же погруженный в себя, сочным басом ответил священник, – зовут меня не Христо, а Христофор! – Простите, господин, такого имени мне и не вымолвить. – Ну чего тебе? – Господин, вот я привел человека, в Академии работать хочет. – В Академии?! Священник остановился и впервые заметил Данилу. Удивился, оглядел его сначала поверхностно, потом заинтересованно. – И с чего ты взял, что тебя возьмут в Академию? – Ну я… греческий алфавит знаю, – невозмутимо ответил Молодцов. Священник вытаращил на него глаза. – Ты откуда? На самом деле выучил алфавит Данила не далее как пару дней назад. Они с Воиславом думали, как же лучше пробраться в Академию, чтобы меньше привлекать к себе внимания, и решили, что надежнее всего будет легально устроиться на какую-нибудь подсобную работенку, а чтобы Молодцова взяли без лишних вопросов и именно туда, куда надо, нужно было выставить себя в выгодном свете. «Ну может, мне какой алфавит им рассказать, – наобум предложил Данила, – только я греческий вряд ли расскажу, но если несколько букв буду знать, все же польза будет». Воислав сначала к идее отнесся с прохладцей, счел лишней тратой времени, но когда Молодцов с ходу стал записывать греческие буквы, свое отношение изменил. Воислав греческий знал, умел не только изъясняться, но и писать. Разбирал он и тьмутараканское письмо, в котором Данила впоследствии узнал знакомую кириллицу, которая вскоре должна завоевать все земли к востоку от границы Германской империи. Данила, естественно, алфавит легко выучил, запомнил и несколько букв древней кириллицы, но вот дальше дело не пошло. Запомнить все эти спряжения, лица, времена, в каком времени нужно писать по-гречески так, а в каком по-другому – Молодцов просто не мог, мозги искрили. Воислав и не настаивал, сказал: «Пока этого достаточно». Если он и удивился необычным навыкам Данилы, то виду не подал, он давно привык, что в его ватаге необычный обережник. «Давай лучше так попробуй, напиши свое имя, но греческими буквами», – предложил батька. «Как?!» «Ножом, вот тебе доска, ты алфавит знаешь, вот его буквами и пиши». Данила почесал за ухом, но попробовал изобразить свое имя по-гречески. «Да уж, каллиграфом тебе не быть и грамоте не учить тоже, – оценил работу Воислав, – но в принципе верно. А будут спрашивать, как научился, скажешь вот что…» – Ты откуда? – спросил Христофор. – Я в приказчиках у купца был из Тьмутаракани. Он в разные земли по Росскому морю плавал. У него и выучился алфавиту и как, ну, слова по-славянски греческими буквами записывать. И еще немного знаю… тьмутараканское письмо, тоже только алфавит, – чуть не сказал «кириллицу», – а потом корабль наш пираты взяли, меня на рынке продали в Анатолии, но я сбежал, спасибо византийцам, по землям разным бродил и вот в Булгарии оказался. Ну как, гожусь я для Академии? Идея про запись словенских слов греческими буквами была чистой правдой. Купцы так вовсю вели дела с Константинополем, но в последнее время, по словам Воислава и Путяты, такой способ все больше уступал тьмутараканскому письму. – Ты что ж, хочешь, чтоб тебя грамоте учили? – изумился священник. – Да нет, конечно, но вдруг дело для меня какое найдется, а я сильный и руками работать умею. Тут Данила соврал, плотник из него, по местным понятиям, никакой, но в такой ситуации лишь бы день простоять да ночи дождаться. – Хм… а что еще можешь? – Еще, – Молодцов раскинул мозгами, – еще я арабский счет знаю. – Чего-чего? – Этот день был и впрямь днем удивлений для ключника Христофора. – Ну есть римские цифры, а есть арабские, дайте что-нибудь острое, покажу. И, не дожидаясь ответа, Данила взял палочку и принялся рисовать на песке клумбы. – Вот римские цифры, а это арабские, они в разных странах по-всякому пишутся, у нас так. – Молодцов нарисовал хорошо знакомые ему числа. – Их складывать не надо, и в них есть ноль, это как сказать… ну ничего. Если он стоит после единицы, значит, это один десяток, если два, значит, сотня. Ну и складывать-вычитать