– Пусть так, – согласился Святослав. – Но Петр Короткий мало похож на своего отца Симеона. Чем же он так досадил твоему кесарю? Неужели булгары… мисяне, как вы их называете, вновь нападают на ваши земли? И Святослав, и его воевода знали: кесарь Никифор Фока сам нацелился напасть на Булгарию. Сначала нахамил булгарским послам[29], прибывшим за данью, потом двинул армию к горам, захватил несколько мелких пограничных крепостей и наглухо застрял перед Гимейскими горами[30], не решившись сунуться в ущелья, где бесполезна знаменитая ромейская кавалерия – катафракты, но зато очень удобно скатывать на головы пришельцам увесистые каменюки. Разумеется, знал об этом фиаско и патрикий Калокир. – Мисяне не ходят на наши земли, – сказал он. – Но они пропускают через свои земли угров, чтобы те грабили наши фемы, а потом делились с ними добычей. Кесарь Никифор потребовал от Петра, чтобы тот не позволял уграм ходить через перевалы, но кесарь булгар требованием пренебрег и должен быть наказан. Я привез тебе золото, пятнадцать кентинариев, в надежде, что ты, храбрый и непобедимый великий князь киевский, пойдешь и накажешь непослушных мисян! «Этого и следовало ожидать, – подумал Духарев. – Ромеи пронюхали о наших переговорах с этим хлюпиком Петром и решили опередить события». Но пятнадцать кентинариев – это слишком мало. – Сколько? – прищурился князь. – Сколько, ты сказал? – Пятнадцать кентинариев, – спокойно ответил Калокир. – Ты шутишь? – строго спросил Святослав. – За пятнадцать кентинариев[31] ты хочешь нанять войско, способное завоевать Булгарию? Воевода, какое годовое жалование положено ромеями одному нашему наемнику? – По уложению Константина Багрянородного – тридцать номисм, – мгновенно ответил Духарев. Он неплохо подготовился к разговору. – Пятнадцать кентинариев составят годовую плату трех тысяч шестисот наемников. – Ты полагаешь, этого хватит? – тяжелый взгляд Святослава уперся в патрикия. Три с половиной тысячи русов могут создать булгарам серьезные проблемы, но им не под силу завоевать Булгарию. Святослав схватится с Петром (разумеется, после этого о союзе русов и булгар можно забыть), оба увязнут в драке… А затем придут ромеи, прогонят русов и установят в Булгарии удобный Византии порядок. Типичная имперская политика. Они что, русов совсем за дураков держат? – Мисяне нынче не очень сильны, – сказал посланец кесаря. – Но для того, чтобы твоя, великий князь, победа была легкой, я бы посоветовал тебе ополчить не три с половиной тысячи, а вдесятеро больше. – На пятнадцать кентинариев? – Великий князь, по уложению, составленному твоим отцом и нашим императором, великий князь киевский обязан помогать Константинополю военной силой, – напомнил патрикий. – Рим свою часть договора выполняет. – К марам этот договор! – отрезал Святослав. – Я – не мой отец! Я не подписываю жалких договоров, чтобы избежать битвы! Я бьюсь и побеждаю! – Императору Никифору известно, сколь велика слава киевского князя! – льстиво произнес патрикий. – Император Никифор прислал эти деньги не как плату наемникам, а как дружеский подарок! – Отлично! – кивнул Святослав. – Подарок я принимаю. А где плата? Калокир помедлил, внимательно осмотрел комнату, особо – закрытые двери. – Позволь мне говорить начистоту, великий князь, – произнес он, понизив голос. – Говори! – Воевода Серегей, не сочти за труд: взгляни, не подслушивает ли кто под дверьми? – попросил Калокир. – По ту сторону дверей – отроки князя, – сказал Духарев. – Не беспокойся, патрикий! – То, что я скажу, может стоить мне жизни, если об этом узнают, – пробормотал Калокир. – Говори, ромей! – велел Святослав. – В моем тереме чужих ушей нет! – Хорошо, – патрикий еще более понизил голос. – Скажи мне, великий князь, победитель множества племен, доволен ли ты добытым? Не хочешь ли присоединить к своим