Сэвидж стремглав вылетел из каюты; его большие неуклюжие ноги застучали по трапу. — Мистер Сэвидж! Мистер Сэвидж! — заорал Хорнблауэр. Широкое лицо мичмана вновь появилось в двери. — Вы забыли закрыть дверь, — сказал Хорнблауэр холодно. — И пожалуйста, не шумите так, поднимаясь по трапу. — Есть, сэр, — отвечал совершенно уничтоженный Сэвидж. Хорнблауэр удовлетворенно потянул себя за подбородок. Он вновь отхлебнул кофе, но силы откусить сухарь уже не нашел. Подгоняя время, он забарабанил пальцами по столу. С салинга долетел голос Клэя, — очевидно, Джерард велел мичману взять подзорную трубу и подняться туда. — Похоже на огнедышащую гору, сэр. Две огнедышащие горы. Вулканы, сэр. В ту же секунду Хорнблауэр начал припоминать карту, которую столько раз изучал, уединившись в своей каюте. Все побережье усеяно вулканами; присутствие двух слева по курсу отнюдь не позволяет точно определить положение судна. И все же… все же… Вход в залив Фонсека отмечен именно двумя вулканами слева по курсу. Вполне возможно, что он вывел корабль в точности к цели — через одиннадцать недель после того, как в последний раз видел землю. Дольше ждать было свыше его сил. Он поднялся из-за стола и, в последний момент вспомнив, что должен идти степенно и с видом полного безразличия, вышел на палубу. II На шканцах толпились офицеры: все четыре лейтенанта, штурман Кристел, лейтенант морской пехоты Симмондс, баталер Вуд, вахтенные мичманы. Старшины и унтер-офицеры облепили ванты, и все подзорные трубы на корабле были пущены в ход. Хорнблауэр осознал, что строгий ревнитель дисциплины возмутился бы этим вполне естественным поведением, и посему отреагировал соответственно. — Что такое? — рявкнул он. — Неужели вам нечем заняться? Мистер Вуд, я побеспокою вас просьбой послать за купором и вместе с ним приготовить бочки для воды. Уберите бом-брамсели и лисели, мистер Джерард. Засвистели дудки, Гаррисон заорал: «Все наверх, паруса убирать!» Джерард со шканцев отдавал команды. На корабле вновь воцарилась деловитая суета. Под обычными парусами «Лидия» ритмично качалась на мелкой зыби. — Мне кажется, сэр, сейчас я вижу с палубы дымок. — Джерард чуть виновато напоминал капитану, что они приближаются к земле. Он протянул подзорную трубу и указал вперед. У самого горизонта под белым облачком что-то серело, возможно что и дым. — Кхе-хм, — сказал Хорнблауэр по привычке. Он прошел вперед и полез на фока-ванты с наветренной стороны. Он не был силачом, и предстоящая задача отнюдь его не радовала, но деваться было некуда, надо было лезть. Именно поэтому он счел для себя недопустимым, несмотря на сильно мешавшую ему подзорную трубу, пролезть в собачью дыру, и вместо этого проделал сложный обходной путь по путенс-вантам. Не мог он и остановиться передохнуть, зная, что служащие под его началом мичманы играючи пробегают без остановки от трюма до клотика грот-бом-брам-стеньги. Путь по фор-брам-стень-вантам серьезно его утомил. Тяжело дыша, он выбрался на фор-брам-стеньги-салинг и попытался направить подзорную трубу прямо. Он никак не мог отдышаться, мешала и внезапно накатившая нервозность. Клэй беспечно восседал верхом на ноке рея футах в пятнадцати от него, но Хорнблауэр как будто не замечал мичмана. Легкое штопорообразное качание судна заставляло Хорнблауэра вместе с верхушкой стеньги описывать большие круги: вверх, вперед, вбок, вниз. Сперва он видел далекие горы лишь мельком, но через некоторое время поймал их в поле зрения трубы. Ему представился странный пейзаж. Острые пики нескольких вулканов: два очень высоких слева, россыпь конусов поменьше слева и справа. Пока Хорнблауэр глядел, из одного вулкана вырвалась струйка серого дыма — не из вершины, а из побочного жерла — и лениво поползла к висящему над ним белому облачку. За вулканическими конусами виднелся хребет, отрогами которого они и были; но и сам хребет представлялся цепочкой потухших вулканов, размытых и выветрелых с