Двумя такими специалистами были Луи Пастер и Александр Флеминг. Их медицинские открытия продолжают влиять на ход жизни людей. Их биографии хорошо известны. Карьеры обоих были долгими и выдающимися, основанными, исходя из того, что я знаю о карьере, на постоянном принятии решений. Вот почему я рассказываю о них в этой книге. Как и о третьем человеке, Игнаце Земмельвейсе, менее известном, но столь же важном. Вакцины (Пастер) и антибиотики (Флеминг) – каждый читатель множество раз применял эти когда-то революционные вещества. Они стали неизбежной частью современной жизни и ответственны за несметные блага общественного здравоохранения. Применение вакцин практически искоренило одни ужасные заболевания и уменьшило последствия многих-многих других. Оценка числа жизней, спасённых антибиотиками, достигает 200 000 000. Разумеется, у всех препаратов есть скептики, но, на мой взгляд, сила их сопротивления делает решения Пастера и Флеминга ещё более восхитительными. Что касается Земмельвейса и его революционной деятельности как врача, разработавшего антисептические процедуры… разве вы не часто моете руки? Разве все мы не являемся сторонниками надлежащей медицинской гигиены? С самого начала времён и до нынешнего утра люди пытаются лечить разные недуги. Еще два века назад эти усилия были нацелены в основном на облегчение симптомов – предотвращение в первую очередь их появления казалось практически недосягаемым. В то время как любой мог видеть, что существовала очевидная причинно-следственная связь между инфекцией и болезнью, подобраться к объяснению ближе идеи «самозарождения» у учёных не получалось. Луи Пастер был французским химиком и биологом, чья работа в середине – конце 1800-х опровергла «самозарождение» и доказала «микробную теорию»: болезнь вызывают микроскопические организмы, которых после выявления можно устранить с помощью вакцинации. Даже когда я пишу эти слова, они выглядят так по-медицински. Пастер интригует меня не только своим открытием, но и парой безрассудных решений, которые он принял, в частности, на пути к доказательству эффективности прививки от бешенства. Александр Флеминг привлекает меня по противоположной причине – упорством, а не безрассудством. Работая в мире, который принял «микробную теорию», этот врач постоянно стремился найти новые способы убить микробов. Но в Шотландии начала ХХ века у него не было стерильной лаборатории (некоторые, пожалуй, назовут ее откровенно грязной). После ошибки в процедуре он должен был выбросить чашку Петри с новой интересной плесенью, растущей в ней. Но Флеминг решил исследовать плесень, что привело к открытию пенициллина. Я думаю, будучи скромным человеком, Флеминг в какой-то момент подумал: «Я, определённо, не планировал… но полагаю, что именно это я и сделал». Первое решение, которое принимает любой учёный, – реализовать идею. Если эксперимент и другие исследования показывают, что у идеи есть перспектива, принимается решение продолжить её реализацию. Так разворачивается этот процесс – иногда на протяжении многих лет и проходя через всевозможные перипетии. Решение за решением. Когда я думаю о Пастере и Флеминге, то могу вообразить своего рода эстафетную палочку, передаваемую этими двумя людьми. Их жизни в общей сложности растянулись на 133 года, на протяжении которых совершались почти невероятные прорывы многих других учёных. Пастер родился в 1822 году и умер в 1895-м. Флеминг родился в 1881 году и умер в 1955-м. Его главное открытие/решение произошло между 1921-м и 1928 годами. И их эстафетная палочка – исследования вакцин и антибиотиков, проделанные бесчисленным количеством других людей, – продолжает своё путешествие. Проще говоря о том, что произошло в 1885 году: Пастер самостоятельно решил дважды сделать свою недавно открытую прививку от бешенства людям после ограниченного успеха в лечении бешеных собак. Эти два «испытания на людях» не были должным образом задокументированы и прошли в условиях секретности, потому что, будучи «только» химиком/биологом, а не врачом, он не имел разрешения лечить людей. Один из пациентов Пастера затем исчез, возможно излечившись (но это не точно), а другой умер практически сразу. Именно третья попытка – надлежащим образом публично задокументированная – оказалась успешной. И, как говорится, остальное – уже история. Было ли это работой человека безрассудного, гордого или слишком самоуверенного, который твёрдо верил в результат? В конечном итоге Пастер уже имел широкое признание за «спасение» двух ключевых французских отраслей – виноделия в 1865-м (благодаря процессу, ставшему известным как «пастеризация») и производства шёлка в 1868 году. Поколением позже Александр Флеминг принял решение, которое было почти противоположным решению Пастера в своей кажущейся безвредности. Глубоко погрузившись в процесс изучения возбудителя обычной простуды, однажды в 1921 году Флеминг высморкался и поместил выделения на предметное стекло. Это стекло каким-то образом затерялось