Артём кивнул: мол, все в порядке. – Варяжкины, – ответил он брату. Дворовые, прекратившие было рабочую суету и навострившие уши, увидев, что хозяева спокойны, снова занялись делом. – Воевода! Владимир! У Смоленских ворот! Князь! Скорее! – снова выкрикнул отрок. Надо полагать, решил, что его не поняли. – Да не ори ты, – бросил ему Артём. – Ворота заперты? – Заперты! – Ну так никуда он не денется, твой Владимир. Это ж ворота, а не собачья калитка. Ты вот что – беги к князю и скажи, что там на стене – Варяжкины вои. Пусть не тревожится. А мы с батюшкой сейчас в храм идем. А потом – к нему. Богуслав, ты в церковь, как? – Не-а! – помотал головой Славка. – Я нынче для молитвы не годный. – И девке: – Принеси-ка мне кваску. И покушать… – Зацепился взглядом за белые сочные ягодицы: – Нет, погоди! – Сгреб пискнувшую девку, уложил животом на подоконник, заправил, взялся поудобнее… Девка вывесилась из окошка, розовая, гладкая, белые распущенные волосы – в полсажени, белые груди – прыг-скок – в такт Славкиным стараниям. Дворня наблюдала с интересом. Девка бодро постанывала… И тут… – Матушка твоя! – в ужасе пискнула девка. Славка тотчас выдернул ее из окна, кинул на ложе, навзничь, закинул кверху девкины ноги и продолжил начатое. Сладислава вышла на крыльцо, окинула строгим взглядом бездельничающую дворню, нахмурила тонкие бровки… Этого оказалось достаточно, чтобы работа вновь закипела. Артём улыбнулся. Ох и влетело бы братцу за его блудодейство. Да еще – в воскресенье! Не увидела. Следом за женой вышел и отец. Огромный, широкий, с усищами в пядь длиной. Усмехнулся, подмигнул Артёму, будто видел, что тут происходило недавно. А может, и вправду видел… Ведун же. Матушка двинулась к воротам, Артём же, выбрав момент, шепнул отцу: – Владимир к городу подступил. Добродушная улыбка сошла с лица батюшки: – Ярополк – что? – Гонца прислал. Но там, на стене – Варяжко. Ничего ему не светит, князю новгородскому. Только людей зря погубит. – Вот это-то мне и не нравится, – проворчал воевода. – Владимир – не дурак. И Добрыня – хитрован, каких поискать. Если приступили они к Киеву, значит, на что-то надеются. А на что, сынок, они могут надеяться? – Предательство, – мгновенно догадался Артём. – Блуд? – Блуд или не Блуд, а двигай-ка ты, сынок, на стену. И братца с собой возьми. Ярополк небось уже на стене. Сдается мне, за князем нашим особо присмотреть надо, а у Славки это неплохо получается. – Думаешь?.. – Опасаюсь. Давай, действуй. – А как же?.. – Артём кивнул в сторону матери. – Я ей объясню, – обещал воевода. – Полагаю, Бог тебя простит. Ты ведь христианского государя от язычников будешь оберегать? Артём поджал губы: точь-в-точь как его мать, увидевшая праздных холопов. Но спорить не стал. Отец сказал – значит, надо делать. А Владимир и впрямь язычник. Но это, по мнению Артёма, был единственный недостаток старшего сына Святослава. Вот кто государь и воин… – Ты на Ярополка гнев не таи, – негромко, угадав мысли сына, произнес воевода. – Ярополк – хороший князь. Добрый. Но ему – трудно. Поможешь? – А куда я денусь, – буркнул Артём и потянул через голову праздничную рубаху. Какой теперь праздник! Это для Славки подраться – в радость. Артёму же – грязная неприятная работа. Которую, к сожалению, надо делать. Потому что никто ее не сделает лучше него. Вдоль городской стены поднимался дым. Щипал глаза, першил в горле. Горели посады. Подожгли их сами киевляне. Вернее, воины со стен. Сразу, как только появились внизу ратоборцы Владимира. О том, что войско северян стронулось с места, в Киеве узнали заблаговременно. Владимирские шли не скрываясь. Прямо по дороге. Тащили осадные машины, гнали пленных – для прикрытия и для осадных работ. Подступили умело. Сразу начали разбирать дома и сараи, теснившиеся под стеной. Вот тогда-то посады и подожгли. Северяне временно отступили от стен. Сосредоточились на воротах. Подтащили таран. Им не препятствовали. Но