течением столетий, — можно представить, что за адскую кухню являл собой этот берег, когда все они извергались разом. Вершины гор были тепловато-серыми — серыми с розовым оттенком. Ниже Хорнблауэр видел как бы зеленые прожилки — очевидно, растительность вдоль промоин и ручьев. Он отметил относительные высоты и взаимное расположение вулканов, на основании этих данных мысленно нарисовал карту и сравнил с той, которую хранил в памяти. Сходство было несомненное. — Мне кажется, сэр, я только что видел прибой, — сказал Клэй. Хорнблауэр перенес взгляд с вершин к подножиям. Здесь располагалась широкая зеленая полоса, лишь изредка нарушаемая одинокими вулканами. Хорнблауэр провел по ней подзорной трубой, до самого горизонта и обратно. Ему показалось, что он видит слабый белый отблеск. Он вновь поймал это место в поле зрения, засомневался: белое пятнышко то появлялось, то исчезало. — Совершенно верно, это действительно прибой, — сказал он и тут же пожалел о сказанном. Решительно незачем было отвечать Клэю. Пусть ненамного, но он уронил свою репутацию человека абсолютно невозмутимого. «Лидия» двигалась прямо к берегу. Глядя вниз, Хорнблауэр видел забавно укороченные фигурки людей на полубаке в ста футах под собой, а возле носа — намек на бурун, означавший, что корабль делает около четырех узлов. Они подойдут к берегу до темноты, особенно если к концу дня бриз усилится. Хорнблауэр встал поудобнее и вновь посмотрел на берег. Временами он уже отчетливо видел полоску прибоя по обе стороны от того места, где заметил ее впервые. Здесь, должно быть, набегающая волна разбивается о вертикальные скалы и взлетает вверх белой пеной. Он все больше утверждался во мнении, что вывел корабль точно к намеченному месту. По обе стороны от полосы прибоя вода была совершенно ровной, а дальше располагались — опять-таки по обе стороны — два средних размеров вулкана. Широкий залив, остров посередине входа и два вулкана по бокам. Именно так выглядел на карте залив Фонсека, но Хорнблауэр с мучительной определенностью знал: даже небольшая погрешность в расчетах могла увести его миль за двести от того места, где, как он полагал, они сейчас находятся, а в этом вулканическом краю разные отрезки побережья весьма схожи. Может быть не один такой залив и не один остров. Мало того, карты ненадежны. Это — копии с карт, которые Ансон[3] захватил шестьдесят лет назад в этих самых водах. Всем известно, что карты, составленные даго, — а тем более карты, составленные даго и переснятые безмозглыми адмиралтейскими клерками, — немилосердно врут. Но пока он смотрел, сомнения его понемногу рассеивались. Открывающийся перед ним залив был непомерно велик, — если б на побережье был еще один такой, его не пропустили бы даже картографы-даго. Хорнблауэр на глаз прикинул ширину входа в залив: что-то около десяти миль. Чуть дальше виднелся еще один типичный для местного ландшафта остров — круто встающий из воды правильный конус. Дальний берег залива Хорнблауэр не различал даже сейчас, хотя за то время, что он пробыл на мачте, корабль прошел около десяти миль. — Мистер Клэй, — сказал Хорнблауэр, не снисходя до того, чтобы оторваться от подзорной трубы. — Спускайтесь на палубу. Передайте мистеру Джерарду мои приветствия и попросите его любезно отправить матросов на обед. — Есть, сэр, — сказал Клэй. Сейчас на корабле поймут, что предстоит нечто необычное, раз обед сдвинули на полчаса вперед. Британские флотские офицеры всегда старались досыта накормить матросов перед особо трудной операцией. Хорнблауэр на верхушке мачты подвел итог увиденному. Не приходится сомневаться, что «Лидия» держит курс на залив Фонсека. Он показал незаурядное навигационное мастерство, каким всякий мог бы законно гордиться, — спустя одиннадцать недель после того, как они последний раз видели землю, вывел корабль прямо к намеченной цели. Тем не менее он не испытывал восторга. Такова была его натура: он не радовался уже