Но сегодня такой классный вечер. Все, кого я люблю, — рядом, и я все время думаю, как буду расписывать Клыку, как поседела от сахарной пудры мордочка у Тотала. Но всему наступает конец, и вот мы с Надж летим домой, а за нами тянутся Ангел, Газзи и Игги. Должна сказать, что в моем роскошном прикиде не больно-то полетаешь. В джинсах и свитере куда приятней. Так что я не слишком буду тосковать по своему платью и туфлям. Бесшумно опускаемся на террасу. В доме горит свет. Ноги у меня огнем горят, и я первым делом сбрасываю туфли. И сразу бегу искать Клыка. Я принесла ему кусок свадебного торта. Он, конечно, чуток помялся, но ничего, сплющенный или нет, торт остается тортом. Стою в коридоре перед дверью мальчишечьей спальни. Стучу. Тишина. Заснул он уже, что ли? Открываю дверь и просовываю голову внутрь. Темнота. — Клык? Включаю свет. Никого. Постель его стоит нетронутой. В ванной тоже темно и пусто. — Клык! — кричу я в полный голос. — Мы дома! Надо пойти спросить наших. Может, они его видели. Разворачиваюсь на выход и… вижу записку. На комоде рядом с дверью лежит белый конверт. На нем колючим почерком Клыка — мое имя. Сердце у меня падает и застревает где-то в животе, руки и ноги леденеют, а по спине ручьем катится холодный пот. Как в замедленной съемке, делаю шаг, протягиваю руку к конверту, верчу его в пальцах, открываю, достаю несколько мелко исписанных страниц. — Макс, что ты тут делаешь? Пойдем еще пару фоток щелкнем. — Надж распахивает дверь. — Когда мы еще все вместе будем такими чистыми? Надо для истории зафиксировать. Я проглатываю застрявший в горле комок: — А Клык где-нибудь с вами? — Нет, я думала, он здесь, с тобой. — Смотри, что я нашла. — Я показываю ей письмо, и глаза у нее расширяются. — Что это? — голос у нее мгновенно охрип. Медленно втягивая воздух, я разворачиваю страницы. Не надо их читать. Если не читать, значит, ничего не случилось. Но я не трус. Даже сейчас. И поэтому я начинаю читать вслух. Макс, любимая моя, ты сегодня была безумно красивой. Такой я запомню тебя на всю жизнь. Надж закрывает рот ладонью. Хочется верить, что ты тоже будешь помнить меня таким — ха-ха — чистым. Как хорошо, что мы были так счастливы в наш последний день вместе. Но сегодня вечером я улетаю. Я ухожу из стаи. И на сей раз это навсегда. Не знаю, увижу ли я тебя еще когда-нибудь. Дело в том, Макс, что, кто бы что ни говорил, все немного правы. Дилан прав в том, что, пока я с вами, стая в опасности. Может, этой опасностью был только профессор Ханс. Но откуда нам знать, вдруг найдется еще сотня таких же психов. С Ангелом трудно не согласиться, что у двух стай шансы выжить удваиваются. И потом, когда мы с тобой вместе, мы никого вокруг не видим — тут с ребятами не поспоришь. Но с этим мы с тобой ничего поделать не можем. А все потому, что я тебя люблю. И, когда ты рядом, никто и ничто для меня не существует. Я вижу, слышу и чувствую тебя одну. А если тебя рядом нет — только о тебе и думаю. Только с тобой я хочу говорить. Только твоя опора нужна мне в бою. Когда мы вместе, солнце светит ярче. Когда тебя нет — мир покрывается пылью. Прости меня — если не сейчас, то когда-нибудь после, — что из-за меня наш светлый мир превращается в серый, тусклый и пыльный. Может быть, пройдет время и радость вернется. Я отрываюсь на минуту, стараюсь глотнуть воздуха. Один за другим ребята подгребли в комнату и теперь, с посеревшими лицами, сгрудились вокруг Надж. И ты тоже, когда я рядом, не в лучшей форме. Вернее, я неправильно выразился. Со мной ты, Макс, — по-максимуму, и ласковее, и нежнее, и — хочешь верь, хочешь не верь — женственнее. Но, когда ты со мной, вожак в тебе отступает на задний план. А стае нужен вожак. Ангел, если ты, малышка, слышишь эти слова, не обижайся, но до вожака тебе пока расти и расти. Я глянула на Ангела и вижу, как щеки ее заливает краской. Еще как минимум пару лет стае без вожака не выжить, как бы ни были сильны наши ребята, все вместе и каждый в отдельности. А я чем хочешь клянусь, ты и есть тот самый лучший, самый необходимый стае вожак. Лидер. Командир. За это я тебя и люблю. За это и многое, многое другое. Но чем больше я об этом думаю, тем больше я уверен, что решение мое — единственно возможное и что поступаю я сейчас правильно. Может