— Знаю. Этот аспект мистер Гилкрист в своей речи тоже осветил. Устроил длинный экскурс в историю календарной реформы и разницу в датах между старым стилем и новым. В какой-то момент я даже подумала, что он сейчас начнет диаграммы рисовать. И какое там сегодня число получается? — Тринадцатое декабря. — Может, оно и к лучшему, что мы не знаем точно, какое у нее там время. Когда Дейдра с Колином уезжали на год в Штаты, я с ума сходила от волнения, но все невпопад. Например, мне мерещилось, что Колин попадает под машину по дороге в школу, а у них как раз глухая ночь стояла. Чтобы страхи сбылись, надо представлять несчастье во всех подробностях, включая погоду и время суток. Я еще немного поволновалась из-за того, что не понимаю, о чем волноваться, а потом успокоилась совсем. Наверное, с Киврин будет то же самое. Похоже на то. Он действительно представлял Киврин такой, какой запомнил перед отправкой — распростертой среди раскиданных сундуков, — но ведь наверняка все уже изменилось. С момента переброски прошел почти час. Даже если поблизости не появится никакой путник, на дороге лежать холодно, да и не станет Киврин покорно выжидать с закрытыми глазами, очутившись в Средневековье, это просто невозможно. Он сам, впервые попав в прошлое, тоже не стоял столбом. Его переместили глухой ночью во внутренний двор колледжа, велев не сходить с места, пока сеть не откроется снова. Но разве устоишь смирно, когда ты в Оксфорде 1956 года и знаешь, что с привязкой будут возиться минут десять, не меньше? Он промчался четыре квартала по Брод-стрит — посмотреть на старую Бодлеинку — и чуть не довел оператора до инфаркта, опоздав к открытию сети. И Киврин не станет столько времени лежать с закрытыми глазами, когда вокруг раскинулось Средневековье. Дануорти вдруг увидел ее воочию, как она стоит в своем непрактичном белом плаще на Оксфордско-Батской дороге, готовая в любую секунду шлепнуться обратно на землю при виде ничего не подозревающего путника, а сама при этом восторженно шепчет в молитвенно сложенные ладони обо всем, что происходит вокруг. Беспокойство тут же отступило. Ничего, через две недели она пройдет через сеть обратно, закутанная в потрепанный и перепачканный плащ, и расскажет тысячи леденящих душу историй со счастливым концом, которые еще не одну неделю будут преследовать его в ночных кошмарах. —Ты же знаешь, Джеймс, с ней все будет отлично, — нахмурившись, повторила Мэри. — Знаю. — Он сходил к бару и принес им еще по полпинты. — Во сколько, ты сказала, твой внучатый племянник приезжает? — В три. Он сюда на неделю, а я понятия не имею, что с ним делать. Кроме как беспокоиться, конечно. Наверное, можно сводить его в музей Ашмола... Дети ведь любят музеи? Плащ Покахонтас и прочие диковинки? Дануорти вспомнил плащ Покахонтас — заскорузлый кусок серой тряпки, напоминающей оттенком злосчастный шарф. —Я бы предложил Музей естествознания. В паб ворвались дребезжащие аккорды «Динь-дон слышно в вышине». Дануорти в тревоге оглянулся на дверь. На пороге стоял его секретарь, близоруко щурясь в полумрак. — Может, запустить Колина в башню Карфакс, чтоб испортил карильон? — высказала Мэри крамольную мысль. — Это Финч. — Дануорти вскинул руку, привлекая его внимание, но тот уже и сам направлялся к их столу. —Я вас везде ищу, сэр. У нас нелады. — С привязкой? — С привязкой? — недоуменно переспросил секретарь. — Нет, сэр. С американками. Они прибыли слишком рано. — Какие еще американки? — Звонари. Из Колорадо. Женская гильдия мастеров переменного звона Западных штатов. — Еще колокола? Нам своих мало, хотите сказать? — воскликнула Мэри возмущенно. — Я думал, они двадцать второго приезжают, — удивился Дануорти. — Сегодня и есть двадцать второе, — ответил Финч. — Должны были приехать днем, но концерт в Эксетере отменили, поэтому они опережают график. Я позвонил