достигнутому. Честолюбие постоянно требовало от него недостижимого: казаться сильным, молчаливым, недоступным для обычных переживаний и слабостей. Пока в заливе незаметно было никаких признаков жизни, ни лодок, ни человеческого дымка. Казалось, Хорнблауэр, как второй Колумб, приближается к необитаемому берегу. Можно было рассчитывать, что ближайший час не потребует от него решительных действий. Он сложил подзорную трубу, спустился на палубу и степенно прошествовал на шканцы. Кристел и Джерард оживленно беседовали у поручней. Очевидно, они нарочно отошли от рулевого и отослали подальше мичмана; очевидно также, судя по взглядам, которыми они встретили приближающегося капитана, говорили о нем. Вполне естественно, они взволнованны: «Лидия» — первый со времен Ансона английский корабль, проникший на тихоокеанское побережье Испанской Америки. Эти воды бороздит знаменитый акапулькский галеон, ежегодно доставляющий в Испанию сокровищ на миллион стерлингов; вдоль этого берега каботажные суда везут серебро из Потоси в Панаму. Получалось, что благосостояние каждого человека на борту обеспечено, если только это дозволяют неведомые адмиралтейские приказы. Всех волновало, что же предпримет капитан. — Пошлите надежного матроса с хорошей подзорной трубой на фор-брам-стеньги-салинг, мистер Джерард. — И с этими словами Хорнблауэр пошел вниз. III Полвил ждал в каюте с обедом. Секунду Хорнблауэр раздумывал, насколько уместно в полдень, в тропиках, подавать на обед жирную жареную свинину. Есть не хотелось, но желание выглядеть героем в глазах собственного слуги взяло верх. Он сел и десять минут быстро ел, через силу проглатывая невкусную пищу. Полвил с живейшим интересом следил за всеми его движениями. Под любопытным взглядом вестового Хорнблауэр встал, пригнувшись под низким подволоком, прошел в спальную каюту и отпер письменный стол. — Полвил! — позвал он. — Сэр! — откликнулся Полвил, тут же появляясь в дверях. — Достань мой лучший сюртук и пришей на него новые эполеты. Чистые белые штаны — нет, панталоны — и лучшие белые шелковые чулки. Туфли с пряжками, и чтобы пряжки сверкали. И шпагу с золотой рукоятью. — Есть, сэр, — отвечал Полвил. Вернувшись в главную каюту, Хорнблауэр устроился на рундуке под кормовым окном и в который раз достал из пакета секретные адмиралтейские приказы. Он читал их так часто, что давно выучил назубок, но счел благоразумным лишний раз убедиться, что понимает в них каждое слово. Впрочем, они были достаточно недвусмысленны. Некий адмиралтейский клерк, составляя их, дал полную волю воображению. Первые десять абзацев касались плавания до сего момента. Прежде всего надлежало «елико возможно» соблюдать секретность, дабы в Испании не проведали, что к тихоокеанскому побережью их заморских владений направляется британский фрегат. «Засим предписывалось» по всему пути следования как можно реже приближаться к берегу и «строжайше воспрещалось» подходить к земле на расстояние видимости по пути от мыса Горн до места назначения, то есть до залива Фонсека. Хорнблауэр выполнил предписания буквально, хотя очень немногие капитаны поступили бы так на его месте. Он привел корабль из Англии, лишь раз — у мыса Горн — подойдя к берегу на расстояние видимости. Доверься он неделю назад Кристелу, «Лидия» входила бы сейчас в Панамский залив, и тогда — прощай всякая секретность. Хорнблауэр мысленно оторвался от спора о компасных поправках и принудил себя сосредоточиться на дальнейшем изучении приказов. «Засим предписывалось» сразу по прибытии в залив Фонсека вступить в союз с доном Хулианом Альварадо, крупным землевладельцем, чьи поместья лежат к западу от залива. Дон Хулиан намерен с помощью британцев поднять мятеж против испанской монархии. Хорнблауэр должен передать ему пятьсот ружей и штыков, пятьсот патронных сумок, один миллион ружейных патронов — все это он загрузил в Портсмуте — и далее «по собственному разумению всячески способствовать успеху