Я смотрела на Ингу и Наташу, отключившись от всего остального. Пристальный взгляд всегда пугает людей, а если он еще и подкреплен злостью… Марьянова продержалась чуть дольше Запатовой, но, в конце концов, обе отвернулись, уткнувшись в парту. Правильно сделали. Расстегнув пуховик, я повесила его на стул, запихивая в рукав шарф и шапку. Гул аудитории постепенно отвоевывал пространство вокруг, присутствие Влада перестало ощущаться, но я не сомневалась, что где-то там, на другом конце города, он уже знает, что я собиралась откусить чьи-то любопытные носы. – Ты что, заткнула их взглядом? – еле слышно спросила Ирка. – Напугала, – поправила я, доставая тетрадку и пенал. – То есть подавила их волю, – не отступила Ругалова. – Это способности темных! Невероятно. Я убила насмешки над ней в зародыше, а она еще и возмущается! – Прости, нужно было дать им ржать над тобой весь день, – буркнула я. – И пусть бы ржали, это больше говорит о них, чем обо мне. – Уроки философии от Березина? – ядовито поинтересовалась я. – Вроде как если бьют, подставь вторую щеку? – Вроде как если бьют – отвечай, но первым драки не затевай. – Если напугать заранее, никакой драки вообще не будет. – Я глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Ругалова словно нарочно поворачивала мой тумблер вспыльчивости! – Страх – это насилие над душой. Неужели? Может, у нее сейчас и нимб над головой появится? – Твой новый лозунг? Сто утверждений праведника? – Да что с тобой? – Это с тобой что? Я защитила тебя, как и полагается настоящему другу, а ты обвиняешь меня в этом! Прозвенел звонок, и в кабинет, словно ожидая именно этой секунды, быстро зашла Ольга Анатольевна Шварц, наш глубоко «обожаемый» преподаватель по теории и практике СМИ. Ирка уткнулась в свои конспекты, я же достала телефон, успев услышать вибросигнал до звонка. Переведя режим на беззвучный, открыла чат с Владом, убеждаясь, что всплеск моей злости не был им упущен. Князь: «Порядок?» Если бы. «Страх – это насилие над душой. (с) Как тебе такое?» Крикнув «здесь!» на привычную перекличку, устроенную Шварц, я приготовилась писать лекцию, вспомнив, что практика на следующей неделе. Пометив себе подготовиться к семинару, покосилась на Ругалову. Лошадка быстро набирала сообщение в телефоне, наверняка жаловалась на меня Березину. Обернувшись, я встретилась взглядом с Самойловой, сидевшей, как всегда, в одиночестве на четвертой парте в среднем ряду. Передумав демонстративно и по-детски пересаживаться, тем более что пара уже началась и Ольга Анатольевна запела свою любимую песню о том, что ее предмет – самая главная дисциплина нашей специальности, я кивнула Ярославе и отвернулась. Князь: «Дельфин покусал лошадь. Неплохой газетный заголовок, да?» Прижав кулак ко рту, я отправила три хохочущих смайла в ответ. На пятиминутке Ирка пошла на второй круг: – Я тебя ни в чем не обвиняла. – Ух ты, – фыркнула я. – Это я с утра проснулась в мире, где укор больше не относится к обвинению? – Ты насквозь провоняла Яблоневым, – поморщилась Ругалова. – Он не воняет, – отрезала я, внутренне поперхнувшись от такой характеристики. Это Влад-то воняет? Да он пахнет настолько круто, что я хочу себе духи с его запахом деревянной стружки и этим чем-то особенным владовским! – Его действия воняют. А подход к людям и вовсе смердит, – не отступила Ира. Это были не слова Березина, что я отлично понимала. Так думала сама Ирка. С первой минуты, как Ругалова поняла, кем мы можем стать друг другу с Владом, она делала все, чтобы отвратить меня от него. От этого было неприятно, саднило где-то в сердце и больно покалывало в носу. Очевидно, следует признаться, пока она не зашла слишком далеко в своих нападках на Яблонева. – Мой практикующий действует так, как считает нужным. И то, что он когда-то тебя отшил, еще не повод лить на него дерьмо, – огорошила я ее. Ругалова выпрямилась на стуле так резко, словно кто-то ткнул ее под лопатку. Большие карие глаза расширились от удивления, сменившегося недоверием и даже чем-то похожим на испуг. Как бы подруга ни представляла себе мои выходные с Яблоневым, такого она и подумать не могла. Тем более того, что согласие было получено еще до них. – Твой практикующий? – шепотом переспросила она. – Именно, – утвердила я одновременно со звонком с перерыва. – Зачем ты согласилась? – Захотела. – Он тебя заставил? – Как ты себе это представляешь? – усмехнулась я, качая головой. Следующие сорок пять минут прошли как на минном поле. Ирка даже не делала вид, что пишет. Ее возмущение и недоверие кружили вокруг нас, едва ли не стреляя искрами. Пару раз мне казалось, что она хочет заговорить, или написать записку, но подруга только отворачивалась к окну, крутя на пальце кольцо с лазуритом. Не успела пара закончиться, как она уже натягивала пуховик и бросала вещи в сумку. – Сбегаешь? – не поверила я. – Собираюсь на улицу. Поговорить. – С кем? – С тобой, что непонятного? Моргнув, я засобиралась следом, не желая упускать этот шанс. Не