Сачок коротко ахает, от шока перестав плакать. Эгин и Инеген держатся друг за друга, и на их пустых лицах лишь отчаяние. Лашар стискивает челюсти, ноздри ее трепещут. Она готова принять слова Шаффы близко к сердцу. Насколько видит Нэссун, Дешанти тоже… но это убьет что-то в Дешанти. Шаффа это понимает. Когда он встает поцеловать Дешанти в лоб, в этом жесте столько печали, что у Нэссун снова ноет сердце. – «Все меняется Зимой», – говорит он. – Живите. Я хочу, чтобы вы жили. Из глаза Дешанти скатывается слеза прежде, чем она успевает ее сморгнуть. Она громко сглатывает. Но затем она кивает и отходит от него к остальным. Теперь между ними пропасть – по одну сторону Шаффа и Нэссун, по другую – дети Найденной Луны. Пути разошлись. Шаффа не показывает беспокойства, а должен бы – Нэссун замечает, что серебро ожило и пульсирует в нем, протестуя против его выбора позволить этим детям уйти восвояси. Но он не показывает боли. Когда он делает то, что считает правильным, боль лишь усиливает его. Он встает. – И если вдруг вы увидите настоящие признаки ослабления Зимы… бегите. Рассейтесь и слейтесь с окружающим как сможете. Стражи не умерли, маленькие мои. Они вернутся. Как только разойдутся слухи о том, что вы сделали, они придут за вами. Он имеет в виду обычных Стражей, понимает Нэссун, – не тех, что «осквернены», каким был он сам. Таких Стражей не было видно с начала Зимы, или, по крайней мере, Нэссун не слышала, чтобы хоть один присоединился к какой-нибудь общине, и их не было видно на дорогах. Вернутся предполагает, что все они ушли куда-то в особое место. Куда? Туда, куда Шаффа и прочие оскверненные не пойдут или не могут пойти. Но значение имеет то, что этот Страж, пусть и оскверненный, помогает им. Нэссун ощущает внезапный прилив необъяснимой надежды. Конечно, совет Шаффы поможет им выжить каким-то образом. Она сглатывает и добавляет: – Все вы действительно хорошие орогены. Может, община, которую вы изберете… может, они… Голос ее обрывается, она не уверена в том, что хочет сказать. Может, они полюбят вас, думает она, но это кажется глупым. Или может, вы окажетесь им полезными, но это обычно работает не так. Общины обычно нанимают эпицентровских орогенов только на короткое время или, так ей рассказывал Шаффа, чтобы сделать необходимую работу и уйти. Даже общины рядом с горячими точками и зонами разлома не хотели держать у себя орогенов постоянно, как бы они в них ни нуждались. Прежде чем Нэссун находит слова, Вудех зло смотрит на нее. – Заткнись. Нэссун моргает. – Что? Тихоня шипит на Вудеха, пытается заставить его замолчать, но он не обращает на него внимания. – Заткнись, ржавь. Я ненавижу тебя. Нида пела мне. – Затем, без предупреждения, он разражается рыданиями. Тихоня растеряна, но остальные окружают его, шепчут утешения и гладят по спине. Лашар смотрит на это, затем бросает на Нэссун последний укоризненный взгляд, прежде чем обратиться к Шаффе. – Что же, мы пойдем. Спасибо, Страж, за… за то, что стоит благодарности. – Она поворачивается и ведет всех прочь. Дешанти идет рядом с ней, повесив голову, не оглядываясь. Инеген несколько мгновений стоит между двумя группами, затем смотрит на Нэссун и шепчет: – Извини. – Затем уходит и она, торопясь догнать остальных. Как только дети полностью исчезают из виду, Шаффа кладет руку на плечо Нэссун и уводит ее к имперской дороге. Через несколько миль молчания она говорит: – Ты до сих пор считаешь, что лучше было бы убить их? – Да. – Он смотрит на нее. – И ты знаешь это не хуже меня. Нэссун стискивает челюсти. – Знаю. – Еще больше причин остановить это. Остановить все. – У тебя на уме есть какая-то цель, – говорит Шаффа. Это не вопрос. – Да. Я… Шаффа, я должна пойти на другую сторону мира. – Это звучит как я должна дойти до звезд, но поскольку это не так далеко от того, что она действительно должна сделать, она решает не стесняться этого мелкого абсурда. К ее удивлению, он наклоняет голову вместо того, чтобы рассмеяться. – В Сердечник? – Что? – Город