В последний момент он заметил предательский блеск — в мозгу возник образ электронной пушки — и закричал: — Сворачивай! Быстро сворачивай! Но байк уже падал, как подкошенный. Они с Виталиком покатились по камням. Мирон почувствовал острую боль в голени, в голове взорвался фейерверк… Пролежал, наверное, секунд десять. Затем почувствовал тычок в плечо и поднялся на колени. Виталик стоял рядом, в такой же позе. По лицу его будто прошлись крупной наждачкой, от нанопорной кофты остались клочки. Крупные костистые руки были перемазаны в земле, под ногтями запеклась кровь. От берега и прямой видимости кочевников их закрывал высокий выступ скалы. — Ничего не сломал? — хрипло спросил Мирон, закашлялся и сплюнул каменную крошку. — Ребро колет, — откликнулся парнишка. — С правой стороны. Дышать больно. — Покашляй, — скомандовал Мирон. Виталик послушался. — Розовой пены нет, значит, лёгкое не проткнуто. — Я умею падать, — сказал Виталик. — Иначе давно уже болтался бы в каком-нибудь мешке для мусора. — Красава, — выдавил Мирон и попытался подняться. — Тогда погнали. Встав и наступив на левую ногу, он снова сел. Острый обломок больно впился в ягодицу. — У тебя нога сломана, — сказал Виталик, глядя широко открытыми глазами на его правую голень. Штанина, вымазанная в красной глине, набухла кровью. Записывает, — усмехнулся Мирон про себя. — Ну еще бы! Такое приключение… Фанаты будут кипятком писать. — Не сломана, — поправил он. — Найди мне какую-нибудь палку. Виталик поморщился и с трудом вытянул длинные ноги. Лицо его превратилось в кровавую маску, в одном ухе не хватало кусочка — кровь продолжала капать, впитываясь в нанопору на плече. — А что толку? — всхлипнул он. — Нам всё равно кабзда. — Спокуха, хрящ, — буркнул Мирон. — Всё под контролем. — Ты ещё не понял? — пацан указал подбородком на тот берег. — Они нас поймают через час. Как только найдут брод. И даже если не поймают — без байка мы далеко не уйдём. Карты нет, да ещё твоя нога… В глазах Виталика стояли слёзы. Парнишка всхлипывал, острые плечи так и ходили ходуном. Я выгляжу не лучше, — напомнил себе Мирон. — И чувствую себя соответственно… Ему хотелось согласиться. Очень хотелось сказать: да, блин, ты прав. Давай подадим сигнал, пусть нас заберут. Окажут первую помощь, дадут пожрать… Но глядя на Виталика, он испытал знакомое чувство. Ответственность. Не за себя, а за другое живое существо. Как тогда, когда заботился о Платоне. Мирон понял, что просто не может сдаться. Не может допустить, чтобы этот нескладный дуралей закончил свою короткую жизнь… вот так. — Скоро стемнеет, — тихо сказал он. — По факту, солнце уже зашло, так что скоро здесь будет, хоть глаз коли. Они побоятся форсировать реку в темноте. А к утру мы будем далеко, даже пешком. — Ты представляешь, какой здесь ночью дубор? — Виталик искоса глянул на Мирона и вновь свернулся в подобие опалённого на свечке паука. — Через пару часов мы не сможем шевелиться, через пять — окочуримся. Утром собаки отыщут наши остывшие трупы. — Значит, будем двигаться всё время, — упрямо сказал Мирон и поднялся, балансируя на одной ноге. — Пока будем идти — не замёрзнем. — Ты слышал, что я сказал про собак? — спросил Виталик, но всё же поднялся. Голова его торчала над обломком скалы, взгляд прикипел к противоположному берегу. — Ну что там? — спросил Мирон. — Один остался, — парнишка имел в виду спидер. — Второго нет. Наверное, отправился за подмогой. Несколько секунд Мирон покрутил в голове идею вернуться на тот берег и завладеть спидером… Не получится. Виталик не умеет плавать, а сам он, с больной ногой, ничего не успеет сделать. Парнишка потянулся длиннющей рукой и вытащил из песка крепкий горбыль — нанесенного рекой плавника вокруг валялось в избытке. Нога болела уже не дико, а просто очень сильно, и Мирон понял, что идти, опираясь на палку, не так уж и трудно. Виталик копошился вокруг поверженного турбо-джета. — Ну и как? — спросил Мирон. — Дохлый номер, — вздохнул он. — Электроника выгорела. — Идём, — Мирон оглядел обрывистый берег над головой. — Попробуем выбраться на плато. — У меня другое предложение, — остановил его Виталик. Мирон вздохнул. Всё-таки хочет уговорить его сдаться… — Попробуем сплавиться по реке. Кинув быстрый взгляд на чёрную в фиолетовых сумерках реку — по воде плыли коряги, кое-где закручивались медленные, обманчиво неспешные воронки, — Мирон посмотрел на парнишку с каким-то новым восхищением. — Ты с ума сошел, — выдохнул он. — К тому же, ты не умеешь плавать. — Поймаем бревно, — взгляд Виталика горел отчаянием обреченного. — Дальше течение сильное, сильнее, чем здесь. Я знаю, мы же оттуда пришли… И от нас этого не ожидают. Они думают, мы попробуем выбраться на плато. Они думают, что утром пустят за нами собак и поисковых дронов. — Вода ледяная, — заметил Мирон. — Мы окочуримся от переохлаждения. — Сорок минут, — сказал Виталик. — Может быть, даже час. Столько-то мы продержимся. Затем выберемся, и сразу греться. — Чем? — почти что взвизгнул Мирон. В стремительно опускающейся тьме и так уже зуб на зуб не попадал. — Чем мы будем греться? Если разведём костёр — оповестим о своём присутствии всю степь… — Батареи с байка, — сказал Виталик, указывая на развороченный турбо-джет. — Если чуток поколдовать, они будут выделять накопленную энергию в виде тепла. — Серьёзно? — Социология — это дополнительный факультет. Я технарь. — То есть, ты всё-таки гений, — хмыкнул Мирон. — Только если мой план сработает, — в темноте блеснули на удивление ровные зубы. Виталик улыбался. Хорошо, — подумал Мирон. — Кризис миновал, значит, выбраться шанс всё-таки есть. — Когда ты отсылал видео в последний раз? — спросил Мирон. — Только что. Мы были в прямом эфире, с тех пор, как сбежали из стойбища. — То есть, вся наша погоня уже есть в Плюсе? — Да. — Тебе не в технари нужно было идти, — Мирон сплюнул. На языке всё время ощущался привкус песка. — А в репортёры. Горячие новости каждый день… Если выживешь — подумай об этом. — Если выживу, — кивнул Виталик. — А пока что нужно заработать как можно больше. — Мертвецам деньги не нужны. — По договору мои деньги получит детский дом. Ну тот, где я вырос. Вода оказалась намного, намного холодней, чем Мирон себе представлял. Ноги свело почти сразу. В животе образовался ледяной колючий ёж, и когда желудок одолевали спазмы, иглы протыкали прямо насквозь. И тем не менее, Мирон чувствовал извращенное, почти весёлое удовлетворение: если он утонет в этой грёбаной реке, ни Платону, ни Амели, ни тем более Призракам его больше не достать.