— Господин генерал, это дело выходит далеко за пределы Италии. Вот почему я попросил вас о личной встрече. Пока что никому не известно об участии в нем «Сигмы», и мне бы хотелось, чтобы так оставалось и дальше. Меткалф пристально смотрел на Пейнтера, ожидая продолжения. Но директор «Сигмы» дал ему немного покипеть. Вероятно, те, кто послабее, ломались под этим стальным взглядом. Однако Пейнтер даже не моргнул. В конце концов Меткалф шумно выдохнул, признавая свое поражение, и откинулся назад. — В таком случае расскажите мне, что там случилось. Пейнтер расслабил плечи. Взяв со стола папку, он раскрыл ее, достал снимок и протянул генералу. — Вот фотография убитого в Ватикане человека, сделанная итальянскими криминалистами. Взяв фотографию, Меткалф взглянул на нее, и брови у него тотчас же сдвинулись, что свидетельствовало о крайнем потрясении. — Это ведь тот же самый знак, — пробормотал он. — Выжженный на лбу, как и у сына сенатора Гормена. — И у профессора Принстонского университета, — добавил Пейнтер. Ему было известно, что Меткалф уже ознакомился с отчетом о событиях в лаборатории Карла Икана. — Но какое отношение этот священник имеет к тому, что произошло в Африке? Я еще могу понять связь Джейсона с профессором, но это? — Меткалф вернул фотографию Пейнтеру. — Это же какая-то бессмыслица! — Наш оперативный агент в Италии, коммандер Грейсон Пирс добыл и сохранил ключевой элемент к разгадке тайны. Ради получения этого ключа кто-то был готов взорвать римский Колизей. — И этот ключ у нас в руках. Пейнтер кивнул. — И что же это такое? — Мы до сих пор пытаемся разобраться, что это может означать. Речь идет о древнем артефакте, возможно имеющем отношение к археологическим раскопкам на территории Англии. Я бы предпочел пока не распространяться о подробностях. Пусть об этом знают только те, кому это необходимо. — И вы полагаете, что мне это знать не обязательно? Пейнтер посмотрел ему в глаза. — А вы действительно хотите узнать правду? Сперва Меткалф гневно прищурился, но затем у него в глазах блеснули веселые искорки. — Хороший вопрос. После того, что произошло в Риме, возможно, и не хочу. Быть может, пока лучшей линией поведения будет все отрицать, ссылаясь на незнание. — Я вам очень признателен, — сказал Пейнтер. Он говорил искренне. Такую свободу действий новый глава УППОНИР ему еще никогда не предоставлял. Однако ему требовалось еще больше. I — Что бы там ни происходило, это простирается далеко за пределы Италии, — продолжал Пейнтер. — И лучший способ докопаться до правды заключается в том, чтобы сохранить наше участие в тайне. Меткалф кивнул, соглашаясь с ним. — Еще до того как произошли эти события в Италии, я пришел к выводу, что нам нужно получить максимальную информацию о тех генетических исследованиях, которые проводились в Мали. — На ферме, принадлежавшей корпорации «Виатус». — Насколько нам известно, с этими исследованиями связана смерть двух американцев — Джейсона и его наставника. Как и почему, мы не знаем. Однако именно в этом направлении нам нужно сосредоточить свои усилия в первую очередь. Необходимы детали. Информация, получить которую можно только в одном месте. — Вы имеете в виду сам «Виатус»? — Завтра в Осло начинает работу конференция по проблемам продовольствия. Президент «Виатуса» Ивар Карлсен должен выступить на ней с докладом. Надо зажать его в угол, заставить говорить, открыть всю правду о характере исследований, проводившихся в Африке. — Я наслышан об этом Иваре Карлсене. Насколько можно судить, он крепкий орешек. Силой из него ничего не вытянешь. — Понимаю. — К тому же у него много влиятельных друзей — в том числе и здесь, в Штатах. — Мне это хорошо известно. Пейнтер располагал подробным досье на Карлсена и его компанию. «Виатус» имел прочные связи с американской экономикой: корпорация финансировала консорциум, занимавшийся исследованиями по созданию биотоплива, выступала партнером крупной нефтехимической компании, выпускающей удобрения и гербициды, и, разумеется, в паре с «Монсанто»[16] владела несколькими прибыльными патентами на генетически модифицированные сорта зерновых. Меткалф продолжал: — На самом деле мне уже известно об этой конференции в Осло. В