Андрей крикнул сестру и попросил телефон. Набрал Валькин номер. – Валь, ты спишь поди? Извини. Да нет, ничего срочного. Да честно, всё нормально у меня тут. Давай завтра. Конечно. Вот и поговорили. Картинки со старыми друзьями ещё долго кружились в голове, и всё же постепенно мысли переползали на неизвестного Сычёва. Андрей теперь пожалел, что даже не спросил, кто это, собственно, такой. Зимой познакомились? Ну, может, мельком где-нибудь, у Светки Чадовой на посиделках или когда Илья приезжал. Народу в «Самогоне» много было, но вот именно Сычёва… нет, не было вроде бы. На планшет ловилась только внутренняя сеть. Сычёвых в «Микроне» числилось семь человек, из них ни одного Константина. Некий К. Сычёв встречался в выдаче только раз – как соавтор доклада «От полупроводника к Проводнику. Экономические перспективы Кукольного проекта». Текста не было. Вот и гадай – тот или не тот. И что такое «Кукольный проект» опять же. Андрей несколько раз пробовал в хронологическом порядке листать в памяти встречи, разговоры на улицах, мероприятия. Полный ноль. Ладно, пока проехали. Тогда попробуем с другого конца – от того, что вообще случилось. История с терактом (безопасники не сказали «теракт», но телевизор кричит, не переставая) на концерте выглядит нелепо. Был бы запуск, можно было бы искать, кто плеснул хамством. А так – никакого смысла, да и уровень исполнения – школьная самодеятельность. Несчастный случай на производстве был бы куда логичней. Или даже уголовное дело, тем более, что за ним и бегать никуда не надо – Костыль как родной. Чуть-чуть добавить жару в СМИ, ещё налёт синих, – и опа, снова отложили. Но у нас-то отложили и так! Ещё аккуратно кивают на сам «Микрон» – мол, могли добавить драматизма. Но это уж совсем чепуха. У нас, да ещё тайно, такое организовать не смогут, даже если сильно захотят. Да и стрельба в качестве песенного аккомпанемента – это совсем другие мозги нужны. Андрей вспомнил Алису Сикорскую: как она, закрыв глаза, стоит на цыпочках перед самым краем сцены. Мурашки просто… Дверь без стука распахнулась, и возникла дежурная вахтёрша второй «травмы» – суровая бесцветная тётка. Ни слова не говоря, она метнула трубку с длинной телескопической антенной в ноги Андрею и молча удалилась. – Слушаю, – сказал Андрей. Звонила Ирка. Готовится совещание по противодействию терроризму, и прислали бумаги. Как водится, секретные. Надо срочно расписаться, а никому, кроме Андрея, вскрывать конверт нельзя. Потому что обязанности начальника ни на кого не возложены. – Я тут ещё не очень хожу, – сказал Андрей, – может, сюда привезёте? – Их нельзя с этажа выносить, меня эта дикая женщина из секретки специально предупреждала. Давай я попробую кого-нибудь за тобой прислать? Чтобы туда-обратно свозили. – Нормально, – согласился Андрей, – заодно у тебя записи новостей заберу, посмотрю на досуге. За Андреем притопали два стажёра. У обоих глаза – совсем пацанячьи, восторженно-самоуверенные. А ведь внутри уже должна быть личинка, что выест их изнутри, оставив только надутый живот и второй подбородок… Может, предложить им глистогонного, пока не поздно? Андрей попросил одного из парней помочь одеться, и тот полез в платяной шкаф. Смешно. Смешно, когда тебе помогают натягивать штаны. Стажёры прикатили инвалидную коляску, и Андрей не без труда в неё переполз. Поехали. От быстрого спуска в лифте закружилась голова – всё вокруг начало резко тускнеть и расслаиваться. Опять откуда-то всплыли картинки с концерта. Сикорская сидит на краю сцены, свесив ноги, и шепчет в микрофон, – а получается пугающий, будто высосанный из детских страхов туземный плач. – Андрей Сергеевич, – позвали над самым ухом. Андрей открыл глаза – напротив маячило лицо стажёра. – Андрей Сергеевич, вы дальше сами, наверное. Тут с доступом проблемы могут быть… – Да-да, – сказал Андрей, – спасибо. * * * Прокатившись по знакомым коридорам, ткнулся в свой кабинет, но тот оказался заперт. Ирка выбежала из соседней двери – в чём-то сиреневом и трепыхающемся. Она наклонилась, чтобы чмокнуть Андрея в щёку, и выронила большой жёлтый конверт. Тут же бросилась его поднимать – и чуть не рухнула, не удержавшись на каблуках. Затем все трое – Андрей, Ирка и конверт – переместились в её кабинет, и Андрей расписался в форме для секретной переписки. – Тебя шеф просил заглянуть, – сказала Ирка полушёпотом. – А зачем, не знаешь? Та вытаращила глаза и замотала головой. – А шёпотом почему? – Да не знаю что-то… Андрей хмыкнул. Он сунул конверт в карман каталки, решив, что почитает содержимое в палате. Туда же сгрузил записанные в день концерта диски с теленовостями. – Что у вас про потасовку-то говорят? – В компьютерном болтают, что это «ответка» генеральному от финуправления. Девчонки слышали, что кого-то из кремниевого ловят. А вообще, Андрей Сергеевич, кто нам будет говорить-то? * * * Увидев Андрея на коляске, секретарша начдепа испуганно метнулась в кабинет к шефу. Моментально выскочила обратно и махнула