мятежа». В случае если он сочтет это необходимым, он может передать мятежникам одну или несколько корабельных пушек, но доверенные ему пятьдесят тысяч золотых гиней под страхом трибунала запрещалось тратить до последней крайности — то есть не иначе как если без того мятежникам будет грозить неминуемое поражение. Хорнблауэру предписывалось «елико возможно» поддерживать мятежников, вплоть до признания суверенитета дона Хулиана Альварадо над любой территорией, которую тот сможет захватить, если в благодарность дон Хулиан заключит с его британским величеством торговый союз. Упоминание о торговом союзе, очевидно, разбудило воображение адмиралтейского клерка, ибо следующие десять абзацев были расцвечены подробностями, доказывавшими, сколь необходимо открыть испанские владения для британской торговли. Перуанский бальзамический тополь и кампешевое дерево, кошениль и золото ждут обмена на британские товары. Перо клерка, выводившее красивым округлым почерком эти строки, так и источало волнение. От залива Фонсека, писал клерк, отходит бухта, именуемая, как полагают, Эстеро-Реаль и близко подходящая к озеру Манагуа. Последнее, по некоторым сведениям, сообщается с озером Никарагуа, из которого вытекает впадающая в Карибское море река Сан-Хуан. Капитану Хорнблауэру предписывалось «со всевозможным тщанием» исследовать возможность для открытия торгового пути через перешеек и направить к тому усилия дона Хулиана. Лишь после того, как мятеж дона Хулиана увенчается успехом и будут выполнены все остальные предписания, капитану Хорнблауэру дозволялось атаковать корабли с сокровищами, буде он обнаружит таковые в Тихом океане. Мало того, не следовало нападать на корабли, «если таковые действия будут во вред местному населению, кое вышеупомянутых мятежников поддерживает». Для сведения капитана Хорнблауэра отмечалось, что, согласно имеющимся донесениям, в этих водах курсирует двухпалубный пятидесятипушечный испанский корабль «Нативидад». Капитану Хорнблауэру предписывалось при первой же возможности «захватить, потопить, сжечь или иным способом уничтожить» вышеупомянутое судно. Наконец, капитану Хорнблауэру предписывалось, когда он сочтет это уместным, снестись с контр-адмиралом Наветренных островов для получения дальнейших указаний. Капитан Хорнблауэр сложил хрустящие листки и погрузился в тягостное раздумье. Приказы являли собой обычное смешение маловероятного с абсолютно фантастическим — такие приказы обычно и получал отправляющийся в дальнее плавание капитан. Только человек сухопутный мог потребовать, чтобы «Лидия» достигла залива Фонсека, ни разу не приближаясь к берегу, и только последовательность чудес (Хорнблауэр не отдавал должного своему опыту и основательным расчетам) позволила это требование исполнить. Британское правительство давно спало и видело, как бы разжечь мятеж в Испанской Америке. Однако для британских офицеров, призванных претворить эту мечту в жизнь, она оборачивалась страшным сном. Адмирал Пофам и адмирал Стерлинг, генерал Бересфорд и генерал Уайтлок за последние три года лишились чести и репутации в безуспешных попытках поднять восстание на реке Ла-Плата[4]. Подобно тому и открытие торгового пути через Дарьенский перешеек[5] было излюбленной мечтой адмиралтейских клерков, вооруженных мелкомасштабными картами и с полнейшим отсутствием практического опыта. Тридцать лет назад сам Нельсон, тогда еще молодой капитан, чуть не погиб, руководя экспедицией по той самой реке Сан-Хуан, которую Хорнблауэру предписывалось пройти от истоков. Венцом же всего было небрежное упоминание о пятидесятипушечном неприятельском судне. Вполне в духе Уайтхолла с такой легкостью отправить тридцатишестипушечный фрегат сражаться с почти вдвое более мощным противником. Британский флот в последних войнах столь успешно выигрывал одиночные бои, что теперь от каждого капитана ждали победы вне зависимости от реального соотношения сил. Если «Нативидад» возьмет