Киврин предчувствовала, что одевать Агнес в праздничное заранее — не самая лучшая идея. К середине дня вышитые рукава оказались перемазаны, а подол юбки с одного бока припудрен мукой. Когда к вечеру Гэвин так и не вернулся, нервы у всех были на пределе, а уши Мейзри пылали, как факелы. Поэтому распоряжение леди Имейн отнести отцу Рошу полдюжины восковых свечей Киврин только обрадовало — хоть какая-то возможность увести девочек на время из дома. — Пусть бережет, их должно хватить на обе службы, — наставляла леди Имейн раздраженно. — Ох, да разве восславишь такой службой рождение Господа нашего... Надо было нам ехать в Курси. Киврин закутала Агнес в плащ, позвала Розамунду, и они дошли до церкви. Отца Роша не было. Посреди алтаря стояла большая желтоватая свеча с прочерченными отметками. Незажженная. Он запалит ее на закате и будет отсчитывать по ней часы до полуночи. На коленях в ледяной церкви. В доме священника тоже не оказалось, поэтому Киврин оставила свечи на столе. Пробираясь через луг обратно, они увидели привязанного к погостной калитке осла, который лизал снег. — Мы забыли покормить зверей, — спохватилась Агнес. — Зверей? — настороженно переспросила Киврин, забеспокоившись насчет праздничных платьев. — Сочельник!.. Вы дома разве не кормили зверей? — Она не помнит, — ответила Розамунда. — В Сочельник мы кормим домашний скот в память о том, что Христос был рожден в яслях. — Ты и про Рождество ничего не помнишь? — задала резонный вопрос Агнес. — Смутно. — Киврин представила предрождественский Оксфорд; витрины, украшенные пластиковой хвоей и лазерными гирляндами; магазины, битком набитые любителями покупать подарки в последнюю минуту; запруженную велосипедами Хай-стрит и контур башни Магдалины сквозь снежную пелену. — Сперва звонят в колокола, потом едят, потом служба, потом святочное полено, — перечислила Агнес. — Все наоборот, — поправила Розамунда. — Сперва мы зажигаем полено, а потом идем в церковь. — Сперва колокола! — воскликнула Агнес запальчиво. — А потом церковь. Захватив из амбара мешок овса и немного сена, они отправились на конюшню кормить лошадей. Судя по отсутствию Гринголета, Гэвин не вернулся. До стыковки меньше недели, а Киврин так и не выяснила, где переброска. Дело плохо, ведь неизвестно, что принесет приезд лорда Гийома. Эливис отложила все выяснения до приезда супруга, которого, как она сказала девочкам поутру, нужно ждать сегодня домой. Вдруг он решит отправить Киврин в Оксфорд или в Лондон в поисках ее родни, или сэр Блуэт предложит взять ее с собой в Курси? Надо как можно скорее поговорить с Гэвином. Хотя в полном доме гостей его будет легче отловить наедине или даже, со всей этой суматохой и кутерьмой, попросить проводить ее к переброске. Киврин постаралась задержаться у лошадей как можно дольше, надеясь на скорый приезд Гэвина, но Агнес там наскучило, и она потребовала идти кормить кур. Киврин предложила вместо этого угостить корову мажордома. — Это не наша корова, — возмутилась Розамунда. — Она помогла мне, когда я вышла больная из дому, — ответила Киврин, вспоминая, как опиралась на костлявую коровью спину. — Хочу отблагодарить ее. Они прошли мимо загона, где раньше были свиньи. — Бедные поросятки, — вздохнула Агнес. — Я бы угостила их яблочком. — На севере опять тучи, — заметила Розамунда, посмотрев на небо. — Наверное, все-таки никто не приедет. — Приедут! — возразила Агнес. — Сэр Блуэт обещал мне гостинец. Мажордомова корова стояла почти на том же месте, что и в прошлый раз, за предпоследней лачугой, объедая остатки потемневших гороховых плетей. —Хорошего Рождества, сударыня корова, — поприветствовала ее Агнес, протягивая горстку сена с метрового расстояния. — Они говорят только в полночь, — напомнила Розамунда. —Давай придем сюда в полночь, леди Киврин, — воодушевилась Агнес. Корова вытянула шею, и девочка попятилась. — В какую полночь, недотепа? — охладила ее Розамунда. — Ты же будешь в церкви. Корова шагнула вперед, тяжело ступая широким копытом, и Агнес спряталась Киврин за спину. Под завистливым взглядом девочки Киврин скормила корове клок сена. — Если в полночь все в церкви, откуда тогда знают, что звери говорят? — поинтересовалась Агнес. Резонный вопрос, подумала Киврин. — Отец Рош сказал, — ответила Розамунда. Высунувшись из-за юбки Киврин, Агнес взяла еще клок сена и протянула его в коровью сторону. —А что они говорят? — Говорят, что ты не умеешь их кормить! — отрезала Розамунда. — Неправда! — выбрасывая руку вперед, заявила Агнес. Корова, задрав губу, попыталась цапнуть сено, и девочка, швырнув в нее свой клок, снова поспешила спрятаться за Киврин. — Они славят Господа нашего. Так отец Рош сказал. На дороге послышался конский топот. Агнес выбежала в проулок между лачугами. — Приехали! — возвестила она, возвращаясь. — И сэр