— Да, все женщины так говорят. «Значит, все врут». — Да оставайся. Я приготовлю обед. — Он подошел ближе и стал теребить прядь ее волос. — Оставайся, может… На раздумье у нее ушла пара секунд. Останься она здесь еще и на ночь, ей это стало бы слишком дорого. — Мне нужно идти, — сказала она, поворачиваясь. — Ну, пожалуйста, останься. — Он осекся. И с отчаянием прибавил: — Я заплачу. Она остановилась. И оглянулась на него. — Ну как, договорились? — мягко спросил он. Ухмылку с его лица как рукой сняло — теперь на нем запечатлелась грустная мина. От самодовольного павлина не осталось и следа — жалкий, понурый увалень средних лет с толстым брюхом, совсем-совсем одинокий. Еще недавно его глазки сверкали нездоровым блеском — теперь же они потухли от усталости. И от горечи поражения. — Все понятно, — вздохнул он. — Ты пришла не ради меня. Ради денег. Тут она впервые посмотрела на него без отвращения. И впервые решилась сказать правду. — Да, — подтвердила она. — Мне нужны деньги. — Я на мели, а работу в Риме найти не могу. — Но ты же американка. Можешь поехать домой. — Не могу. — Почему же? Она отвернулась. — Не могу, и все. Там мне ловить нечего. Немного поразмыслив над ее словами, он пришел к резонному умозаключению. — Тебя ищет полиция? — Нет. Не полиция… — Тогда от кого же ты бегаешь? От самого дьявола, сказала она себе. Но вслух произнести побоялась, иначе он решил бы, что она спятила. И она ответила просто: — От одного типа. Страшного такого. От жестокого поклонника — верно, решил он. И сочувственно кивнул. — Значит, тебе нужны деньги. Ладно, идем. Дам немного. Он повернулся и направился в спальню. — Погоди, Филиппо. — Она виновато полезла к себе карман и достала сотню евро, которую вытащила у него из ящика с носками. И как только у нее рука поднялась ограбить парня, истосковавшегося по простому человеческому общению! — Прости, — призналась она. — Это твое. Честное слово, мне очень нужны деньги, но я не должна была их брать. — Она подошла к нему, взяла его руку и вложила в нее деньги, едва осмелившись посмотреть ему в глаза. — Как-нибудь перебьюсь. Она развернулась, собираясь уходить. — Кэрол… Это твое настоящее имя? Она остановилась, держась за дверную ручку. — Какая разница, оно не хуже любого другого. — Говоришь, тебе нужна работа? А что ты умеешь? Она посмотрела на него. — Все что угодно. Могу быть хоть уборщицей, хоть официанткой. Лишь бы платили наличными. — Ты хорошо говоришь по-итальянски. — Он задумчиво посмотрел на нее. — У меня тут, в Риме, живет двоюродная сестрица, — наконец сказал он. — Экскурсии всякие устраивает. — Какие экскурсии? — В Форум, в базилику. — Он пожал плечами. — Сама знаешь, по всяким разным местам, куда обычно ходят туристы. Иногда ей нужны экскурсоводы, говорящие по-английски. Только у них должно быть образование. — У меня есть! Я закончила колледж по специальности античность. — Новая надежда заставила ее сердце биться сильнее. — В сущности, я много всего знаю об истории. О древнем мире. — А о Риме? Лили вдруг рассмеялась и поставила рюкзак на пол. — Если уж на то пошло, — ответила она, — то да. 21 Маура стояла на обледенелом тротуаре Бикон-Хилла и смотрела на особняк, окна которого манили уютным светом. В передней мерцали отблески огня в камине, как в тот раз, когда она впервые переступила порог этого дома, соблазнившись теплом пляшущих языков пламени и перспективой выпить чашечку кофе. Сейчас же ее влекло сюда любопытство — желание больше узнать о человеке, который, впрочем, вызывал у нее не только интерес, но и страх, чего там греха таить. Она позвонила в дверь и услышала, как трель звонка раскатилась по всему дому, по всем комнатам, которые ей еще только предстояло увидеть. Она ожидала, что на звонок выйдет слуга, и вздрогнула, когда дверь открыл сам Энтони Сансоне. — А я уж начал было сомневаться, что вы придете, — сказал он, как только Маура вошла в дом. — Я тоже сомневалась, — призналась она. — Остальные появятся позже. Думаю, было бы неплохо нам с вами сперва поговорить с глазу на глаз. — Он помог ей снять пальто и открыл потайную створку встроенного шкафа. В доме этого человека даже в стенах таились сюрпризы. — И все же, почему вы решили приехать? — Вы же сами сказали, у нас с вами общие интересы. Вот мне и захотелось узнать, что вы имели в виду. Он повесил пальто и повернулся к ней — мощная фигура в черном и лицо, которое каминный огонь окрасил золотыми бликами. — Зло, — произнес он. — Вот что у нас с вами общее. Мы оба видели его совсем близко. Смотрели ему в лицо, чувствовали его дыхание. Ловили на себе его взгляд. — С ним многие сталкивались. — Но вы ведь познали его в глубоко личном плане. — Опять вы о моей матери. — По словам Джойс, никто так и не смог установить точное число жертв Амальтеи. — Я не следила за ходом расследования. Держалась подальше от этого дела. Последний раз виделась с Амальтеей в июле и не собираюсь больше ее навещать. — Не замечать зло не значит изгнать его. Зло все равно рядом, оно по-прежнему часть вашей жизни… — Только не моей… — …оно у вас в ДНК. — Случайность рождения. У нас с ней ничего общего. — Да, но в определенном смысле, Маура, злодеяния вашей матери, должно быть, обременяют вас. Заставляют вас задумываться об этом. — О том, что и я чудовище? — Вы думаете об этом? Она помолчала немного, ощущая на себе его пристальный взгляд. — Я совсем не такая, как мать. Если уж на то пошло, я полная ее противоположность. Взять хотя бы мою профессию, мою работу. — Своего рода искупление грехов? — Мне нечего искупать. — И все же вы решили действовать на стороне жертв. И правосудия. Не каждому под силу сделать такой выбор и выполнять работу столь же исправно и ревностно, как это делаете вы. Поэтому я и пригласил вас сегодня. — Он открыл дверь в соседнюю комнату. — И хочу вам кое-что показать. Она проследовала за ним в обшитую деревом столовую, где уже был накрыт к ужину массивный стол. Пять приборов — успела она сосчитать, взглянув на искрящиеся хрустальные бокалы и блестящие фарфоровые чашки, окаймленные кобальтовой синью и позолотой. Там был еще один камин, и в очаге горел огонь, но эта огромная комната с почти четырехметровым потолком располагалась с холодной, наветренной стороны, и Маура порадовалась, что решила не снимать свой кашемировый свитер. — Может, для начала бокал вина? — предложил Сансоне, беря в руки бутылку каберне. — Пожалуй. Благодарю.