Джейн склонилась над ним и прислушалась. Лили не рискнула приблизиться, опасаясь, как бы Доминик внезапно на нее не набросился, точно кобра. Сколько его ни убивай, он все равно появится вновь. Никогда не умрет. «Зло вечно». Огонь отражался в растекавшейся вокруг него луже крови, и казалось, сам пол был охвачен адским пламенем, источником которого был Доминик. И снова губы его зашевелились. — Мы не… — Ну же, — сказала Джейн, — говори! — Мы не… не… одни. — Что? — Джейн опустилась на колени, схватила Доминика за плечи и встряхнула изо всех сил. — Здесь еще кто-то есть? Из легких Доминика вырвался последний вздох. Нижняя челюсть медленно отвисла, лицо разгладилось, точно тающая восковая маска. Джейн отпустила его, выпрямилась. И посмотрела на Лили. — Что же он имел в виду? Лили заглянула в незрячие глаза Доминика, осмотрела его дряблое, безжизненное лицо. — Он сказал, — прошептала она, — что еще ничего не кончено. 38 Снегоуборочная машина расчищала горную дорогу, и рокот ее двигателя разносился эхом по всей долине. С заснеженной террасы домика Джейн силилась разглядеть пролегавшую внизу, за оградой, дорогу. Она заметила снегоочиститель — тот упорно пробивался к ним, прокладывая путь сквозь снежные заносы. Вдохнув чистого морозного воздуха, она подняла голову и повернулась лицом к солнцу, пытаясь прогнать из головы последние клочья тумана. Как только дорогу полностью расчистят, сюда, в горы, нагрянет целый эскадрон служебных машин. Полиция штата, судмедэксперт, криминалисты. Надо собраться с мыслями и приготовиться к их вопросам. Хотя не на все у нее найдутся ответы. Джейн сбила с башмаков снег, отодвинула стеклянную дверь и прошла в дом. Оставшиеся в живых сидели за кухонным столом. Хотя в большой комнате, где горел огонь, было теплее, никому не хотелось выходить с кухни. Никому не хотелось оказаться в одной комнате с мертвецами. Маура заканчивала делать перевязку раненой руки Лили. — У тебя повреждены флексорные сухожилия. Похоже, понадобится операция. По меньшей мере — антибиотики. — Она взглянула на Джейн. — Как только расчистят дорогу, ее нужно сразу же отвезти в больницу. — Ждать осталось недолго, — заметила Джейн. — Снегоочиститель уже почти взобрался на гору. — Она села и посмотрела на Лили. — Имей в виду, у полиции будут к тебе вопросы. Целая куча. — Подождут, — заметила Маура. — Сначала ей необходима врачебная помощь. — Да, конечно. Но приготовься, Лили, тебя будут расспрашивать обо всем, что здесь произошло ночью. — А разве ты не сможешь подтвердить ее слова? — удивилась Маура. — Я видела далеко не все, — ответила Джейн. — Половину того, что было, я проспала. — Слава Богу, ты не допила вино. А то от нас остался бы только пепел. — Это я виноват, — сокрушался Сансоне. — Не надо было мне ложиться спать. И зря я позволил Эдвине подливать себе это вино. Джейн с удивлением поглядела на Сансоне. — Вы что, собирались бодрствовать всю ночь? — По-моему, кто-то непременно должен был оставаться настороже. На всякий случай. — Значит, вы и раньше подозревали Эдвину? — Нет, к моему стыду. Вы даже не представляете, сколь тщательно мы отбираем новых членов. Только с безупречными рекомендациями и только от людей, которых сами хорошо знаем. Потом мы проводим наше собственное расследование — еще раз все проверяем и перепроверяем. В Эдвине я даже не сомневался. — Он посмотрел на Лили. — А вот вам я не доверял. — Почему же? — изумилась Джейн. — Помните, в тот вечер, когда кто-то пытался открыть окно в моем доме, я вам сказал, что мы всегда держим его закрытым? — Да. — А это означало, что кто-то открыл его изнутри. Тот, кто тогда находился в моем доме. Я думал, это сделала Лили. — И все-таки странно, — сказала Маура. — Уж коли вы так печетесь о чистоте своих рядов, как вы могли настолько просчитаться с Эдвиной? — Именно в этом нам с Готтфридом и предстоит разобраться. Как ей удалось втереться к нам в доверие. Как удалось все спланировать и осуществить. Просто так она никогда не переступила бы мой порог — стало быть, ей помог кто-то из наших. И этот кто-то тщательно стер все темные места из ее биографии. — Как раз это Доминик и сказал нам ночью, — заметила Лили. — «Мы не одни». — Уверен, что есть еще. — Сансоне посмотрел на Джейн. — Так что хотите верьте, детектив, хотите нет, а идет война. Идет уже много веков, и этой ночью произошла одна из битв. Но худшее еще впереди. Джейн покачала головой и устало усмехнулась. — Вижу, вы опять о демонах. — А я в них верю, — решительно заявила Лили. — И знаю, они действительно существуют. Вскоре они услышали рокот двигателя снегоуборочной машины — она уже разгребала снежные завалы на вымощенной плитняком подъездной аллее. В конце концов дорога была расчищена — они могли спуститься с этой горы и вернуться к обычной жизни. Маура — в объятия Даниэла Брофи, который мог разбить ей сердце или подарить надежду. Джейн — к своим обязанностям примирительницы матери и отца. «И поеду домой, к Габриэлю. Он меня ждет». Джейн встала и подошла к окну. Снаружи на солнце искрился девственно белый снег. На небе ни облачка, и теперь дорога домой очищена и посыпана песком. В такой чудесный день ехать домой еще приятней. Равно как обнимать мужа и целовать ребенка. «Просто не терпится снова вас увидеть». — Вы все еще мне не верите, детектив? — спросил Сансоне. — Не верите, что идет война? Джейн взглянула на небо и улыбнулась. — Сегодня, — сказала она, — я не хочу в это верить. 