Содрали с груди Ставра крестик православный и в его же сапог запихали. Медовой водицы дали нашему воину и сказали: «До скорого!» — да в дом пошли печь пироги. А былинный с боку на бок поскучал и умолк. Разглядывая зодчество, захрапел в одиночестве. Тут вышел Банник злой из-за угла, ведь ни туда, ни сюда: некуда деваться, надо снимать заклятие. Семья крестьянская, хошь не хошь, а ритуал совершила хорош. Покряхтел Банник, зашептал — заклятье тяжкое снимал. Поколдовал и исчез. Навсегда иль нет? А тем временем Егоркина мамка напекла пирогов и к баньке — богатыря проведать, пирожочков с ним отведать. За ней бегом ревнивый муженёк, за мужичком пешком сынок, за сыном — кошка, за кошкой — собака, за ними курица в драку! Примчались к Ставру, тот спит, богатырским храпом храпит. Растормошили его и давай пытать: — Как здоровьице, можешь встать? Открыл воин очи ясные, потянулся, встал с лавки, оделся, обулся да накинулся на пироги — подкрепить свои мощи. Наелся и село от врагов обещал избавить. — Да нет у нас ворогов, некого хаять! — Их сегодня нет, а завтра будут, набегут, налетят, не забудут деревню спалить дотла! А чтобы рать моя пришла, свистите, живо прибегу, и дружину приведу. Откланялся Ставр Годинович и исчез. Жди-пожди его теперь, глазей на лес! А Егорку спать родные отправили по древнеславянским правилам: «Баю-бай, сыночек, баю-бай, не срочно нам со злом махаться; впервой черёд — проспаться, во второй — покушать, а в третий — сказки слушать.»