по ту сторону света. Туда? Она сглатывает, закусывает губу. – Я не знаю. Я просто знаю, что то, что мне нужно… – У нее нет для этого слов, и вместо этого она изображает это, складывая ладони и шевеля пальцами, посылая воображаемые волны навстречу друг другу, чтобы они сталкивались и смешивались. – Обелиски… их тянет к этому месту. Они для этого сделаны. Если я туда пойду, я думаю, что я сумею, ну, вытянуть? Я не могу сделать этого больше нигде, поскольку… – Она не может объяснить. Линии силы, линии видимости, математические комбинации; все нужное ей знание у нее в голове, но языком она не может его передать. Кое-что из этого дар сапфира, что-то – приложение теорий, которые ей объясняла мать, а что-то – результат сочетания теории с наблюдениями и инстинктом. – Я не знаю, который город там правильный. Если я подойду ближе и немного похожу вокруг, может, я смогу… – Сердечник – единственное, что есть по ту сторону света, малышка. – Это… что? Шаффа резко останавливается, сбрасывая рюкзак. Нэссун тоже расценила это как сигнал к привалу. Они как раз на подветренной стороне холма, который представляет собой выход старой лавы из древнего вулкана под Джекити. Вся окрестность в природных террасах из выветренного и вымытого водой обсидиана, хотя скала всего в нескольких дюймах ниже слишком тверда для сельскохозяйственных посадок или даже для леса. Некоторые упорные деревья с неглубокими корнями качаются на пустых террасах с коростой пепла, но большинство погибли от пеплопада. Нэссун и Шаффа смогут заметить потенциальную опасность издалека. Пока Нэссун достает еду, Шаффа рисует что-то пальцем на нанесенном ветром пепле. Нэссун тянет шею и видит, что он рисует на земле два круга. На одном он грубо изображает Спокойствие, знакомое Нэссун по урокам географии еще в яслях, – только на сей раз он рисует Спокойствие в двух частях, с линией раздела по экватору. Разлом, да. Он стал границей более непреодолимой, чем даже тысячи миль океана. Другой круг, однако, который, как теперь понимает Нэссун, является изображением мира, он оставляет пустым, за исключением одной точки прямо над экватором и чуть к востоку от нулевого меридиана. Он не размещает под ней ни острова, ни материка. Просто точка. – Когда-то на этом пустом лике мира было много городов, – объясняет Шаффа. – Некоторые цивилизации в течение тысячелетий строили города на море или под водой. Но ни один из них не просуществовал долго. Остался только Сердечник. Это в буквальном смысле по ту сторону света. – Как мы можем туда попасть? – Если… – Он замолкает. У Нэссун сводит нутро, когда по его лицу проходит то самое размытое выражение. На сей раз он морщится и закрывает глаза, словно попытка оценить свою старую личность добавляет ему боли. – Ты не помнишь? Он вздыхает. – Я помню, что помнил. Нэссун понимает, что ей следовало такого ожидать. Она прикусывает губу. – Сталь может знать. Желваки на скулах Шаффы чуть вздрагивают – еле заметное движение, и все. – Да уж, точно. Сталь, который исчез, пока Шаффа оттаскивал тела других Стражей, также мог слышать их откуда-то по соседству. И имеет ли значение то, что он еще не появился и не сказал им, что делать? Может, он им и не нужен. – А Антарктический Эпицентр? Разве у них нет записей и всякого такого? – Она вспоминает, что рассматривала библиотеку Эпицентра прежде, чем Шаффа и Умбра сели с их лидерами, выпили по чашечке сафе и затем убили их всех. Та библиотека представляла собой странную высокую комнату, от пола до потолка уставленную шкафами с книгами. Нэссун любит книги – ее мать обычно раз в несколько месяцев позволяла себе роскошь купить одну, и порой Нэссун получала подержанную, если Джиджа считал ее подходящей для детей, – и она вспоминает, как стояла в благоговении, поскольку никогда в своей жизни не видела столько книг. Конечно, в некоторых из них была информация о… об очень старых городах, о которых никто никогда не слышал, и только Стражи знают, как туда попасть. М-м-м. Хм-м. – Вряд