в его захламленной, по общему признанию, лаборатории. Когда несколько недель спустя он нашёл стекло, вероятно, стоило его выбросить, потому что неизвестно, что ещё теперь на нём было, помимо отделяемого из его носа. Но он сумел заметить, что слизь предотвратила рост любых микробов. Десятью годами позже Флеминг решил последовать за этой тонкой нитью до конца – до открытия пенициллиновой плесени, основы лекарства пенициллина. Знал ли он о выражении, приписываемом Пастеру, что «удача благоприятствует подготовленному уму»? В любом случае, как и в ситуации с Пастером и бешенством, остальное – уже история. Представляя эти краткие сведения об очень разносторонних личностях и начинаниях, я, наверное, неизбежно создал у вас впечатление, что эти выдающиеся принимавшие решения люди, Пастер и Флеминг, работали в изоляции. На самом деле всё наоборот. Оба они были погружены в процесс, который я бы назвал «коллегиальным соревнованием» научных и медицинских открытий, совершаемых направо и налево, с полчищами людей, образно говоря, лихорадочно трудившимися над большим количеством новых возможностей, спешившими воплотить исследования в реальность. Подумайте об Эрнсте Чейне, Марии Кюри, Хоуарде Флори[27], Эдварде Дженнере[28], Роберте Кохе, Шарле Лаверане[29], Джозефе Листере[30], Флоренс Найтингейл и Джонасе Солке[31] среди множества других. Многие из нас представляют себе учёных, одиноко сидящими в их лабораториях. И в то время, как личная сосредоточенность важна, в реальности в науке нет такой вещи, как приватность. Результаты достигаются общими усилиями. Они могут не всегда быть коллегиальными, но в целом являются групповой работой. Это мне близко. Раньше я упоминал, что бунзеновская горелка отвернула меня от науки. На самом деле я мог бы наслаждаться научной карьерой, потому что сочетание индивидуальной и совместной работы служит очень приятной частью профессии, которую я выбрал. Думаю, размышления обо всём этом позволили мне кое-что понять о Пастере и Флеминге. Они трудились не во мраке. В ходе своей карьеры они практиковали собственный вид связей с общественностью, даже если его так не называли. Только подумайте: они печатали и публично защищали свои работы, привлекали финансирование, нанимали сотрудников и других исследователей, занимали ответственные должности в крупных институтах и – в случае Пастера – основали институт, всемирно известный и по сей день, Институт Пастера. В зависимости от природы вашего решения вы можете тоже стремиться реализовать одну или больше из перечисленных вещей. Они не находятся вне вашей досягаемости. Кроме того, мне кажется, что Пастер и Флеминг были очень харизматичными и представительными мужчинами. Они были лидерами, вызывали доверие и побуждали других работать с ними. Они глубоко заботились о людях, как о своих любимых, так и о всех тех, кто страдал, независимо от того, были они знакомы или нет. Им довелось пережить глубокие трагедии, включая смерть детей (в случае Пастера) и брата (у Флеминга) от болезней, с которыми в другой момент времени могли бы справиться их открытия. Тема известности, коммуникации и личной харизмы привела меня к другому пионеру в дивном новом мире микробной теории – Игнацу Земмельвейсу, который бросил вызов структуре медицинской власти середины XIX века. Хотя, держу пари, вы никогда о нём не слышали, он, пожалуй, ответственен за то, что мы так часто моем руки. Земмельвейс родился в 1818 году и умер в 1865-м. Получив образование в Венгрии и Австрии, он практиковал медицину в Венской общественной больнице в 1847 году, когда пришел к своему великому открытию/решению. Идея «самозарождения» начала вытесняться микробной теорией. Земмельвейс включен в мою книгу, потому что он решил обратить внимание на «послеродовую (родильную) горячку», которая, естественно, поражала только женщин после родов и практически неизбежно приводила к тяжелой смерти. (Я доберусь до мытья рук.) Матери на самом деле определили суть проблемы «послеродовой горячки» задолго до того, как это сделали доктора (в основном мужчины). До середины XIX века большинство детей рождались дома при содействии акушерок (в основном женщин), посещавших мать и ребёнка. Инфекции и разнообразные риски были постоянной угрозой, но докторов обычно звали только в чрезвычайных случаях. С началом развития учреждений здравоохранения рождение детей переместилось из домов в больницы и всё чаще проходило под контролем врачей, а не акушерок. Именно тогда Земмельвейс, как и новоиспечённые матери, заметил связь между послеродовой горячкой (и смертями матерей) и рождением детей под присмотром докторов, а не акушерок. Здесь я дал вам ложный след. К делу относится не пол доктора или акушерки, а тот факт, что доктора почти всегда приходили в родильные отделения из… морга, где проводили вскрытия и… не мыли руки. Сегодня мы в шоке от последствий этой антисанитарной практики, но в середине XIX века, когда «микробы» служили новой концепцией, всё было