знаю, что надумала Ругалова, но ее лихорадочные движения беспокоили. Да что такого-то? Она сама фамильяр, и серьезных жалоб от нее по этому поводу я не слышала. Ну да, ее практикующий светлый, мой – темный, но, по-моему, эта разница важна разве что при выборе пива. В конечном счете, они оба помогают людям, просто помощь требуется разная. И я сейчас совсем не оправдываю Влада. Он же сказал, что причиняет вред лишь тем, кто того заслуживает, и, в отличие от Ирки, Князь мне ни разу не врал. Мы вышли на улицу, и Ругалова решительно свернула от корпуса по Смидович вниз. Не отставая, я не пыталась заговорить, давая ей спустить пар. В конце концов мы зашли в тот самый двор, где нас нашла Алена. Опустив сумку на лавочку, Ирка резко обернулась ко мне: – Как он это сделал? Что такого он сказал, что ты решила стать его фамильяром? – Ир, успокойся, ты так бесишься, как будто я замуж вышла, а тебя на свадьбу не пригласила, – выставила я руки перед собой. – Я же сказала тебе: он причиняет людям страдания, он худшая кандидатура для тебя, он… – Хватит, Ир! – рявкнула я, чувствуя, как с каждым словом о Владе закипаю все больше и больше. – Я понять не могу, тебя-то почему это так сильно колышет? – Потому что я старалась тебя защитить, как и полагается настоящему другу! – Ирка топнула ногой. Серьезно, взяла и топнула. Как пятилетка, у которой конфету отняли. – Ты что, правда не видишь, какой он? Темный, холодный, весь такой роковой красавчик с душой романтика, неприступный… говнюк! Это все фальшь, чтоб пыль в глаза пускать! – Ир… – Он разобьет тебе сердце! Думаешь, я дура? Не понимаю, откуда ветер дует? – напирала Ругалова. – Ты втресклась в него по уши! Потому и согласилась! Ни на секунду не поверю, что тебя заинтересовала твоя сущность, или твои способности, или еще что-то из того, что ты попытаешься мне наплести! Прежде всего тебя заинтересовал он! – Что, если так? – прокричала я в ответ. – Что, если Влад стал мне настоящим другом, понимает меня и в его присутствии мне не стыдно за то, какая я? Это плохо? Нравится тебе это или нет, я – его фамильяр. Либо ты принимаешь это, либо нет, третьего не дано. Кстати, мне что-то подсказывает, что твой Леша не разделяет твоего мнения. Что, мы все очарованы Владом и только ты одна видишь правду? – Я сжала руки в кулаки, задыхаясь от душившей ярости и разочарования. – А может, ты просто не можешь пережить того факта, что я теперь тоже в этой компании? Что мне достался опасный таинственный темный красавчик, а тебе правильный скучный целитель? – Ты полная дура, если считаешь, что он тебе достался, – выплюнула Ирка. – Отлично! Спасибо за поддержку, Ир. Настоящий друг! – Я схватила свою сумку и потопала прочь со двора в направлении дома. – Всегда пожалуйста! – Смотри возле светофора не стой, а то парализуешь все движение своими красными колготками. – Разберусь без блохастых. Прикусив язык, я прибавила скорости, сваливая подальше, пока все это не переросло во что-то более ужасное. Впервые в жизни захотелось ударить Ругалову. Не в шутку по руке шлепнуть, а нанести реальный удар. Удар, который заставил бы ее заткнуться, протрезветь от непонятной антипатии к Владу и увидеть его таким, каким вижу я. Ярость брызнула из глаз у самого дома, и дверь в квартиру я открывала на ощупь – все вокруг расплывалось, а темнота подъезда прекрасно иллюстрировала мое состояние. Кое-как разувшись, я стянула верхнюю одежду и отправилась умываться в ванную, задыхаясь от накатывающих слез. Я знала, что Ирка будет недовольна, но такого скандала и предположить не могла. Ей не просто не нравится Влад, она его чуть ли не ненавидит! Вцепившись руками в бортик ванной, я нагнулась вперед, закрыв глаза и стараясь унять тошноту и всхлипы. С первым все прошло успешнее, чем с последним. Слезы текли из-под закрытых век, и я ничего не могла с этим поделать. Слова Ругаловой крутились в голове, вгрызаясь глубже, и гной обиды проникал все дальше. Как она может так говорить о Яблоневе? Она же совсем его не знает! Завалившись на свой диван, я повернулась спиной к комнате. Слезы все еще текли, всхлипы не прекращались, руки и ноги тряслись. И почему я такая эмоциональная? Вот Самойлова, наверное, и в лице бы не поменялась. Я не знала, как пойти завтра на учебу и сидеть с Иркой в одной аудитории, не знала, как вести себя с ней дальше, не знала… Ни черта я не знала. Как будто дорога, по которой мы шли до этого вместе, пусть иногда спотыкаясь и обходя возникающие ямы и лужи с разных сторон, ухнула в пропасть. А что насчет практикующих? Они будут в курсе нашего скандала, как только увидят. Почему Ирке надо было создавать эту проблему? Поменяйся мы местами, я бы только обрадовалась, что стало меньше секретов и больше тем для разговоров… Противная песнь домофона прервала мои грустные размышления, и, нехотя поднявшись, я, вытирая слезы, вышла в прихожую. Наверняка квитанции за квартиру или проверка счетчиков, попросят в подъезд впустить… – Кто там? – подняла я трубку.