Блуэт приехал. Я видела. Они уже в воротах. Киврин торопливо разбросала перед коровой остатки сена. Розамунда зачерпнула из мешка горсть овса и начала кормить корову с руки. — Пойдем! — крикнула Агнес. — Сэр Блуэт приехал! Розамунда стряхнула с ладони остатки овса. — Надо покормить ослика отца Роша. — Даже не оглянувшись на поместье, она направилась к церкви. — Розамунда, они ведь приехали! — Агнес кинулась вдогонку. — Ты что, не хочешь посмотреть гостинцы? Видимо, нет. Розамунда дошла до погостной калитки, где ослик жевал торчащий из-под снега хвост щетинника. Наклонившись, она сунула ослу под нос пригоршню овса, на которую он не обратил ни малейшего внимания, и застыла, опираясь рукой на его спину. Темные длинные волосы скрывали ее лицо. — Розамунда! — надрывалась пунцовая от досады Агнес. — Ты что, меня не слышишь? Они приехали! Осел оттолкнул руку с овсом и принялся клацать желтыми зубами над крупным побегом щетинника. Но Розамунда не сдавалась. —Я покормлю осла, — сказала Киврин. — Аты ступай, надо поздороваться с гостями. — Сэр Блуэт обещал привезти мне гостинец, — похвасталась Агнес. Розамунда разжала горсть, высыпая зерно на землю. — Вот пусть отец тебя за него и выдает, раз ты души в нем не чаешь, — ответила она, разворачиваясь к дому. —Я еще маленькая, — возразила Агнес. Розамунда тоже, подумала Киврин, хватая Агнес за руку и устремляясь за старшей. Та, воинственно вздернув подборок, быстро шагала вперед, волоча подол по земле и не обращая внимания на просьбы Агнес подождать. Гости въехали во двор, Розамунда поравнялась со свинарником. Киврин прибавила шагу, увлекая за собой семенящую почти бегом Агнес, и во двор все трое прибыли одновременно. Киврин в изумлении остановилась. Она ожидала официального приема — хозяева, выстроившись на пороге, встречают гостей приветственными речами, — но столпотворение во дворе больше напоминало первый день семестра, когда все снуют с сумками и коробками, обнимаются, целуются, смеются и говорят наперебой. Розамунду еще даже не успели хватиться. Дородная женщина в крахмальном чепце принялась расцеловывать Агнес, а Розамунду окружили с радостными визгами три девочки-подростка. Слуги, тоже, очевидно, принаряженные под праздник, тащили в кухню увязанные корзины и огромного гуся, другие заводили лошадей в конюшню. Гэвин, перегнувшись с седла, разговаривал с Имейн. «Нет, епископ в Уилскоме», — услышала Киврин, но, судя по довольному лицу Имейн, Гэвину удалось передать просьбу архидьякону. Имейн помогла слезть с коня молодой женщине в ярко-синем (ярче даже, чем платье Киврин) плаще и, сияя, подвела ее к Эливис. Эливис встретила гостью с улыбкой. Киврин попыталась вычислить среди приехавших сэра Блуэта. Всадников было человек шесть, все в подбитых мехом плащах и на конях в богатой сбруе. Слава богу, дряхлых калек среди них не наблюдалось, а парочка и вовсе казались симпатичными. Киврин хотела уточнить у Агнес, но та еще барахталась в объятиях крахмальной дамы, которая, гладя девочку по голове, приговаривала: «Так выросла, тебя и не узнать уж». Киврин улыбнулась про себя. Над некоторыми вещами время не властно. Среди прибывших было несколько рыжеволосых, в том числе и женщина возраста леди Имейн, которая тем не менее носила свои поблекшие длинные розовые космы распущенными, как юная девица. Скорбно поджимая губы, она с недовольным видом смотрела, как слуги разгружают припасы. Выхватив из рук спотыкающегося слуги переполненную корзину, старуха сунула ее толстяку в зеленой бархатной куртке. Он тоже был рыжим, а еще рыжим был самый симпатичный из всадников, лет тридцати на вид. Круглое веснушчатое лицо его казалось открытым и добрым — уже хорошо. — Сэр Блуэт! — закричала Агнес и, проскочив мимо Киврин, кинулась обнимать колени толстяка. Ох, нет. Киврин думала, толстяк женат на этой мегере с розовыми космами или на крахмальном чепце. Лет ему было не меньше пятидесяти, веса — все восемь пудов, и полный рот коричневых гнилых зубов. — Вы привезли мне гостинец? — спросила Агнес, дергая за полу куртки. — Будет гостинец, — ответил он, глядя на окруженную девочками Розамунду. — И тебе, и сестрице. —Я ее приведу, — сказала Агнес и помчалась туда, прежде чем Киврин успела ее перехватить. Сэр Блуэт потопал следом. Девочки, захихикав, расступились, и Розамунда, испепелив сестру взглядом, с улыбкой протянула гостю руку. —Добро пожаловать, сударь. Подбородок ее был задран выше некуда, на бледных скулах алел лихорадочный румянец, но сэр Блуэт, очевидно, принял это за робость и восторг. — Весной, надо думать, ты будешь с супругом поласковее, — заграбастав своей лапищей ее тонкие пальчики, пробасил он. — Еще только зима, сэр, — пунцовея, ответила Розамунда. — Весна не за горами, — расхохотался он, показывая гнилые зубы. —А где мой гостинец? — напомнила Агнес.