именно так. Акушерки находились исключительно в родильном отделении, наблюдая за своими пациентками, и не имели возможности легко перенести огромное количество микробов. В 1847 году, когда Земмельвейс решил проанализировать эту столь очевидную для него связь, он столкнулся с тем, что сегодня мы бы назвали сопротивлением. Его решение – чтобы доктора мыли руки между изучением мёртвых людей и посещением живых – было простым и удобным, однако его раскритиковали те, кому принадлежала власть в медицинской практике. Доктора (мужчины) занимали вышестоящее положение, а акушерки и матери (женщины) – подчинённое. Дело в том, что некоторые личные характеристики Земмельвейса также препятствовали принятию его открытия. Он был не особо дружелюбным и контактным человеком. Его, кажется, не сильно заботило, как его воспринимали другие, и ему не нравилось проводить время, общаясь с коллегами-медиками. Он не пропагандировал своё открытие. Сознательно ли он не избавлялся от этих на самом деле несильно ему помогавших слабостей или просто не мог измениться? (Кстати, Луи Пастер был одним из учёных, независимо искавших решение проблемы послеродовой горячки; только представьте, если бы эти два человека могли объединить свои силы!) Независимо от того, кому достались почести, распространённость послеродовой горячки заметно сократилась по мере того, как мытьё рук становилось всё более и более обычным делом. Со временем стало понятно, что у данной практики есть много других плюсов для больниц и всех остальных учреждений (подумайте: ресторанные кухни!), мытьё рук сейчас – абсолютно неотъемлемо для всех них. И оно не стоит на месте! Недавно в новостях я прочёл статью, где говорилось, что неважно, используете вы горячую или холодную воду, – просто возьмите побольше мыла и продолжайте намыливать руки, пока не досчитаете до десяти. Вы когда-либо принимали решение, которое и вы, и окружающие считали безрассудным, опасным, глупым, опрометчивым, дурацким? Были ли ваши ставки так же высоки – человеческая жизнь, – как у Луи Пастера, Александра Флеминга и Игнаца Земмельвейса? Даже если нет, мы можем очень многому научиться у этих людей и их решений: 1. Если вы хотите что-то изменить, определите проблему и решите, как с ней разобраться. 2. Всегда привлекайте других и просите совета. Вы не обязаны его принимать, но если не спросите, то никогда его не получите. 3. Ищите множество путей решения проблемы, зная, что большая часть того, что вы найдёте, не сработает. Это значит, что вы должны бороться с разочарованием. 4. Если вы пробуете что-то и оно не сработает, не сдавайтесь. Осознайте, что редко успех приходит с первого раза; пытаться снова и снова – критически важно для вашего успеха. 5. Не бойтесь пробовать что-то новое, даже если сначала оно вам не нравится. 6. Будьте готовы к критике и даже насмешкам и издевательствам. Думайте об этом как о части процесса принятия решения. Вместо того чтобы реагировать, будьте готовы отрастить толстую кожу. 7. Когда ваше решение приводит к положительному результату, будьте скромны. 8. Давайте себе время помечтать. Догадки о том, как всё может получиться, так же важны, как доказуемые свидетельства, и только учёным нужно волноваться о документировании и воспроизводимости их экспериментов. 9. Знайте, о чём говорите. Пастер, Флеминг и Земмельвейс потратили годы на активное обучение и проведение экспериментов, как успешных, так и нет. 10. Важные решения принимаются не в вакууме. Читайте, исследуйте и используйте опыт людей из вашего окружения для получения большей информации. Но в конечном итоге решение будет вашим. 11. Оцените, какими будут последствия, если вы не позаботитесь о каждой мельчайшей детали на своём пути. На какие риски, которые могут умалить значение вашего решения, вы пошли? Пострадала ли репутация Пастера от того, что мы сейчас знаем о первых секретных введениях вакцины от бешенства? 12. Обращайте внимание, замечайте нюансы. Вам не нужно быть неряшливым, как Флеминг, но не игнорируйте то, что вам может подсказать «случайность». 13. Не будьте рабом того, что допустимо в общепринятом представлении – в таком случае Земмельвейс никогда бы не рискнул противостоять медицинской властной структуре, в которую был погружен. 14. Будьте честны в вашем личном стремлении к чему-то или антипатии по отношению к чему-то, будьте демонстративны. Это может повлиять на результат ваших решений. Работа не останавливается, когда вы приняли решение – убедить других в его значении может быть самым важным этапом. 15. Решение не решать – это тоже решение. Из-за своего характера Земмельвейс безразлично относился к определённым действиям, которые могли бы помочь ему распространить сделанное открытие. 16. Ищите и восторгайтесь маленькими победами. Вместе они сложатся в большие результаты. 17. Никогда не будьте удовлетворены. Вы всегда можете сделать больше. 