на кафедру медиевистики, и Гилкрист сказал, что, видимо, вы пошли праздновать. — Он покосился на пустую кружку Дануорти. — Я не праздную. Я жду, пока будет готова привязка на мою практикантку. — Он взглянул на часы. — Еще не меньше часа ждать. — Вы обещали устроить им экскурсию по местным колокольням, сэр. — Правильно, зачем тут сидеть? — подхватила Мэри. — Я могу позвонить тебе в Баллиол, когда установят привязку. — Вот когда установят, тогда я с ними и встречусь, — не сдавался Дануорти. — Поводите гостей по колледжу, а потом накормите обедом. Как раз около часа и выйдет. Финча предложение не обрадовало. — Они здесь только до четырех. Вечером у них концерт на ручных колокольцах в Или, и они очень хотели посмотреть колокола в Крайст-Чёрч. — Так и сводите их в Крайст-Чёрч. Покажите «Большого Тома». Поднимитесь на башню Святого Мартина. Или в Нью-Колледж. А я приду сразу как освобожусь. Финч хотел уточнить что-то еще, но передумал. — Я скажу им, что вы через час подойдете, сэр. — Он направился к двери, однако с полдороги вернулся. — Да, чуть не забыл, сэр. Звонил викарий, интересовался, будете ли вы читать из Евангелия на межконфессиональной рождественской службе. В этом году она проводится в церкви Святой Девы Марии. — Передайте, что буду, — кивнул Дануорти, радуясь, что Финч наконец отстал от него со звонарями. — И еще попросите, чтобы пустил нас днем на колокольню, когда я приведу этих американок. — Да, сэр. Может быть, свозить их в Иффли? Там чудесные образцы XI века. — Непременно, — согласился Дануорти. — В Иффли обязательно. А я как только, так сразу. Финч открыл рот и тут же закрыл. —Да, сэр, — сказал он и вышел на улицу под аккомпанемент хорала «Падуб и плющ». — Что-то ты с ним слишком сурово, не находишь? — спросила Мэри. — Американцы вообще-то страшные люди. — Вот увидишь, через пять минут он вернется спросить, в Крайст-Чёрч сначала вести или куда. Никакой инициативы у человека. —Я думала, тебе как раз это в молодежи и нравится, — съязвила Мэри. — Зато не сбежит в Средневековье. Дверь открылась, снова впуская внутрь «Падуб и плющ». — Вот и Финч, с животрепещущим вопросом, чем кормить звонарей на обед. — Паровым мясом и разваренными овощами, — подсказала Мэри. — Американцы любят рассказывать страшилки про нашу кухню. Ох, боже. Дануорти обернулся. На пороге в ореоле хмурого уличного света стояли Гилкрист и Латимер. Гилкрист, широко улыбаясь, что-то говорил, перекрикивая колокольный перезвон. Латимер сражался с большим черным зонтом. — Наверное, надо проявить вежливость и пригласить их к нам? — предположила Мэри. Дануорти потянулся за пальто. — Проявляй, если хочешь. Я не собираюсь слушать, как эти двое поздравляют друг друга с тем, что отправили зеленую студентку к черту на рога. — Ты снова заговорил как сам-знаешь-кто. Случись что серьезное, они бы сюда не пришли. Наверное, Бадри закончил с привязкой. — Рановато как-то, — усомнился Дануорти, но все же сел на место. — Скорее, он их выгнал, чтобы не торчали над душой. Гилкрист, видимо, заметил вставшего Дануорти и развернулся, собираясь выйти, но Латимер уже подходил к столу. Гилкрист направился следом, стирая улыбку с лица. — Есть привязка? — спросил Дануорти. — Привязка? — не понял Гилкрист. —Да, привязка. Местоположение Киврин во времени и пространстве, дающее возможность забрать ее потом оттуда. — Ваш оператор говорит, что для определения координат ему нужен еще как минимум час, — процедил Гилкрист. — Он всегда так копается? Сказал, что придет за нами, когда все будет готово, но по предварительным показателям переброска прошла успешно, и сдвиг получился минимальный. — Отлично! — с облегчением выдохнула Мэри. — Присаживайтесь. Мы тут пропустили по пинте в ожидании привязки. Заказать вам что-нибудь? — спросила она Латимера, который застегивал укрощенный зонт. — Почему бы