ломать ворота не дали. Едва бревенчатая «черепаха», накрытая поверху мокрыми шкурами, подползла к воротам, сверху, с мачтовой жерди-коромысла, уронили камешек весом пудов двадцать. «Черепахе» хватило. С полдесятка прятавшихся под крышей тарана подавило и покалечило. Сам таран упал наземь, и тут вожделенные северянам ворота открылись сами. Оттуда выскочили пешие и конные гридни. Пешие порубили тех, кто остался под «крышей», конные догнали и посекли тех, кто удирал. На выручку бегущим кинулась гарцевавшая в двух перестрелах легкая конница Владимира. Киевляне подались назад… И подставили северян под выстрелы киевских лучников. Владимирские, потеряв с полсотни воев, поспешно отступили… А киевляне тут же сели им «на хвост» и побили еще дюжины две. Отступили, лишь когда им навстречу побежали нурманы. Этих стрелами было не достать: каждый отряд тащил перед собой толстый щит из бычьих шкур на деревянной основе. Стрелы такую защиту не пробивали. Но и догнать конных, тем более с этакими громоздкими штуковинами, было невозможно. Пока конница играла в догонялки, пешие порубили и подожгли таран. И отступили в город. Следом за ними втянулась конница, и ворота закрылись – можно сказать, перед носом у подбежавших нурманов. На которых сверху тут же обрушился град камней, горшков с горящим маслом и менее опасный, но очень оскорбительный дождь из содержимого городских нужников. Нурманы поспешно отступили. Особого урона они не понесли. Потеряли двоих-троих. И еще парочку—от каменных снарядов, выпущенных киевскими баллистами. – Так их! – азартно выкрикнул Ярополк, самолично выстреливший из баллисты и накрывший каменным ядром нурманского воя. – Давай еще! Четверо ополченцев, крякнув, вновь зарядили орудие. Баллистер положил в чашу каменное яйцо, однако честно предупредил князя: – Не достанет! Ярополк огорченно вздохнул и отошел от баллисты. Внизу спешившиеся дружинники осматривали коней и перевязывали раны. Вокруг них суетились лекаря. Раненых и мертвых уже унесли. Князь увидел поднимавшихся на стену Артёма с Варяжкой. – Славно мы их! – крикнул он сверху. – Славно, княже! – весело отозвался Варяжко. Его доспехи и правый рукав подкольчужника были запятнаны чужой кровью. Варяжко сам водил гридь на вылазку. За дымом, поднимавшимся над горящим посадом, перестрелах в пяти можно было разглядеть войско Владимира. – Может, ударим? – предложил разохотившийся Ярополк. – Разобьем их, скинем в реку! – Верные слова, княже! – обрадовался Варяжко. – Ударим разом – тут им и конец! Однако Артём Варяжкиной радости не разделял. – Не время, – сказал воевода. Он переглянулся со Славкой, стоявшим чуть поодаль. Брат еле заметно качнул головой. Он с двумя десятками гридней должен был оберегать князя. И от тех, кто снаружи, и от тех, кто внутри. Нельзя сказать, что Славке пришлось по душе поручение. Не будь его, Славка ходил бы на вылазку вместе с Варяжкой. Ярополк обиженно нахмурился. Будто ребенок, у которого отняли забавку. Поглядел на горящий таран… – Почему нельзя ударить? – спросил он. – Ты же предлагал дать им бой! Так давай дадим! – То было раньше! – Боярин Блуд в сопровождении полусотни собственных воев шел вдоль стены. Славка сделал знак своим: бдите. Блуду он доверял не больше, чем медведю из зверинца. Боярин (потому ли, что почуял это недоверие, или оттого, что на стене было тесновато) сделал знак своим охранникам, что остановились поодаль, и подошел к князю один. – Раньше воевода Артём был храбрее, потому что не был Владимиром бит, – продолжал Блуд. – А может, завидно ему, что ты Владимира побил, а у него – не вышло. Сейчас враги бегут. Если ты, княже, сам поведешь гридь, мы их разгромим! – Я поведу! – решительно заявил Ярополк. Артём сдержался. У Блуда есть цель. Возможно, эта цель – вывести Ярополка за стену. Князь молод, ему хочется славы. Его легко уговорить. – Победа! – воскликнул Ярополк. – Я чувствую ее. Бог – с нами. Мы разбили их сейчас! Мы…