владениям еще и земли мисян? – Это предлагает мне кесарь Никифор? – прищурился Святослав. – Нет, это предлагаю тебе я, – ответил патрикий. – Ты знаешь, как взошел на престол кесарь Никифор Фока? – Слыхал кое-что… – ответил князь. В Киеве пристально следили за тем, что происходит у главного торгового партнера и вероятного противника номер один. – Слыхал кое-что… Кажется, вашего императора Романа отравили? Так же, как и его отца Константина? А нынешний кесарь был у них стратигом-воеводой, верно? – У любого патрикия империи больше прав на престол, чем у него, – сказал Калокир. – Когда ты приезжал в мой лагерь, ты, кажется, еще не был патрикием? – заметил князь. Калокир смутился, но князь махнул рукой: продолжай. – В Константинополе многие недовольны Никифором, – сказал Калокир. – Такие, как Никифор, губят империю. Знаешь, по каким ценам его брат продает украденный из государственных житниц хлеб? – Меня это не интересует, – отрезал Святослав. – Чего хочешь ты? – Заключить с тобой сделку, – напрямик объявил Калокир. – Я помогу тебе овладеть Мисией, а ты поможешь мне получить трон империи. Пятнадцать кентинариев, которые я привез, песчинка в той горе золота, которую ты получишь, когда я надену порфиру. Но эти пятнадцать кентинариев – знак того, что ты нападаешь на мисян по желанию Константинополя, а не по собственному произволу. – Хорошо, я возьму это золото, – кивнул Святослав. – Но, кроме золота, ты приведешь мне весной дружину ромейских всадников. Пусть не только Царьград, но и кесарь Петр знает, что я – союзник ромеев. Калокир подумал немного, потом спросил: – Если я приведу этих воинов, ты поможешь мне надеть порфиру? – Приведи воинов, – сказал князь. – И мы поговорим об этом в Преславе. А теперь ступай. Трудно сказать, насколько такой ответ удовлетворил Калокира. Патрикий был опытным царедворцем: ничего не отразилось на его лице. Поклонившись, он покинул горницу. – Он лжет, – сказал Духарев, когда ромей вышел. – Он – человек Никифора. Никифор возвысил его. Калокир привез пятнадцать кентинариев, посулил тысячу и полагает, что купил тебя с потрохами. Я почти уверен: точно такой же ромейский пройдоха сейчас обрабатывает кесаря Петра, обещая ему поддержку империи против нас. – Не ты ли говорил мне, что ромейский кесарь Никифор недавно ходил на булгар? – осведомился князь. – А сейчас говоришь о союзе Царьграда и Преславы… – Ходил – это громко сказано! – фыркнул Духарев. – Велел отхлестать по щекам булгарских послов, явившихся за данью, а потом прошел вдоль границы да пожег несколько булгарских крепостей – вот и весь поход. Наказал за то, что пропустили во Фракию угров, показал силу, не более. В горы даже не сунулся. И не собирался, потому что в это время Калокир уже плыл к нам со своими пятнадцатью кентинариями. А байки патрикия о том, что он метит на трон кесарей, – пустая болтовня. Когда Никифор посягнул на трон, он был доместиком схол, главным воеводой на востоке империи. Прославленный полководец, за которым стояло победоносное войско. А кто такой Калокир? Сын херсонского старосты, полагающий, будто власть добывают хитрой болтовней! – Он – ромей, – произнес князь. – Конечно, он лжив, как все ромеи. Если он посягает на место Никифора – это хорошо. Любая свара между ромеями нам на руку. Если же он лгал мне, то на сей раз ромейский кесарь перехитрил сам себя. Я возьму ромейское золото, ромейских воев, а поступлю так, как намеревался. Мне нужны булгары, чтобы воевать с ромеями. И я получу своих булгар. А раз Петр слишком труслив, чтобы стать моим союзником, значит, я сам стану булгарским кесарем! «Я правильно сделал, что не стал рассказывать ему о происхождении Артема», – подумал Духарев. А Святослав между тем продолжал: – … А если моим союзником хочет стать ромей Калокир, пусть докажет, что он того достоин. Если