ней принимает участие один наш общий друг, который готов вытрясти из УППОНИР душу, требуя ответ на вопрос, кто и почему убил его сына. — Вы имеете в виду сенатора Гормена? — удивился Пейнтер. — Он уже находится в Осло. Несмотря на обстоятельства гибели своего сына, сенатор остается одним из ближайших сподвижников Ивара Карлсена. И вызывать недовольство этих людей очень опасно. Так что в любых разговорах с Карлсеном необходимо соблюдать максимальную осторожность. — Понятно. В таком случае это тем более оправдывает вторую причину, по которой я просил вас о встрече. — И какую же? — Вследствие деликатного характера дела и угрозы международных осложнений мне бы хотелось лично побеседовать с Карлсеном. Этого Меткалф не ожидал. Ему потребовалось какое-то время, чтобы осмыслить просьбу Пейнтера. — Вы хотите сами заняться расследованием? Отправиться в Осло? — Да, сэр. — А кто будет руководить «Сигмой» в ваше отсутствие? — Кэтрин Брайент. Она является моим первым заместителем. В прошлом Брайент работала в военно-морской разведке, у нее тесные связи с нашими зарубежными коллегами. Она полностью готова самостоятельно руководить «Сигмой» и координировать работу на местах. Меткалф откинулся назад, обдумывая это предложение. Пейнтер знал, что у генерала четкие понятия о кодексе личной ответственности. Именно этим объяснялся его быстрый карьерный рост в армии. И сейчас Пейнтер сделал упор именно на это. — Вы уже объяснили, насколько хрупкий лед под «Сигмой», — убежденно произнес он. — Дайте нам возможность показать себя в деле. А если мы потерпим неудачу, произойдет это по моей вине. И я возьму на себя всю ответственность. Меткалф хранил молчание. Он снова смерил Пейнтера стальным взглядом. Пейнтер не дрогнул, ответив ему таким же твердым и непоколебимым взором. Кивнув, генерал встал. На этот раз он протянул руку. Пейнтер пожал ее через стол. Перед тем как уйти, Меткалф с особым выражением произнес: — Ступайте осторожно, директор Кроу. И говорите тихо. — Не беспокойтесь. Именно этим были знамениты мои предки. У них была очень легкая поступь. Криво усмехнувшись, Меткалф направился к двери. — Возможно. Однако в данном случае я имел в виду Тедди Рузвельта. После ухода генерала Пейнтер остался стоять. Приходилось отдать должное Меткалфу: тот был совершенно прав насчет Тедди. Девиз президента подходил каждому агенту, отправлявшемуся на оперативное задание. «Говори тихо, но держи наготове большую дубинку». 16 часов 10 минут — И директор Кроу употребил эти самые слова? — спросила Кэт. Монк стоял перед ней. Она сидела на кушетке в своем кабинете. — Да, именно эти. Ему нужна большая дубинка. — Но неужели именно тебе придется стать этой большой дубинкой? Подойдя к жене, Монк опустился на колено и посмотрел ей в глаза. Он понимал, что убедить ее будет очень нелегко. С Пейнтером Монк разговаривал еще полчаса назад. Директор предложил ему вернуться к оперативной работе, отправиться вместе с ним в Норвегию. И все же Монк только сейчас набрался духа заговорить об этом с Кэт. — На самом деле речь идет только о том, чтобы взять интервью у большой шишки, — заверил он. — Тем же самым я занимался все последние месяцы здесь, в Штатах. Ну разве что придется съездить подальше. Кэт упорно не желала смотреть ему в глаза. Она сидела, уставившись на свои руки, туго сплетенные на коленях. Ее голос прозвучал едва слышно: — Да, и посмотри, каким простым оказалось твое последнее задание. Пододвинувшись ближе, Монк прижался к ее коленям. — Но ведь все закончилось благополучно. И действительно, он только что узнал, как обстоят дела у Андреа Солдерич. Ее уже перевели в охраняемое место, под защиту Министерства внутренней безопасности. За ней лично присматривал Скотт Харват, человек, которому Монк полностью доверял. — Дело не в этом, — возразила Кэт. Монк все понимал. Протянув руку, он забрался жене под блузку и нежно погладил голый живот. Его ладонь ощутила исходящий от кожи жар. Кэт вздрогнула от этого прикосновения. — Я все понимаю, — сдавленно произнес Монк. — Пусть моя память напоминает головку швейцарского сыра, но самое важное я не забываю ни на секунду. И вот почему я позабочусь о том, чтобы со мной ничего не случилось.