ли, – говорит Шаффа, подтверждая опасения Нэссун. – К тому же сейчас этот Эпицентр, скорее всего, захвачен другой общиной или даже неприкаянной швалью. В конце концов, у них на полях было полно съедобных злаков, а дома пригодны для жилья. Было бы ошибкой туда вернуться. Нэссун прикусывает губу. – Может… лодка? – Она ничего не знает о лодках. – Нет, малышка. Лодка не годится для такого долгого путешествия. Он многозначительно замолкает, и Нэссун воспринимает это как предупреждение и пытается взять себя в руки. Здесь он ее бросит, с болезненным страхом и уверенностью понимает она. Здесь он захочет узнать, что она задумала, – а потом не пожелает в этом участвовать. Зачем ему? Даже она понимает, что хочет ужасного. – Как я понимаю, – говорит Шаффа, – ты хочешь взять под контроль Врата Обелисков. Нэссун разевает рот. Шаффа знает, где находятся Врата Обелисков? Нэссун ведь только утром узнала это название от Стали. Правда, знание мира, всех его странных механизмов и их действия, тысячелетние секреты все еще по большей части невредимы в голове Шаффы. Только то, что связывает его с его прежней личностью, утрачено навеки… что означает, что дорога в Сердечник – то, что Старый Шаффа должен был в особенности хорошо знать. И что это значит? – Ну да. Потому я хочу попасть в Сердечник. Его губы изгибаются при виде ее удивления. – Найти орогена, который мог бы активировать Врата, было нашей главной целью, Нэссун, когда мы создавали Найденную Луну. – Что? Зачем? Шаффа бросает взгляд в небо. Солнце начинает клониться к закату. Они, наверное, могли бы пройти еще час, прежде чем станет слишком темно. Но смотрит он на сапфир, который незначительно сместился со своего положения над Джекити. Рассеянно потирая затылок, Шаффа смотрит на его слабые очертания сквозь густеющие облака и кивает, словно бы сам себе. – Я, Нида и Умбра, – говорит он. – Лет десять назад нам… дали поручение… отправиться на юг и найти друг друга. Нам было приказано искать и обучать всех орогенов, имеющих потенциал для связи с обелисками. Обычно Стражи таким не занимаются, понимаешь ли, поскольку может быть лишь одна причина подталкивать орогена на путь обелиска. Но этого хотел Земля. Я не знаю, почему. Тогда я… задавал меньше вопросов. – Его рот на миг кривится в печальной улыбке. – Теперь у меня есть догадки. Нэссун хмурится. – Какие догадки? – Что у Земли свои планы на человечество… – Шаффа резко напрягается и пошатывается. Нэссун быстро подхватывает его, чтобы он не упал, и он инстинктивно обхватывает ее за плечи. Рука его держит ее очень крепко, но она не сопротивляется. Ему явно нужно утешение ее присутствия. Наверное, Земля злится на него сильнее, чем когда бы то ни было, потому что он выдает его секреты, и это ощущается как резкая, хлещущая пульсация серебра во всех нервах и между всеми клетками его тела. – Не разговаривай, – говорит Нэссун. Ей перехватило горло. – Не говори больше ни слова. Если это будет так же больно… – Он не управляет мной. – Шаффе приходится говорить это между короткими вздохами. – Это не затрагивает моей сути. Пусть я… м-м-м… в его конуре, но на поводок он меня не возьмет. – Я знаю. – Нэссун закусывает губу. Он тяжело приваливается к ней, и от этого ее колено, упирающееся в землю, начинает дико ныть. Но ей все равно. – Но ты не обязан рассказывать все прямо сейчас. Я сама догадываюсь. Она думает, что у нее есть все ключи. Нида однажды упомянула о способности Нэссун связываться с обелисками, за это мы в Эпицентре выбраковывали. Нэссун тогда не поняла, но ощутив в какой-то мере чудовищность Врат Обелисков, она теперь может догадываться, почему Отец-Земля хочет ее смерти, если она уже не под контролем Шаффы – а через него и Земли. Нэссун жует губу. Поймет ли Шаффа? Она не уверена, что сможет перенести, если он решит уйти или, что еще хуже, набросится на нее. Она делает глубокий вздох. – Сталь говорит, что Луна возвращается. На мгновение со стороны Шаффы возникает полное молчание. Это тяжесть удивления.