и нет? — согласился Латимер. — В конце концов, сегодня великий день. Капельку бренди, пожалуй. «И доброе вино на стол поставил, и текло оно весь вечер за веселым разговором» [2]. — Он принялся вылавливать хвостик застежки, запутавшейся в спицах зонта. — Наконец у нас появилась возможность воочию наблюдать отмирание флексий у прилагательных и переход к именительному единственного числа. «Великий день», — не удержался от сарказма Дануорти, но и он почувствовал невольное облегчение. Сдвиг, вот что его беспокоило. Это самый непредсказуемый аспект переброски, даже с проверкой параметров. Теоретически сдвиг служит защитным механизмом, оберегающим время от парадоксов. С помощью сдвига вперед во времени сеть предотвращает столкновения, встречи, поступки, способные повлиять на ход истории, аккуратно пронося путешественника мимо того момента, когда он мог бы застрелить Гитлера или спасти тонущего ребенка. Однако определять эти критические моменты и рассчитывать, каким окажется сдвиг в данной конкретной переброске, теория сети так и не научилась. Какую-то вероятность дает проверка параметров, но Гилкрист ведь обошелся без проверки. А значит, Киврин могло сместить и на две недели, и на месяц. Чего доброго угодила в апрель в своем меховом плаще и зимнем киртле. С другой стороны, Бадри прогнозировал минимальный сдвиг. Тогда разница составит пару дней, и у Киврин будет уйма времени определиться в числах и прибыть на стыковку в назначенный срок. — Мистер Гилкрист, — услышал он голос Мэри, — вам бренди заказать? — Нет, спасибо. Мэри выудила еще одну смятую банкноту и пошла к бару. — Ваш оператор вроде бы справляется успешно, — заявил Гилкрист. — Кафедра медиевистики согласна подрядить его и на следующую переброску. Мы хотим отправить мисс Энгл в 1355 год, пронаблюдать последствия чумы. Исторические источники в этом отношении абсолютно ненадежны, особенно когда речь заходит о показателях смертности. Принятая цифра в пятьдесят миллионов погибших не выдерживает никакой критики, как и подсчеты, согласно которым чума выкосила от одной трети до половины населения Европы. Очень хотелось бы, чтобы мисс Энгл посмотрела на это профессиональным взглядом. —А вы не слишком торопите события? — спросил Дануорти. — Может, пусть Киврин сперва вернется живой или хотя бы благополучно прибудет в 1320 год? Гилкрист оскорбился. — Мне кажутся крайне несправедливыми ваши бесконечные намеки, будто медиевистика не способна провести студенческую практику. Уверяю вас, мы все тщательно продумали. Все аспекты путешествия Киврин просчитаны до мельчайших подробностей. Вероятностный расчет оценивает частоту появления путников на Оксфордско-Батской дороге в один и шесть десятых часа, а правдоподобие рассказа Киврин о нападении разбойников — в девяносто два процента, поскольку тогда такие нападения случались сплошь и рядом. Вероятность ограбления путника в Оксфордшире — сорок два с половиной процента зимой, пятьдесят восемь и шесть десятых процента летом. В среднем, разумеется. В определенных частях Отмура и Вичвуда, а также на второстепенных дорогах шансы подвергнуться нападению значительно возрастали. Откуда, интересно, такие результаты? В «Книге Страшного суда» не перечислены воры (за возможным исключением ее составителей, королевских переписчиков, которые иногда не только переписывали, но и прибирали к рукам все, что плохо лежит), а разбойники той поры вряд ли вели учет ограбленных и убитых, аккуратно отмечая места на карте. Догадаться о том, что кто-то погиб в пути, можно было исключительно де-факто: уехал и не вернулся. А сколько народу обрело вечный покой в глухом лесу, без могилы и надгробия... — Будьте уверены, мы приняли все необходимые меры, чтобы обезопасить Киврин, — заявил Гилкрист. — Провели проверку параметров? Пробные переброски, тесты на симметрию? Вернулась Мэри.