– Ладно получилось! – резюмировал Святослав, глядя как несколько сотен ополченцев (остальных отпустили) роют могилы для убитых. Пленным туркменам (от тысячи осталась едва ли половина) предложили выбор: пешком и без оружия отправляться куда глаза глядят, или верхом и с честью – на службу хакана Святослава. Большинство предпочло второй вариант. Очень обидно возвращаться домой без оружия и с пустым кошельком. Да и как возвращаться? Осталось бы оружие, нанялись бы охранниками к купцам, а так… Туркмен отдали под начало Машега. Так Духарев посоветовал, и Святослав согласился. Теперь под командованием Серегиного друга оказалось больше тысячи клинков. И еще посоветовал Духарев: пусть, мол, идет Машег под собственным стягом, не как лучший гридень киевского воеводы, а как союзник. Святослав подумал и согласился. – Всё, брат, отпускай бороду! – сказал другу Сергей. – Ты теперь снова станешь благородным хузарином-иудеем! – Я всегда был им и есть! – сердито ответил Машег. – Думай, что говоришь! А бороду я отпускать не буду. Борода Элде не нравится. На этом их беседа прервалась. Прискакал посыл от Икмора. Икмор взял Итиль. Глава восемнадцатая Итиль – столица Хузарии Когда войско Святослава подошло к хузарской столице, выяснилось, что Икмор взять-то ее взял, но не совсем. «Царский город» – крепость на острове с дворцом хакана – Икмор проворонил. Причем из-за сущей случайности: он принял удиравших от Святослава пастухов-ополченцев за войско Йосыпа. Пока Икмор разворачивал дружину навстречу врагу, оставшиеся в городе итильские вельможи вместе с личными охранниками и городской стражей успели эвакуироваться на остров. Пастухи-ополченцы, обнаружив перед собой не спасительные итильские стены, а все те же красные щиты киевлян, развернули лошадок и ускакали. Но к этому времени мост между островом и берегом уже пылал, а на стенах «царского города» городская и дворцовая стражи спешно готовились к обороне. Штурмовать дворцовый комплекс нахрапом Икмор не стал. Посадил на стены напротив сгоревшего моста своих лучников (чтоб по ту сторону протоки не скучали) и занялся наведением порядка в захваченном городе. Столица Итиля была огромна. И хотя большая часть ее населения прозябала в нищете, а главные богатства Итиля хранились во дворце хакана, в самом городе тоже было чем поживиться. Купеческие подворья представителей нескольких десятков стран (в том числе и киевское), особняки богатеев, склады, хранилища… Получивший от Святослава строгое указание без толку не жечь и не резать, воевода Икмор указание выполнил. Силой взяли только «городки» византийцев и хорасанцев, которым хватило глупости запереть ворота. Остальных так, пощипали немного. Свои, киевские, подсказали: у кого, где и сколько. Простой люд не били, но все равно многие были в трауре: большая часть пеших ополченцев, погибших на полуострове, была из столицы. Впрочем, на русов семьи погибших обиды не держали, ругали в основном наместника. Заняв Итиль, войско получило пару дней на отдых. Вино – рекой, еда – от пуза, девки – пока не надоест. Оттягивались за все время похода, за Семендер (тогда князь не дал своим повеселиться), за суровые воинские будни на месяцы вперед… Духарев устроился на киевском подворье. Его принимали и ублажали с превеликим усердием. Причем не как славного княжьего воеводу, а как брата самого Мышаты Радовича. Артема, когда тот, уже изрядно набравшийся со своими, решил ближе к полуночи проведать отца, тоже встретили по-княжьи. У парня глаза разбежались: не знал, какую из девочек в постель уложить. Решил проблему по-варяжски: уволок сразу троих. А Духареву предложили черноокую персиянку с плотным животиком и большим мягким ртом. Насладиться ею Сергей не успел. Та реальность внезапно обрушилась на него… … Рыжая девчонка топлес вертелась вокруг врезанной прямо в стеклянный стол стальной штанги, изгибалась, вытягивала поочередно длинные тонкие ноги. Серебряные высоченные каблуки, словно стилеты, целились в глаза. Она наклонялась, глядела между циркулем расставленных ног на Сергея, потряхивала грудками. Рядом сопел какой-то мужик, лысый, с тройным подбородком, чавкал, пожирая что-то жареное, булькал пивом. На стриптизершу – ноль внимания. Духарев залпом проглотил вино, поставил бокал (услужливый холуй тут же его наполнил), рванул на горле галстук, ослабляя узел. Девчонка изогнулась кошкой, соски заскользили по зеркальной поверхности стола. Духарев привстал. Массивное неповоротливое тело слушалось с трудом. Может, от выпитого, может, само по себе. Привстал, потянулся, поймал девчонку за туфельку. Туфелька слетела, но ножку Духарев удержал. Девчонка пискнула, скорее от неожиданности, чем протестуя. Духарев смахнул тарелку и бокал (попутно снес и посуду лысого), распластал девчонку на столе, зубами сорвал трусики. Девчонка забилась всерьез, заверещала. – Лежать! – рыкнул Духарев, одной рукой припечатывая ее к столу, а другой расстегивая ремень. Расстегивать было неудобно, мешало брюхо… – Сергей Иваныч! Сергей Иваныч! – заворковал над ухом голосок. Метрдотель. – Сергей Иваныч, не здесь! Позвольте проводить вас в кабинет, там удобнее и люди… – Люди? Духарев повернулся, оглядел зал. Люди… Свиньи! Жрут, срут, трахаются… Свиньи все! Нет, не все… Вот нормальные мужики… А-а-а! Да это же его охрана! – Убрать! – рявкнул Духарев. – Убрать всех на хер! На хер! Всех! Быстро! Проклятый ремень наконец поддался. Девчонка перестала визжать, глядела блестящими перепуганными глазами… … перепуганными глазами. Между стен еще метался отзвук его рыка. Персиянка отпрянула в угол: толстые черные косы с вплетенными красными лентами, голая, розово-глянцевая плоть… И в следующую секунду – дверь с треском на пол, в проеме – Артем – без штанов, но с мечом. – Батька!!! Персиянка заверещала придавленным зверьком. – Спокойно, Темка! – хриплым, севшим голосом произнес Духарев. – Это я так… Приснилось нехорошее… – А-а-а… – убедившись, что с отцом все в порядке, парень мгновенно расслабился, бросил меч на подушки, легонько пнул персиянку, бросил ей по-хузарски: – Заткнись, дурочка! За спиной его уже теснились обитатели дома. Кто одет, кто не очень, но все с оружием. Спасать прибежали… – Все путем! Сон дурной привиделся! – пояснил еще раз Духарев. Народ рассосался. Кроме Артема, который все еще с сомнением глядел на отца. Парень знал: на батьку временами накатывает. Потому как ведун. Тяжкое это дело – через Кромку шастать. Тяжкое… и уважаемое. Что бы там мамка не говорила. Будучи верующим христианином и даже получив кое-какое теологическое образование, Артем всю свою короткую жизнь провел среди язычников-варягов. Он никогда не посмел бы сказать, что отца одолевают бесы. И посмей при нем кто-то такое сказать, Артем бы ему сталью глотку заткнул. – А ты быстрый, сынок, – похвалил Духарев. – Здорово я орал? Артем улыбнулся: – Как тур! Нет, как зубр! – Так я и подумал. Ладно, сынок, иди, отдыхай, я в порядке. Артем кивнул и вышел, не забыв прихватить меч, поднять выбитую дверь и прикрыть ею проем. Духарев откинулся на подушки, поманил пальцем персияночку: – Иди сюда! Девчонка вытерла личико, подползла на четвереньках. – Ударил я тебя, больно сделал? Персияночка энергично замотала головой. – Не бойся, – сказал Духарев. – Ублажишь меня как следует – не обижу. – Я… я плохо умею, господин. Я… Меня только месяц как почтенный Егуда купцу Бороте отдал. А Борота, он старый уже. Хотел меня в Киев отправить, брату в подарок… Духарев фыркнул. Можно было и догадаться, что ему девственницу подсунут. Почтят, так сказать. Должен был раньше сообразить, не в первый раз такое. Самому надо было выбирать… По здешним обычаям, девственница – это особый почет. И никакой деликатности в обращении с ней не требовалось. Чувства и ощущения девушки, тем более рабыни, никого не волновали. Но Духарев так не умел. … В бассейне, вровень с покатым полом, плескалась прозрачная вода. Духарев взял с подноса стопарик виски, проглотил, отлакировал, хлебнув из деревянной кружки мутноватое нефильтрованное пиво. Подплывшая сзади девка обхватила его руками и ногами, поцеловала в ухо. – Отхлынь, – недовольно буркнул Духарев, стряхнул девку и неуклюже, словно тюлень, полез из бассейна. В парной сидели двое мужчин примерно духаревского возраста, но помельче. Один – загорелый, другой – бледный и волосатый. – А-а-а… Иваныч! Ну как шалава? – Шалава и есть. Подвинься! – проворчал Духарев, взбираясь на полок. В парной сразу стало тесно. – А тебе генерал звонил, – доложил загорелый. – Который?