Эйприл не удержалась и снова посмотрела в нишу под лестницей – прямо в холодные серебряные глаза Габриэля Винтерборна. Тот покачал головой один раз, второй – очень медленно. И девочка вспомнила о том, как он разбил вазу и втянул её в неприятности. Но потом Эйприл подумала о том, что будет неплохо, если этот человек останется ей должен. И о том, каково это – иметь семью и потерять её, а потом вернуться домой и обнаружить, что твой дом захватила кучка детей вроде Эйприл. К тому же девочка прекрасно знала, что такое ложиться спать голодной. Никто – даже миллиардер-оборотень – не заслуживал такой участи. – Ни с кем. С собой. Я разговаривала сама с собой. – Зачем? – спросила мисс Нельсон. – И что ты здесь делаешь? – Что? – Эйприл не ожидала, что её голос надломится. Она не собиралась плакать. Наверное, девочка просто слишком устала, потому что, увидев пустую сеть и нити, шнурки и пружины, резинки и блоки, Эйприл почувствовала, как её покидает самообладание, словно тонкая ниточка надежды, которая удерживала её до сих пор, вот-вот должна была порваться. Мисс Нельсон тихо спустилась по лестнице и заметила беспорядок на полу. – Я просто хотела изобрести что-нибудь. Как Сэйди. Все любят Сэйди. Я хотела, чтобы меня тоже все любили. Эйприл не пыталась заплакать специально. Наверное, в ней просто проснулся актёрский талант. Другого объяснения и быть не могло. Руки мисс Нельсон сомкнулись вокруг Эйприл и прижали её к мягкому шёлку на плече. Когда девочка ещё раз взглянула в тени под лестницей, Габриэль Винтерборн уже исчез. Опять. Когда Эйприл вернулась в спальню и закуталась в одеяло, ей начало казаться, что на самом деле она никого и не ловила. 13. Другая проблема Пять миллионов долларов. Утром Эйприл засела в классной комнате с листочком бумаги и записала все эти нули, один за другим. Она и мечтать не могла о таком количестве денег, и сейчас пыталась понять, что значит эта сумма – что можно на неё купить. Но даже не знала, с чего начать. Пять тысяч. Пять миллионов. Пять миллиардов. Для Эйприл разницы не было. Ей был важен только один факт: никакая сумма не сможет вернуть ей маму. – Эйприл. – Это слово рассеяло туман у неё в голове, но девочка просто продолжала смотреть на нули. – Эйприл! – на этот раз Сэйди закричала, и девочка подскочила на стуле. Она была готова закричать «я здесь» в ответ, когда Сэйди потянулась к её листочку. – Смиттерс сказал, что ты прекрасно справилась с тестами, и… Ого, примеры решаешь? Какие? Что за проблема? Проблемой было выяснить, чему равняются «1 пропавший миллиардер + 1 пропавшая мама + 1 загадочный ключ / 1 огромный особняк». На самом деле Эйприл даже не пыталась решить этот пример. Ей было незачем, потому что на неё с листа бумаги смотрели пять миллионов причин этого не делать. Разве что… – Эйприл? – мягко спросила Сэйди. – Что случилось? – Габриэль Винтерборн стоит пять миллионов долларов, – выпалила девочка, не подумав. В ответ Сэйди закатила глаза. – Эй, он стоит гораздо, гора-а-а-аздо больше. Пять миллионов – это только то, что Иверт готов выложить за его возвращение. Всё-таки Габриэль – единственный наследник компании Винтерборнов! – А его дядя? – О, Иверт остался за главного, когда его племянник пропал. Но принадлежит всё Габриэлю. По крайней мере, так любит говорить Смиттерс, когда Иверт сюда приходит. Эйприл вспомнила о том, как нежно Иверт гладил стену, думая, что все обитатели особняка завтракали. Конечно, у Эйприл никогда не было своего дома, но она была уверена, что гладить стены – это не совсем нормально, и потому девочка спросила: – Иверт часто сюда приходит? – Похоже на то. – Сэйди пожала плечами. – Он просто появляется здесь время от времени и бродит по дому. – Зачем? – Думаю, ему грустно. Если Габриэль и правда мёртв, тогда Иверт остаётся последним из Винтерборнов. Наверное, ему одиноко, понимаешь? Эйприл понимала. И Сэйди, наверное, тоже, раз уж она жила здесь. Но Эйприл не хотелось задумываться об этом, и девочка сосредоточилась на том, как Иверт очутился в коридоре, когда все остальные думали, что он ушёл. Как Иверт тайком бродил по дому, словно призрак. И он точно был не один такой. – Если это дом Винтерборнов, а Иверт – последний выживший Винтерборн, почему он не живёт здесь? – Потому что по документам Габриэль просто пропал. Не умер. А значит, по закону всё должно оставаться так же, как до его пропажи. А