— По-латыни — это бы еще полбеды. Может, еще что-нибудь можно было бы понять. Подожди-ка, подожди. Смотри, вон там ссылки в скобках: «рис 1», «рис 2», «рис 3». Значит, там где-то к этой статье картинки есть. А как всем известно… — Лучше один раз увидеть, чем сто раз… прочитать, — хором подводим мы итог нашим трудам. — Слушай, давай мы все-таки быстренько текстик перелистаем, — предлагаю я Клыку. — Может, что-нибудь вразумительное в глаза бросится. Надо отдать мне должное. В паре пунктов я худо-бедно разобралась. Правильно, выходит, говорят: терпение и труд все перетрут. Оцените, сколько всего я поняла и через сколько терминов продралась. Во-первых, аутоантитела атакуют свой собственный организм и действуют как вражеские агенты, поворачивая против него действие иммунной системы этого самого организма. Во-вторых, аномальный рост клеток означает слишком быстрое и плохо запрограммированное размножение клеток. Что означает раковые заболевания. Что там еще? Апоптоз, оказывается, — это программируемая клеточная смерть, регулируемый процесс самоликвидации на клеточном уровне. Вот, значит, о чем речь шла, когда Ари у меня на руках умирал. Я все быстрее перещелкиваю со страницы на страницу. Ну, где там эти картинки? Душераздирающая экскурсия по галерее жутких ошибок профессора Ханса Гюнтер-Хагена заняла не меньше двух часов. Чего мы только ни навидались: черные веки, выкаченные из орбит глаза размером с бейсбольный мяч, гланды на шее, распухшие так, будто внутри сидит инопланетянин. Настолько искореженные и вывернутые тела, что представить себе — и то страшно. А с кожей что делается! Чесотки, нарывы, язвы, полное разложение заживо. Я с трудом удерживаю себя перед экраном. Хочется встать и убежать подальше. Все! Хватит! Мне достаточно. Я уже начиталась и насмотрелась. Никакие научные термины не прикроют того, что тут написано: опыты по перепрограммированию клеток методами генетической инженерии чреваты токсической катастрофой и нестерпимой физической и душевной болью. — Смотри, там дальше про регенерацию идет. — Клык перещелкивает интернет-страницы. Ничего не поделаешь, раз взялись, надо идти до конца. И мы снова погружаемся в этот каталог рукотворных ужасов, страница за страницей, отчет за отчетом, изображение за изображением. Не стану перечислять все, чего мы насмотрелись: это будет длинный список гниющих ран, деформированных конечностей, жутких опухолей всевозможных форм и размеров. — Я знала, я так и знала. Он ни перед чем не остановится, лишь бы производить свои опыты над людьми. То, что мы называем ошибкой, профессор ХГХ зовет прогрессом. 26 Прошло несколько часов, прежде чем Игги выдернул нас с Клыком из Дворца Ужасов профессора Кошмарика: — Эй, чем вы тут занимаетесь все это время? В покер по Интернету играете? — Не, в компьютерные игры. — Клык быстро закрывает файл на экране. Стая, конечно, всякого на своем веку насмотрелась. Но мы все равно инстинктивно прячем от них всякие ужасы. Нечего им лишний раз мерзости показывать. — Клык, ты врешь и не краснеешь, — огрызается Игги. Клык пытается состроить невинную рожу, но ничто «невинное» с Клыком не вяжется. Это даже младенцу ясно. — Кстати, о компьютерных играх. — Заслышав наши пререкания, Ангел вскакивает с дивана в гостиной и бежит к нам. — Макс, у меня для тебя какое-то видео. Она поскакала к себе в спальню, притащила рюкзачок и тут же вывернула его наизнанку. Оттуда посыпались складная щетка для волос, айпод и блестящий диск в прозрачной обложке. — Когда мы вернулись из Африки, я его у себя в сумке нашла, а потом про него забыла. Макс, на нем даже имя твое написано. Только я не знаю, как он ко мне попал. Честное слово. У меня возникают нехорошие предчувствия по поводу этого диска. Но любопытство берет верх, и я вставляю его в компьютер. Надо будет потом потрясти Ангела — пусть раскалывается на тему всех своих «забыла». Как только я щелкнула строку «Проигрыш», мое нехорошее предчувствие превратилось в очень-очень дурную реальность. Мой новый враг, мой незабвенный отрубатель конечностей улыбается мне с экрана. — Здравствуй, Макс, — начинает профессор Гюнтер-Хаген. Я стискиваю зубы, а Клык встает у меня за спиной и успокаивающе кладет руки мне на плечи. Ты слишком быстро сегодня убежала. А я так увлекся демонстрацией своей работы, что совсем забыл изложить тебе пару важных причин, по которым, уверен, наше сотрудничество тебя непременно заинтересует. Увиденное тобой восстановление конечностей должно было убедить тебя, Макс, в том, что я ведущий мировой эксперт по исследованиям в области стволовых клеток. По сравнению с регенерацией утраченных конечностей вырастить в колбе человеческий орган и вживить его пациенту — дело совершенно пустяковое. Вот уже в течение нескольких лет я успешно выращиваю и печень, и легкие, и другие органы из собственных клеток объектов. Если мы объединим наши усилия, и тебе, и членам твоей стаи откроются новые возможности, о которых кое-кто из вас только и мечтает. Он сделал драматическую паузу. — Вот, например, посмотри. Не захочет ли один из твоих молодых людей чего-нибудь подобного… — он протянул руку в сторону и подвинул вперед стеклянную банку, — …вот этому. Поднял банку повыше, так, что она оказалась в фокусе камеры. И стало отчетливо видно, что… …внутри плавают два человеческих глазных яблока. 27 На следующее утро я усадила ребят за всегдашние самостоятельные задания, а сама с головой ушла в изучение интернет-материалов о генной инженерии, биотехнологиях и исследованиях в области стволовых клеток. Что я поняла, это что новейшие открытия могут быть исключительно полезны человечеству. Но изучение вопроса подтвердило мои опасения относительно того, что полотняный Кошмарик слишком рано переключился на опыты на людях. В результате я страшно расстроилась. Полезла под душ, чтобы хоть чуток успокоиться. И вот теперь я вылезаю из-под душа и принимаюсь расчесывать свои колтуны. И все-то у меня запутано. И отовсюду-то приходится выпутываться. А теперь еще эта новая заморочка: профессор Ханс и Игги. И возможность новых здоровых глаз для одного из тех, кого я люблю больше всех на свете. Нещадно деру свои космы расческой, и туманная поволока на зеркале медленно начинает испаряться. Вот тогда-то и глянула на меня из зеркала мутная от пара рожа ирейзера. Со скоростью света я крутанулась на сто восемьдесят градусов. Готовый к удару кулак выброшен вперед… Никого. Передо мной пустая стена. Я здесь совершенно одна. Сажусь на край ванны. Сердце колотится, как сумасшедшее. Со мной такое однажды уже случалось. Давным-давно. Я тогда смотрела на себя в зеркало, а на меня оттуда глядела ирейзероподобная Макс. Но ирейзеров больше нет. Их всех отправили на тот свет на «заслуженный отдых». Я украдкой взглянула на край зеркала. Пар развеялся. На меня смотрит мое человеческое лицо, мои ясные карие глаза. Боже, что со мной происходит? 28 Страшно ругаясь, обшариваю ванную комнату, открываю шкафы, залезаю под раковину, исследую каждый квадратный инч стен и даже провожу пальцами по оконным рамам. От стука в дверь подпрыгиваю до потолка, как горная коза. — Кто там? — Это я. Открываю дверь и впускаю Клыка. Усмехаясь, он закрывает ее за собой на задвижку. И наконец видит мое лицо. — Что случилось? У тебя опять физиономия, как у покойника. Я выдыхаю: — Ничего. — Тогда почему у тебя в волосах щетка застряла? Черт! Медленно вытаскиваю ее из кудрей, стараясь не выдрать себе все волосы. Снизу из коридора доносятся громкие сердитые голоса и грохот чего-то, видно, свалившегося от удара. Я вздрагиваю и напрягаюсь. — Ничего страшного. У ребят перемена, — успокаивает меня Клык. — Ты уверен, что там внизу все в порядке? — Стараюсь, чтобы голос мой звучал как ни в чем не бывало.