39 Мрачные облака висели низко-низко, и Лили, стоя возле дома, где прошло ее детство, ощущала в воздухе запах надвигавшегося снежного бурана. Она никогда не представляла его таким — похожим на заброшенную хибару, с покосившимся крыльцом и облупившейся краской на стенах. Нет, она воображала его совсем другим, таким, каким он был тем летом, — с увитой клематисом деревянной оградой, с горшками красной герани, свисающими с карниза. Она представляла себе Тедди, выходящего из дома и сбегающего по ступеням крыльца, слышала, как скрипела и хлопала за ним сетчатая дверь. Она видела маму, машущую из окна рукой и кричащую: «Тедди, не опаздывай к обеду!» И папу, обгоревшего на солнце, — вот он идет с мотыгой в руках по направлению к своим любимым грядкам с овощами, что-то насвистывая себе под нос. Когда-то Лили была очень счастлива здесь. Эти дни она будет помнить всегда, сохранит память о них навечно. «А все остальное — все, что было потом, я предам огню». — Вы не передумали, мисс Соул? — спросил бригадир пожарных. Его подчиненные стояли чуть поодаль в полном обмундировании, ожидая приказа. А чуть дальше, у подножия холма, сбились в кучку местные жители, собравшиеся поглазеть. Но Лили смотрела не на них, а на Энтони Сансоне и Готтфрида Баума. Девушка доверяла им, и они пришли вместе с нею посмотреть на изгнание ее демонов. Лили повернулась к дому спиной. Всю мебель уже вынесли и передали в местную благотворительную организацию. Так что, кроме тюков соломы, которые пожарные сложили наверху, в спальне, в доме больше ничего не осталось. — Мисс Соул! — снова обратился к девушке бригадир пожарных. — Поджигайте! — скомандовала Лили. Он дал сигнал, и его подчиненные двинулись к дому с брандспойтами и канистрами со смесью керосина и дизельного топлива. Нечасто пожарным случалось видеть, как такой солидный дом приносят в жертву учебному пожару, — и они взялись за дело, что называется, с огоньком. Для практики им предстояло поджечь его и потушить, потом опять поджечь и потушить, и так снова и снова, а потом позволить пламени одержать окончательную победу. Когда в небо взметнулись клубы черного дыма, Лили отступила назад и встала между двумя мужчинами, которых отныне считала своими покровителями и даже отцами. Сансоне и Баум не вымолвили ни слова, но Лили услышала, как громко вздохнул Баум, когда из верхнего окна дома вырвались первые языки пламени, и тут же почувствовала, как Сансоне положил ей на плечо руку — в знак утешения. Но ей была не нужна поддержка — она стояла, выпрямив спину, не сводя глаз с пожара. Внутри огонь, должно быть, уже лизал половицы, пропитанные кровью Питера Соула, и стены, оскверненные сатанинскими крестами. Нельзя допустить, чтобы такие места продолжали свое существование. Подобное зло нельзя смыть — его можно только разрушить. Вот и пожарные отошли от дома полюбоваться делом своих рук — великим пожарищем. Между тем пламя прорвалось сквозь кровлю, и снег, лежавший на крыше, начал таять, с шипением обращаясь в пар. Затем огненно-оранжевыми клыками ощерились уже все окна, и от их укусов затрещали сухие доски наружной обшивки. Пламя разгоралось все сильнее, разрастаясь на глазах, воя, точно торжествующий победу зверь; и жар, исходивший от него, отогнал пожарных еще дальше. Лили вгляделась в самое сердце огня — и увидела, всего лишь на мгновение, чарующую картину из прошлой жизни. Летний вечер. Мама, папа и Тедди стоят на крыльце и смотрят, как она носится по лужайке, размахивая сачком. А крутом — светляки, целый рой светящихся насекомых, подобный созвездию из тысяч звезд, мерцающих в ночи. «Гляди-ка, твоя сестренка еще одного поймала!» — говорит мама, и Тедди смеется, выставляя вперед банку, чтобы принять добычу. Они улыбаются ей через годы из того места, которое не поглотит никакое пламя, потому что место это — в самом безопасном уголке ее сердца. Вот уже обрушилась кровля — в небо взметнулись искры, и Лили услышала, как ахнули люди, потрясенные до глубины души разбушевавшимся в разгар зимы пожаром. Когда же пламя мало-помалу пошло на убыль, местные зеваки неспешно потянулись к своим машинам: главное представление сегодняшнего дня закончилось. А Лили и двое ее друзей остались смотреть, как догорают последние очаги пламени, уступая место дыму, окутывавшему густой пеленой черное пепелище. После того как все расчистят, Лили высадит здесь деревья. Цветущие вишни и дикие яблони. «Но другому дому на этом холме не бывать никогда». Вдруг ее носа коснулось что-то холодное и мягкое — она вскинула голову и увидела, как с неба падают огромные хлопья снега. То было заключительное белое благословение — святое и всеочищающее. — Ну что, идем, Лили? — обратился к девушке Баум.