это значит, что в доме за главного остался Смиттерс, а Иверт должен жить у себя в особняке вниз по побережью. Он очень похож на дом Винтерборнов, только меньше размером. Вряд ли Иверту нравится, что в его фамильном доме живут чужие дети, а сам он застрял в мини-особняке. Каждый раз, как он здесь появлялся, Иверт вёл себя так, словно нас с Колином тут и не было, так что… – Сэйди пожала плечами, словно это пустяк. Может, так оно и было. Но Эйприл кое-что беспокоило, хотя она не знала, как об этом спросить. – Эй, Сэйди, – осторожно начала девочка, – давно ты здесь живёшь? – Два года. – Если Сэйди и смутил этот вопрос, девочка этого не показала. – Мои родители погибли в автокатастрофе, когда я была маленькой. Я долго жила с бабушкой, но потом она заболела, и раз мои родители работали на компанию Винтерборнов, а папа учил Габриэля, мисс Нельсон сказала, что мне стоит жить здесь. – А Колин появился год назад? – уточнила Эйприл. Сэйди кивнула. – Его мама пришла сюда, и… ну… он остался. – Девочка немного погрустнела, вспомнив об этом, но потом опять просияла. – А теперь здесь ты! И Тим! И Вайолет! Это так здорово… – воскликнула Сэйди, но замолчала, словно недостаточно доверяла Эйприл, чтобы сказать остальное. – Что здорово? Сэйди выглядела немного смущённой, но всё-таки призналась: – Не быть одной. Эйприл бо́льшую часть жизни провела в приютах, где приходилось спать в комнате с пятью другими девчонками и по полчаса ждать своей очереди в ванную. Ей сложно было представить, каково это – быть единственным ребёнком в особняке, который трещит и скрипит и остаётся сумрачным даже при свете дня. Эйприл никогда не была одна. Но всегда была одинока. Поэтому она посмотрела на Сэйди и сказала: – Я тоже рада, что мы здесь. На другом конце комнаты Колин что-то печатал на ноутбуке, а Тим читал книгу. Вайолет ушла поговорить с доктором, которого мисс Нельсон пригласила только потому, что считала, что это поможет Вайолет почувствовать себя как дома. В старых домах Эйприл доктора вызывали только тогда, когда ты очень, очень сильно истекал кровью. – Сэйди, что будет, если Габриэль Винтерборн вернётся? – Ну… – медленно сказала девочка, словно впервые в жизни не знала точного ответа. – Думаю, это зависит от самого Габриэля Винтерборна. 14. Дворецкий точно этого не делал – Привет, Смиттерс. – Здравствуйте, мисс Эйприл. Чем могу быть полезен? На дворецком были белая футболка с фартуком и чёрные нарукавники. Как будто кто-то решил сделать из рубашки майку, а Смиттерс надел оставшиеся обрезки. Но, похоже, дворецкого совсем не беспокоило, что он ходил в обрезках. Наоборот. Он выглядел самым счастливым человеком на свете, стоя на стремянке с колёсиками на первом этаже библиотеки с метёлкой для пыли в руке, мурлыча мелодию, у которой, как подозревала Эйприл, не было слов. – Смиттерс, я тут думала, можешь ли ты мне помочь? – Я сделаю всё, что смогу, мисс. Что у вас за проблема? – Я бы хотела провести исследование. Смиттерс буквально просиял. – Превосходно. И что же, позвольте спросить, мы исследуем? – Габриэля Винтерборна. – Эйприл не собиралась говорить это напрямую, но было слишком поздно. Слова сами вырвались из её рта, и теперь девочке нужно было поскорее объясниться. – Мне просто любопытно. Ты давно здесь работаешь? Каким человеком он был? Какая у него была семья? Он чем-нибудь увлекался? Эйприл ожидала, что Смиттерс скажет ей не лезть не в своё дело, но тот спустился со стремянки и ответил: – Да, я имел честь служить мастеру Габриэлю. А также его братьям, сёстрам и родителям. – Дворецкий изучающе посмотрел на Эйприл. – У вашего любопытства есть какая-то причина? – Ну… да… то есть… Я бы хотела больше узнать о нём. И о них. Раз уж я живу в этом доме и всё такое, мне бы хотелось… иметь какое-то представление. – Эйприл отвела взгляд. – Если это имеет смысл. Смиттерс одобрительно ей улыбнулся: – В этом больше смысла, чем во всём, что я слышал за последнее время. Эйприл устроилась за большим деревянным столом в центре библиотеки, а Смиттерс приступил к работе. Он собрал альбомы с вырезками и блокноты, старые сморщенные газеты, упакованные в пластик, и фотографии, приклеенные к листкам. Эйприл рассматривала картинки с младенцами в родильных домах и с детьми рождественским утром. Она слушала про велосипеды и сломанные руки. Но внезапно фотографии закончились. И истории изменились.