их проще. Молодцов быстро провел вычитание столбиком и объяснил, что он делает. – Мда, слыхал я, что агаряне[2] такой счет ведут, – задумчиво почесал бороду Христофор, Сашко стоял вообще прифигевший. – Виден в тебе купеческий приказчик. Данила скромно умолчал, что Путята мог такие вычисления в уме проводить, причем без всяких записей, что у любого компа материнка расплавилась бы. А он так, любитель и небольшой опыт работы в фирме отца, еще в той, прошлой жизни. – Что ж, определим мы тебя куда-нибудь, а там вести себя будешь коли послушно и прилежно, не пропадешь, спаси Бог. Иди за мной. – Ага, иди, мы еще встретимся, – напоследок Данила похлопал по плечу Сашко. Христофор привел Данилу в какую-то комнату в подвале с низким потолком, больше походившую на пещеру. В ней размещались две койки и столик, на котором стояла плошка с жиром и торчащим из нее фитилем, потухшим. – Вот эта койка твоя, сейчас пойдешь к брату Никодиму на кухне, он тебя запишет и будет еду выдавать. Сегодня познакомишься с братией и трудниками, а завтра тебе дело найдем. И смотри у меня, на вечерню не опоздай. Священник помахал перед носом Данилы пудовым кулаком, а потом развернул ладонь тыльной стороной. Молодцов запоздало сообразил, что ее надо поцеловать. – Ну обустраивайся тут! – бросил напоследок он, а Данила принялся выполнять его указание. С помощью природного обаяния, наглости, а также внутренней уверенности воина Молодцов почти сразу стал своим на кухне. Ну и еще благодаря парочке анекдотов. А под вечер всех позвали на службу. Данила вместе с другими разнорабочими, всего их собралось человек тридцать, спустились теперь в прямо-таки настоящую пещеру, тускло освещенную свечами. У алтаря тощий молодой дьяк начал нараспев читать псалтырь. Молодцов мало что понимал, даром что слова были словенские, но эмоционально проникся. Возможно, просто это напомнило ему, что осталось там, в будущем, а может, на него так подействовала близость к Богу? После службы разнорабочих отправили спать, а на следующий день подняли спозаранку: заниматься хозяйственной работой в самой Академии. * * * – Вроде получилось у Молодца, – негромко сказал Вуефаст, опускаясь на стул, на кровати рядом Воислав правил кинжал. – Откуда знаешь? – Дровин видел, как его какой-то жрец увел куда-то. – Это хорошо, лишь бы стольник тот не тянул, побыстрее за свитками новыми пришел. – Царь Роман быстро читает, что ему еще остается под замком у Самуила. – Старый варяг издал смешок, похожий на кашель. – Завтра точно ничего не выйдет, и к лучшему, проще будет с тем боярином встретиться, – отметил Воислав. – Хотя вижу, гиблое это все дело, крепко тут все Самуил держит, да и не ждут тут Русь. – Да, богатая земля, – Вуефаст оперся на колени и предался воспоминаниям, – а помнишь, какой она была, когда ты первый раз ее увидел? – По мне, так она не сильно изменилась, и не смотрел я на булгар, а спешил в Константинополь по зову старшего в моем роду. – Тогда я и не мог подумать, что мой племянник примет крест, – улыбаясь, ответил Вуефаст. – Неисповедимы пути Господа. – Воислав со щелчком вогнал кинжал в ножны. – Я тоже не думал, что придется со скоморошьей бородой тайны для князя выведывать, но главное, чтобы сейчас Даниил не оплошал. – Не оплошает, зря, что ли, ты его к себе в ватагу взял? – уверенно сказал Вуефаст и усмехнулся той усмешкой, от которой у врагов варяга холодело нутро. – Сам же говоришь, Господь направляет тех, кто в него верит. – Вот именно, тех, кто верит. – Я вот только думаю, что жаль, завтра тебя не смогу прикрыть, стар я стал для лазанья по стенам в темноте, а отправиться в Ирий, сверзившись со стеночки… нет, Перун меня не поймет. – Тебе ли думать об Ирии, старший, ты нас всех переживешь, а Айлад справится, он и ромейский хорошо знает. – Я знаю, о чем говорю, – глядя в никуда, с неизменной улыбкой повторил варяг. – А ты вечно мне перечишь. Эх, ладно, пойду я. У дверей я оставил Будима и Мала, упредят, если что.