Колька с Валеркой переглянулись, петь хором под аккомпанемент баяна им ещё не приходилось. Итак, настал тот волнующий момент, когда Людмила Евстафьевна сказала построиться в шеренгу. Она сама расставила ребят: ― В первой шеренге будут солисты, а во второй ― запевалы. ― А мне куда встать? ― спросил Валерка. ― Стой, где стоишь, рядом с Колей. ― Ну вот, мы с тобой запевалы, ― уныло произнёс Коля. ― Не надо было на уроках во всё горло кричать, ― ответил Валерка. ― Похоже, теперь наш хор в солистах не нуждается. Людмила Евстафьевна плавно повела руками, как дирижёр. Прозвучал музыкальный проигрыш на баяне. Валерка раскрыл рот и начал было вспоминать первую строчку песни о чайке, которая крыльями машет, как Коля осадил его, дёрнув за рукав. ― Постой, не торопись, а то она залетит тебе в рот, ― прошептал он. ― Ещё рано! После Колиных слов Валерка как-то сразу остыл и забыл все слова песни. «Подумаешь, больно нужна мне эта чайка, ― подумал Валерка. ― Могу и не петь! Я же не собирался на гастроли. Это всё Колька замутил». Валерка обвёл взглядом ребят. Открытые рты ребят, как у птенчиков, ждущих от матери корм, раскрывались и закрывались в такт музыке. Колька неслышно бубнил что-то себе под нос. Похоже, он не успевал считывать слова с листка. Людмила Евстафьевна, остановила пение. ― Нет, так не годится, ― сказала она. И каждый раз всё начиналось сначала. Наконец, измученная чайка, пролетев над просторами необъятной Родины, притомилась и решила передохнуть. ― Ребята, вы хорошо поработали сегодня, ― сказала учительница. ― Расстаёмся до следующего раза. Дни шли за днями, и стало правилом, что слова песни «Чайка» стали сопровождать Колю каждый раз по дороге в школу. Однажды после работы отец сообщил, что в его рабочем коллективе по случаю ноябрьского праздника состоится торжественное собрание коллектива работников. А концертная бригада поздравить коллектив своим творчеством приехать не сможет. ― Неплохо было бы, если ты, Коля выступишь, ― предложил отец, ― дал бы небольшое представление. И верно, красный уголок у нас хороший, коллектив заслуженный, и выступить не грех! Коля страдальчески посмотрел на отца. О таких гастролях он и не мечтал! Только однажды они пошутили с Валеркой над Витькой, когда за компанию пригласили его совершить творческий выезд с «культурной» программой. Навроде артистов. Но сейчас красный уголок Кольку заинтересовал. Всё же очаг культуры! Жаль, что баяниста Витьку со своим музыкальным чемоданом он не сможет пригласить. Витька сам укатил с музыкальной школой на гастроли в сельский клуб. Валерка, как назло, второй день с ангиной валяется дома, он на холоде тренировал голос, избавляясь от фальцета. «Придётся теперь отдуваться одному, ― подумал Коля, ― и за солиста, и за запевалу. Сам на свою шею замутил эту культурную программу с белокрылой чайкой. Но не отказывать же теперь трудовому коллективу из сознательных граждан черпать истоки народного творчества!» И он суетно стал искать листочек с текстом песни. «Надо слова повторить да напеть на память уже известную мелодию, ― решил он. ― Всё же без музыкального сопровождения петь придётся. Вот тебе и сольное исполнение!». На тот случай, если голос срываться начнёт, Коля приготовил стишок про революционный Петроград в 1917 году. Собрание же было посвящено именно этому празднику. Осень стояла сухая и прохладная. Отдельные дни были даже морозные. Низко плывущие тёмно-серые облака казались тяжёлыми, они жались к земле, словно гружёные караваны последних речных судов, торопившихся укрыться в речных затонах от настигающего холода, спешащего сковать льдом реки. Развешанные на зданиях красные флаги трепал ветер, они, словно яркие вспышки орудий, штурмовавших Зимний, под напором набегавшего ветра взмывали вверх. В то же время красные флаги, готовые ворваться в предпраздничную суетность, покорно склонив яркое полотно, миротворно дожидались наступавших ноябрьских праздников. В этот осенний вечер в трудовом коллективе царила предпраздничная обстановка, посвящённая Великому Октябрю. Вначале речь шла о трудовых успехах коллектива, о чём Колька мало что понимал. Он даже начал скучать и зевнул пару раз, не раскрывая рта. Рот раскрывать пригодится