18. Обязательно рекламируйте прогресс, которого вы добились, рассказывая о нем остальным. Это стимулирует их сделать ещё больше на благо общества. Глава 12. Мария Кюри Это было исключительное решение, ведь до этого ни одна женщина не занимала такую должность. Мария Кюри Возможно, самым важным решением, когда-либо принятым Марией Кюри, было принять чужое решение. В 1906 году её муж Пьер, любимый и уважаемый спутник в жизни, так же как и в их революционных исследованиях в области физики и химии, погиб в ужасной катастрофе на оживлённой парижской улице. Ее личное потрясение было глубоким, как и скорбь всей страны. Тремя годами ранее, в 1903 году, доктора Кюри были совместно награждены Нобелевской премией за исследования в области радиоактивности. Для всех они были знаменитостями, хоть и не богатыми. Дома они решали повседневные проблемы, с которыми сталкиваются все работающие родители. В профессиональном плане казалось, что небо – не предел, говоря о перспективах, открывшихся перед Пьером и Марией, которые в свои сорок семь и тридцать восемь лет соответственно были в самом расцвете как исследователи. А что теперь? Через две недели после гибели Пьера, случившейся 19 апреля 1906 года, французское правительство попросило Марию взять на себя его руководящую должность в исследованиях и преподавании в Парижском университете; должность, которая была создана для него лишь недавно. Тот факт, что изначальная просьба включала в себя слова «исполняющая обязанности председателя», не умалял поразительного события. Как Мария позже написала о правительстве и университете, «это было исключительное решение» с их стороны. Мария Кюри была первой женщиной, добившейся столь выдающегося положения. И она не была «просто» вдовой, которая довольствовалась формальным назначением для замены мужа. Она была более чем достаточно квалифицирована. «Исполняющая обязанности» скоро исчезнет из описания её должности. Мария глубоко переживала горе, часто почти теряя разум, и, казалось, была парализована мыслями о том, как двигаться дальше. Не только в научных исследованиях, но и как мать двух дочерей, почти восьмилетней Ирен и Евы, которой исполнилось около четырнадцати месяцев. Ее шокировали требования связанной с Нобелевской премией ответственности и другие ожидания. В дневнике, который она вела около года после фатального происшествия с Пьером, Мария выражала желание воссоединиться с ним после смерти. Что касается принятия должности председателя, ей это было почти безразлично. Но она её приняла. Изменившая мир работа Марии Кюри в области радиоактивности продолжилась. За двадцать восемь лет оставшейся жизни и карьеры Марии Кюри в ее лаборатории в Париже велась огромная плодотворная работа. Открытие за открытием были совершены в области природы радиоактивности, её химических источников, их применения как для терапии, так и для разрушения – всё это и не только. Достижения принадлежали не только ей одной. Сотни учёных были наняты в её лабораторию на протяжении ХХ века, включая дочь Марии, Ирен, её мужа и в конечном итоге уже их дочери и зятя и их детей. Лаборатория Марии продолжает жить и сегодня как ориентированный на изучение онкологических заболеваний Институт Кюри, сформированный в результате различных альянсов, происходивших с 1909 года между Парижским университетом, Институтом Пастера, Радиевым институтом и Фондом Кюри. Давайте остановимся. История жизни Марии, как вы увидите, полна целенаправленной сосредоточенности и решительности. Но в те недели после смерти Пьера её ключевые качества будто испарились. Окружавшим её людям не только казалось, что её не заботит перспектива занять должность Пьера, но было похоже, что она не хотела об этом думать. Таково классическое поведение людей, которые недавно кого-то потеряли или получили иную травму, – сегодня нам советуют не принимать никаких важных решений в это время. Если вы поставите себя на место Марии, то сможете понять, что было много «официальных» представителей университета, давивших на неё, чтобы она согласилась. Вероятно, они действительно беспокоились о её благосостоянии, но также её принятие, потворство, согласие – называйте как хотите – было выгодно им. Но что, если бы вы также знали, что и её близкие родственники хотели, чтобы она сказала «да», потому что видели, каково её жизненное предназначение? Думаю, именно на это в конечном итоге положилась Мария. Она доверяла членам семьи – её сестра и доверенное лицо Броня, брат Пьера, физик Поль-Жак, и её овдовевший свёкр Эжен, который жил с молодой семьёй, оказывал им большую поддержку и обеспечивал стабильность (и был врачом и, следовательно, доктором Кюри). Они оправдали доверие, дав совет, который оказался лучшим для неё. Её ключевые качества не испарились, они были… в творческом отпуске. Мария вернулась полная сил. Нам всем должно очень повезти, чтобы иметь рядом таких советников или чтобы быть таким советником, и не только в случае травмы. Существующие отношения, уже построенные на доверии, могут дать основу, необходимую для принятия собственных верных решений.