рукой: мол, можно заходить. Андрей проехал предбанник с кофе-машиной и пустой барной стойкой и оказался в квадратной комнатке. Почти половину её занимал приземистый стеклянный стол, вдоль которого растянулся Г-образный диван. Рядом с ним примостились несколько стульев и личное кресло начдепа. На столе стояли чайные приборы, коньяк и кондитерская мелочь. Кроме Рябова, присутствовали ещё двое. На низком кожаном диване, практически полностью в него провалившись, сидел управделами департамента Арутюнов. Невысокий, с оттопыренными ушками и редкими чёрными волосами, зачёсанными наверх чуть ли не из подмышек, а-ля батька Лукашенко. А один из стульев занимал главный промышленный контрразведчик Власов – неопрятный человек-колобок с вечно грязными манжетами рубашек. Оба кивнули Андрею, после чего Власов стал выжидательно на него смотреть, а Арутюнов напротив, казалось, не испытывал ни малейшего интереса к прибывшему – он возился с конфетницей. Рябов поднялся навстречу посетителю и протянул руку. – Ну как, Андрей, всё в порядке? – спросил он с отеческой заботой. – Нормально, Сергей Сигизмундович. Начдеп хлопнул Андрея по плечу и без прелюдий заговорил о происшествии на концерте. О погибших и пострадавших, о неумелых действиях ответственных служб, о необходимости сделать выводы и о недопустимости «отравлять» момент запуска. – Разрешите, Сергей Сигизмундович? – неожиданно подал голос Арутюнов. – Конечно, Василий Очирович. Управделами, как подводная лодка, вынырнул из-за скрывавшего его края стола. Гипнотизируя взглядом чайник и вроде бы ни к кому конкретно не обращаясь, он отрапортовал: – Нужно молниеносное внутреннее разбирательство! Уже идут какие-то нелепые слухи, и, если всё так оставить, можно весь департамент замазать. Надо назвать вещи своими именами! Рябов, скрестив руки на груди, задумчиво водил взглядом по потолку. – У нас происходит страшное ЧП, трагедия настоящая! – не унимался Арутюнов. – Дело открыто по «экстремистскому сообществу», если кто не в курсе. И прятаться в это время на больничном… – Кто и где прячется? – тихо поинтересовался Андрей, у которого от ярости даже занемели пальцы. – Перестаньте! – отмахнулся от него Арутюнов. – Хватит вам уже огрызаться. – Он впился взглядом в Рябова. – Сергей Сигизмундович, можно один раз закрыть глаза на то, что Андрей Сергеевич – социолог, и это полное несоответствие квалификационным требованиям на его должности. Но когда он начинает заигрывать с разной внешней шушерой, и это становится достоянием органов… Я предлагаю не тянуть, чтобы к нам заявились с обысками. Андрей Сергеевич сейчас напишет признание, контрразведка его зафиксирует, и дальше по цепочке. – Я отвечу, – сказал Андрей. – Нет уж, я закончу! – вскрикнул Арутюнов. – Имейте совесть не перебивать! Из-за ваших художеств нас уже третий день по телевизору полощут! Вы понимаете, что на департаменте теперь «экстремистская» статья?! Что это удар по всему «Микрону» может быть? По Петру Михайловичу, который только знакомится с делами? – Если бы не ваши известные фокусы с закупками мебели, я бы решил, что вы сумасшедший. – Да что он себе позволяет! – взвизгнул Арутюнов и так резко дёрнулся из-за своего края стола, что показалось, будто он рискует упасть в конфеты и чайные чашки. – Мне знак почётного работника сам Славский вручал! – Андрей Сергеевич, прекратите склоку, – подал голос Рябов, – Василий Очирович, успокойтесь, я же вам сказал: мы здесь и собрались, чтобы принять решение. – Очень на это надеюсь, – выкрикнул Арутюнов и опал на диван. – Вы же понимаете, такое нельзя откладывать! – Да-да, – сказал Рябов. – Борис Валерьевич, – обратился он к Власову, – что вы думаете насчёт признания? Власов быстро улыбнулся, отчего его лицо приняло виноватое выражение. Привычным движением он провёл носовым платком по лысине и улыбнулся снова. – Да я не знаю, что сказать, – произнёс он тихим голосом и слегка развел руками, – неприятности получились серьёзные, уверен, Андрей понимает. Кто виноват – расследование покажет. Конечно, имело бы смысл – на всякий случай – описать свою ответственность. Если вдруг у проверяющих возникнет серьёзный вопрос – мы эту бумагу положим на стол. Нет – Андрей будет жить себе дальше, как ни в чём не бывало. И он замолчал, выжидательно глядя на Рябова. Это было серьёзно. Вот теперь ясно, что очень серьёзно. Андрей сообразил, что эти двое уже написали на него и докладную, и характеристику. Правда, что ли, могут впаять «экстремизм»… Андрей почувствовал, как от напряжения с новой силой начинает ныть бок. Идея, что крайним за произошедшее на концерте сделают именно его, да ещё подверстают к этому тяжкую статью, прежде в голову как-то не приходила. – Сергей Сигизмундович, разрешите теперь мне, – попросил Андрей. – С вами, Андрей Сергеевич, мы сейчас останемся и поговорим отдельно, – сказал Рябов. – Спасибо, коллеги, уже позднее время, отпускаю вас по домам. Арутюнов и Власов встали и, поручковшись с начдепом, исчезли.