на сцене. Но вот объявили о начале культурной части. Коля встрепенулся, зорким взглядом оглядел зал. Сцены с занавесом вроде не видно. Вдруг из-за стола напротив, где сидел президиум, слово взял ведущий собрания и сообщил, что в нашей стране подрастают молодые таланты. И что молодым везде у нас дорога, и им придётся идти по стопам своих отцов. Ну, в общем, всё такое патриотическое. У Коли в голове мелькали строки стихотворения о выстреле Авроры и слова песни о крыльях чайки, зовущей за собой. Другой песни по случаю такого приглашения он как-то не предусмотрел. Но зато стишок будет в тему, подумал он, и чайка ― она же тоже символ революции. Коля не раз видел, как она над суровой Невой парила, касаясь вспененных волн, бившихся о серый береговой гранит. Правда, в кино. Аплодисменты из зала подняли Колю с места, и он, словно на крыльях, как чайка, вылетел на импровизированную сцену между столом председательствующего и первым рядом, где сидели работники предприятия. Занавес почему-то организаторы праздника не предусмотрели. Зато свисающий за спиной председательствующего кумачовый транспарант славил Великий Октябрь. С потолка одиноко свисали, как морские якоря, две трёхрожковые люстры, в каждой из них светилось по одной лампочке. Правда, юпитеров почему-то не было, как и не было музыкального сопровождения. ― «Чайка крыльями машет»! Песня! ― бодро объявил Коля. ― Слова Сергея Михалкова. Исполняю сам, лично, без музыки. Зал загудел, захлопал в ладоши. Впервые же на сцене такой юный исполнитель. Затем аплодисменты приутихли. «Ну, пора начинать, ― подумал Коля. ― Была не была! Не боги же горшки обжигают». На всякий случай выдержал паузу, поправил кончики пионерского галстука, скатавшиеся трубочкой, закинул рукой набок нависший на лоб чуб, и громким звонким голосом запел: Чайка крыльями машет, За собой нас зовёт. Пионеры, друзья и товарищи наши Собираются в новый поход. Плывут, плывут, плывут Над нами облака. Зовут, зовут, зовут привольные просторы: Зелёные луга, Широкая река. Родимые, любимые леса, поля и горы! Никакие преграды Не страшны нам в пути: Если дождик пойдёт — мы и дождику рады, Если ветер ― нам легче идти! Хорошо на рассвете Отдыхать у костра. Пионерское наше походное лето ― Для ребят золотая пора. Колька закончил петь, галантно в пояс поклонился. ― Молодец, парень! ― закричали с мест из зала. ― Браво! Бис! Бис! Коля выдержал паузу, подождал, пока успокоится зал. ― У меня для вас ещё и стихотворение есть, ― обрадовал он зрителей из трудового народа. ― Давай! Давай! ― кричал зал. ― «В музее Владимира Ильича Ленина». Стихотворение, ― объявил Коля. Зал снова притих. Коля собрался с мыслями и уж было хотел поднять руку, как это делал на митингах Ильич, но передумал и начал стихотворный рассказ: ― В воскресный день с сестрой моей Мы вышли со двора. ― Я поведу тебя в музей, ― Сказала мне сестра. Затем он в стихотворной форме поведал о гимназических годах Ильича, о его нелёгкой судьбе в роли пролетарского вождя, о революционной борьбе матросов и солдат, о клятве пионеров быть верным долгу ― Родине служить. Зал дружно захлопал. ― Верный путь выбрала молодёжь! ― раздался из зала чей-то голос. ― Так и надо этим буржуям! ― поддержали голоса с задних рядов. Коля расплылся в улыбке, в душе у него что-то затрепыхалось, словно от шума в зале вспорхнула чайка. Он был рад, что трудовой коллектив поддержал путь молодёжи. Коля опять раскланялся и посмотрел по сторонам. Увидел сияющее лицо отца, который был горд за юного артиста. Коля уже было покинул сцену, как ведущий попросил его вернуться и вручил подарок, завёрнутый в праздничный пакет. Поблагодарив за подарок, Коля вернулся в зал и уселся рядом с отцом. ― Молодец, сынок! ― сказал отец и ласково потрепал его за чуб. Коле страсть как хотелось заглянуть в пакет с подарком. Он осторожно раскрыл его, и перед его взором предстали в сверкающей обёртке конфеты, печенье и оранжевый мандарин. Коля запустил руку в кулёк и вытащил конфету, посмотрев на обёртку с изображением девушки, прочитал: «Чио-Чио-Сан». ― Кто она? ― поинтересовался у отца Колька. ― Невеста с японских островов, ставшая оперной героиней, ― с улыбкой произнёс отец. ― Значит, она тоже поёт?