верх над «Лидией», никто не станет слушать оправданий. Если даже неминуемый трибунал и не осудит Хорнблауэра, ему до скончания дней придется бедствовать на половинном жалованье. Если он не уничтожит «Нативидад», если не поднимет и не приведет к победе мятеж, если не откроет торговый путь через перешеек — любое из этих вполне вероятных «не» означало, что он лишится доброго имени, службы и вернется к жене униженный в глазах собратьев. Перебрав все эти печальные варианты, Хорнблауэр отбросил их с деланым оптимизмом. Прежде всего надо увидеться с доном Хулианом Альварадо — это, похоже, будет несложно и не особо интересно. После будут корабли с сокровищами и призовые деньги. Об отдаленном будущем лучше не тревожиться. Он поднялся с рундука и прошел в спальную каюту. Десять минут спустя капитан вышел на шканцы. С мрачным удовольствием он отметил, как безуспешно его офицеры притворяются, будто не замечают великолепный новый сюртук с эполетами, шелковые чулки, туфли со стальными пряжками, треуголку и шпагу с золотой рукоятью. Хорнблауэр посмотрел на быстро приближающийся берег. — Свистать всех по местам, мистер Буш, — сказал он. — Корабль к бою. Загремели барабаны, подвахтенные с топотом высыпали наверх. Понуждаемая криками и ударами унтер-офицеров команда принялась готовить корабль к бою. Палубы окатили водой и присыпали песком, переборки убрали, пожарные отряды заняли места у помп, запыхавшиеся юнги бегали с картузами для пушек; в кокпите вестовой баталера, назначенный исполнять обязанности врача, сдвигал мичманские рундуки, составляя из них операционный стол. — Я попрошу вас зарядить и выдвинуть пушки, мистер Буш, — сказал Хорнблауэр. Вполне разумная предосторожность, учитывая, что корабль с полным ветром входит в испанские владения. Канониры сбросили с орудий найтовы, могучим усилием выбрали направляющие тали, втащили пушки внутрь, забили порох и ядра, опустили дула и, налегая на орудийные тали, выдвинули их в открытые порты. — Корабль к бою готов. Десять минут двадцать одна секунда, сэр, — доложил Буш, когда стих скрежет катков. Хоть убей, он не мог бы сейчас сказать, учение это или подготовка к настоящему бою, и Хорнблауэр получал суетное удовольствие, оставляя его в неведении. — Очень хорошо, мистер Буш. Пошлите надежного матроса с лотом на грот-руслень и приготовьтесь к отдаче якоря. Морской бриз с каждой минутой усиливался, и «Лидия» шла все быстрее. В подзорную трубу Хорнблауэр видел со шканцев мельчайшие подробности входа в залив. Широкий западный проход между островом Кончагуита и западным мысом, согласно карте, имеет глубину двадцать саженей на пять миль вперед. Но испанским картам доверять не приходится. — Что на руслене? — крикнул Хорнблауэр. — Дна нет, сэр. — Сколько саженей пронесло? Передайте глубоководный лот. — Есть, сэр. На судне воцарилась мертвая тишина, нарушаемая лишь несмолкаемым пением такелажа да журчанием воды за кормой. — Дна нет, сэр. Сто саженей пронесло. Значит, берег очень крутой, обрывистый, ведь до него меньше двух миль. Однако незачем подвергаться риску под всеми парусами налететь на мель. — Уберите нижние прямые паруса, — приказал Хорнблауэр — Не переставайте бросать лот. Под одними марселями «Лидия» медленно приближалась к берегу. Вскоре крик с русленя известил, что лот на глубине ста саженей коснулся дна, и с каждым последующим броском глубина все убывала. Хорнблауэру хотелось бы знать, в какой сейчас стадии приливно-отливное течение — если ему суждено сесть на мель, лучше, чтобы это произошло во время прилива, чем во время отлива, — но не было никакой возможности рассчитать. Он поднялся до середины бизань-вант, чтобы лучше видеть. Все остальные, кроме матроса на руслене, замерли под палящим солнцем. Корабль был почти у входа в пролив. Хорнблауэр заметил на воде несколько бревен и, направив на них подзорную трубу, убедился, что они плывут к заливу. Значит, сейчас прилив. Все лучше и лучше.