быть, не для нас с тобой, моя любимая. Не для тебя и не для меня — для всех нас вместе, для стаи. Пожалуйста, не старайся меня искать. Не старайся меня вернуть. Ничего труднее мне в жизни делать не приходилось (стерпеть сегодня на себе целый день этот чертов костюм и галстук — не в счет). И как бы мне этого ни хотелось, увидеть тебя еще раз будет чистым адом. Ты будешь просить, чтобы я вернулся. Я не смогу сказать тебе «нет». Никакие проблемы не разрешатся, мне снова придется уходить, и мы снова должны будем пережить всю эту муку. Милая, ты сильная, прошу тебя, сделай так, чтобы мы смогли разрубить этот узел раз и навсегда. В горле у меня пересохло, и каждое слово дерет его чуть не до крови. Врет, врет. Я помню, он тысячу раз говорил мне «нет». Надж кладет мне руку на плечо — то ли меня поддерживает, то ли сама за меня держится. Я люблю тебя. Люблю твою улыбку, твою кривую усмешку. Твой злобный оскал люблю. Я люблю смотреть на твое сонное лицо. Люблю смотреть, как в полете развеваются у тебя за плечами волосы. И как сияет в них солнце, если, конечно, они не заскорузли от крови и грязи. Люблю смотреть на твои распростертые крылья, белые, коричневые, кремовые. И — по самому краю плеча — крошечные мягкие перышки. Я люблю твои глаза, то холодные, внимательные, настороженные и подозрительные, то смеющиеся, теплые и нежные. Лишь бы только ты на меня смотрела. Стою и реву, как последняя идиотка. Слезы текут ручьем, и я вытираю глаза и нос рукавом платья. Ты лучший на свете боец. И лучший командир. И ты нам всем мама, которая утешит и успокоит. Ты совершенная, абсолютная, неописуемая балда и бестолочь, никудышный водила и хреновый повар. Ты, что бы ни случилось, нас охраняешь и о нас заботишься. Ты мой лучший друг, моя первая и единственная любовь. И красивее тебя на свете девчонки нет, с крыльями или без. Теперь уже плачут все, даже Игги. Мы все всхлипываем, хлюпаем носами и отчаянно трем глаза. Так я и знала: я читаю его письмо вслух, и его уход становится реальностью. И не только для меня — для каждого из нас. Я вот что скажу тебе, моя радость. Помнишь тот утес, на котором мы учились летать с ястребами? Если через двадцать лет не истечет наш срок годности и если мир не развалится на части, я буду ждать тебя на том утесе. Ты ведь найдешь туда дорогу? Так и договоримся. Через двадцать лет. И сегодня же начинаем отсчет. Буду жив — буду тебя там ждать. Клык даю. Прощай, моя любовь. Клык PS. Скажи всем, мне будет их не хватать. В комнате гробовое молчание. Письмо у меня в руках промокло от слез. Кое-где даже чернила расплылись. Мой Клык, всегда такой суровый, выплеснул в этом письме весь многолетний запас любви. Я окаменела. Точно меня кто изо всех сил звезданул по башке. — Я в это не верю, — шепчет Газман. — Вот кретин, — выругался Игги, — настоящий кретин. — Это все из-за меня. — Плечи у Ангела вздрагивают от рыданий. — Нет, ты много чего натворила, — горько говорю я ей, — но тут никакой твоей вины нет. Я очень устала. Свадьба Тотала и Акелы превратилась в смутное воспоминание. Надж положила мне голову на плечо. Кладу письмо и обнимаю ее. Слезы капают мне на подол, но изо рта не вырывается ни звука. Нет таких слов, чтобы выразить мою боль. Я не хочу и не могу двигаться. Руку не поднять, ногой не пошевелить. Да и зачем? Клык не сидит на кухне и не ждет меня за столом. И завтра утром я проснусь в опустевшем без него доме. Меня тошнит. Мне плохо. Болит живот. Я ни крошки в рот взять не могу. Я даже не могу слезть с кровати, не могу выйти из комнаты. Боже, дай мне собрать остаток сил, чтобы измолотить Клыка, пока он не запросит пощады. Когда-нибудь… На самом деле все, чего мне сейчас хочется, это тупо смотреть видео по Интернету. Все подряд. Но, оказывается, разбитое сердце — вовсе не повод, чтоб Надж отдала мне новый комп. Приходится довольствоваться старым лэптопом. Но только я его открываю, во что, вы думаете, я впериваюсь на десктопе? Что сделал этот тупой предатель, этот гад, бывший бойфренд и бывший первый кореш, этот козел, чмо, отпетый дурак, простуженный на голову, этот пень с глазами… Какие у него красивые глаза… Уходя из моей жизни, бросая меня на произвол судьбы, он забыл стереть с десктопа свои кретинские файлы. Открыть? Не открыть? Открыть? Не открыть?