докажет, я сделаю его своим наместником в Царьграде, как сделал наместником в Хузарии твоего друга Машега. Духареву очень хотелось напомнить князю поговорку насчет шкуры неубитого мишки, но он воздержался. Святослав не шутил. Он действительно всерьез допускал, что может овладеть Византией. Духарев не мог не восхититься такой потрясающей самоуверенностью. Глава пятнадцатая Игры патрикия Калокира (продолжение) Через три дня Духарев и Калокир встретились у ворот Детинца. Спешились, поклонились друг другу. Обменялись вежливо-настороженными приветствиями. Патрикий, хоть и принадлежал к совсем другой культуре, чем варяги и прочие славяне, легко находил с ними общий язык. Сказывалась жизнь в Херсоне – по соседству с Тмутараканью. Калокир умел подстраиваться под обычаи русов, да так ловко, что, оставаясь ромеем, казался почти своим. Но с Духаревым эта игра не проходила, поскольку тот изначально был чужаком и до сих пор смотрел на лихое древнерусское общество чуток со стороны. Сергей видел игру Калокира, но чувствовал, что ромей не разделяет презрительного отношения своих соплеменников к «тавроскифам». Да, он считает славян варварами. Но видно, что его привлекает дикая красота «варварства». Не исключено, что патрикий предпочитает «примитивную» хитрость варягов утонченному интриганству «цивилизованных» византийских царедворцев. Духарев мог такое понять. Сам такой. Но не следовало забывать, что, симпатизируя «варварам», Калокир тем не менее оставался ромеем. Многие именитые киевляне успели побывать в Византии: Свенельд, Ольга… Ходили войной, возили товары, приезжали с дипломатическими миссиями или (как Асмуд) служили наемниками. Духарев ни разу не был в Восточно-Римской империи, но тем не менее понимал ее лучше, чем кто бы то ни было из окружения Святослава. Он чуял сходство между собой и Калокиром. И Калокир, безусловно, тоже угадывал в варяге Сереге это сходство. И наверняка ломал голову, в чем тут прикол. Разумеется, патрикий слышал всякие фантастические истории о воеводе, вплоть до легенд о его родстве с Олегом Вещим. Правды ромей, конечно, не подозревал. Об истинном происхождении Духарева знали только Рёрех и парс, больше никто. Озадаченный патрикий, с одной стороны, пытался осторожно сблизиться с воеводой, с другой – опасался слишком сближаться со столь загадочным человеком, как Духарев. Вот и сейчас они вошли во двор Детинца вроде бы вместе, но строго соблюдая дистанцию. А на подворье было весело. Великий князь Святослав решил поразмяться. Без брони, в простой льняной рубахе, подпоясанной шнурком, с двумя учебными мечами он лихо «водил» пятерых гридней. Гридни (тоже не из последних рубак) со смешанным вооружением (копье, меч, щит – все учебное, разумеется), в легких кожаных доспехах умело и слаженно атаковали, но князь все равно был проворнее. Сухой стук, сопровождающий удар по дубленой коже, раздавался каждые две-три секунды. А вот гридням достать князя пока что не удавалось. Святослав увидел Духарева, обрадовался: – Здрав будь, воевода! Присоединяйся! И тут же пырнул мечом в бок зазевавшегося гридня. Кольнул – и сразу «добавил» по шее. Легонько, почти нежно. Духарев отрицательно покачал головой. – А можно мне? – спросил Калокир. Он наблюдал за Святославом не больше минуты, но (Духарев был в этом уверен) успел «измерить» и «взвесить» технику великого князя. И сделать соответствующие выводы. – Можно! – охотно разрешил Святослав. – Один на один! – Зброю вниз! – скомандовал князь, останавливая поединок. – Ты что ж, единоборствовать со мной хочешь? – осведомился он у Калокира. – Коли соблаговолишь снизойти до своего ничтожного слуги – буду счастлив! – патрикий поклонился так низко, что даже коснулся рукой земли. – Снизойду! – «соблаговолил» Святослав, которого предложение ромея привело в прекрасное расположение духа.