— Откуда я знаю? — Да. — Эмили смотрит на свои руки и переплетает пальцы. — Откуда ты знаешь наверняка? Я выдыхаю и выключаю фары, погружая нас в темноту. Не в полную темноту — я все еще вижу контуры ее лица, наклон шеи и изгибы груди. Я замечаю, как меняется ее дыхание в темноте. Оно спокойное и расслабленное — словно больше нет необходимости смотреть мне прямо в глаза, когда она говорит. — На самом деле, я не думал об этом, — говорю я, почесывая голову, и это напоминает, что мне нужна чертова стрижка. — Я думаю... Короче говоря, мысль о том, чтобы не быть с тобой даже и секунды, заставляет меня чувствовать тяжесть в груди. Эмили резко поворачивает голову в мою сторону. — Да ладно? — О, да. Эмили сквозь темноту протягивает и кладет свою теплую ладонь в мою. Она влажная, но больше не дрожит и кажется такой крошечной в моей гигантской лапе. Мне это нравится. Что осмелился рассказать ей всё, что думаю, что чувствую. Зачем останавливаться на достигнутом? — Я ловлю себя на том, что весь день украдкой смотрю на тебя. Ты такая чертовски милая. Свободной рукой Эмили прикрывает рот, и я могу только представить, как сильно краснеют ее щечки в эту самую секунду. — Боже мой. Остановись. Ты так не делаешь! Если бы только она знала, сколько раз я ловлю себя за тем, что наблюдаю за ней, восхищаюсь ею. Возможно, тогда она не спрашивала бы меня, уверен ли я, что люблю ее. — Делаю. — Что, если я ковыряюсь в носу? — спрашивает Эмили. Я слышу в ее голосе шок и отвращение, когда она съеживается. — Уверен, что ты найдешь милый способ сделать это. Красивый безудержный смех Эмили заполняет автомобиль, и я добавляю его к своему списку того, что делает меня уверенным, что я люблю ее. Я разворачиваюсь на своем месте. — Я знаю, что люблю тебя, потому что мысль о том, чтобы быть с кем-то еще — или что ты с кем-то другим — просто... чертовски сводит меня с ума. — Я сглатываю горечь в горле. — Все это... оно должно что-то да значить. Наступает тяжелая тишина, и все, о чем я могу думать — это умолять Эмили сказать мне, что она любит меня. Я хочу услышать это больше всего на свете — больше, чем мое желание жить. Я должен знать, что последние несколько лет моей жизни — жизни, что я посвятил поиску брата, которому на все насрать — не были потрачены впустую. — Я чувствую то же, но... — Эмили вздыхает, откидывая голову на подголовник. — Я никогда не... Господи. Я такая жалкая. Я отпускаю ее руку, и она прячет лицо в ладонях. —Ты определенно не жалкая, Котенок. Она фыркает, шлепая себя ладонями по бедрам. — Ты когда-нибудь прекратишь называть меня так? — Не думаю. — Я смеюсь. — Нет. Я никогда не был любителем милых прозвищ. Честно говоря, эта мысль заставляет меня съежиться, но Эмили, когда я встретил ее, была слишком забавной, чтобы не подразнить, и это прицепилось. Она — Котенок. Она ненавидит это прозвище, но мне все равно. — Я никогда не говорила этих слов прежде, — признается она, и печаль в ее голосе приносит мне невыносимую боль. Я снова ерзаю на своем месте, наклоняясь к ней всем телом. — Никогда? — Я росла без родителей, братьев и сестер. Я избегала любых серьезных отношений и никогда не имела средств, чтобы завести питомца, так что нет... никогда. Ах, так у нее мандраж «первого раза». Ничего такого, что не смогла бы исправить маленькая попойка. Развернувшись на сидении, я тянусь назад, засовывая руку в карман сидения. Я помню, что видел, как Тэд спрятал там бутылку водки перед отъездом. Нет ничего лучше бутылки русской воды, чтобы развязать язык. Я засовываю руку глубже, и мои пальцы касаются прохладной бутылки. Улыбаясь, я обхватываю пальцами горлышко и вытаскиваю. — Что мы собираемся с ней сделать? Я улыбаюсь. Разве это не очевидно? — Мы собираемся выпить, чтобы твой мандраж «первого раза» исчез. Эмили выгибает бровь самым шаловливым образом, заставляя мою кровь кипеть. Черт возьми, она красива. — Знаешь, все это начинает немного походить на десятый класс. Я выгибаю бровь, подражая ей. — Пожалуйста, скажи мне, что ты не пила водку и не трахалась в машине, когда была в старших классах. Съежившись, Эмили кивает, поднимается со своего места и протискивается в пространство между передними сиденьями. Пыхтя, она падает на заднее сидение. — В кузове грузовика с главным футболистом Томми Филдом и самой маленькой бутылкой водки, которую когда-либо видела. Выдохнув, она закидывает ноги на спинку пассажирского кресла. — Что, не было никаких девушек его возраста? Она усмехается, похлопывая по месту рядом с собой. — Видимо, нет. Чертов ублюдок. С другой стороны, не мне говорить. Если бы мы ходили в одну школу, я бы неустанно следовал за этой девушкой. Я бы заполучил ее, и не на заднем сидении гребаного грузовика. Сжимая бутылку в руке, я присоединяюсь к Эмили на заднем сидении. Мы молча делим выпивку, наслаждаясь тишиной. Воздух вокруг нас становится теплым и влажным, уговаривая Эмили сбросить куртку, и я снимаю свой свитер. Признаюсь, я был бы более спокоен, если бы знал ответ на вопрос, который горит в моем подсознании. Томми Филд. Кем он был для нее? Я могу себе представить, как он выглядел. Широкие плечи, черные прилизанные волосы, темные глаза и такой же самодовольный взгляд. Ненавижу его, а я ведь даже не знаю этого ублюдка. Я откашливаюсь. — Ты и Томми... он был твоим первым? Эмили проводит идеальными белыми зубами по нижней губе, сдерживая неловкую улыбку. — Да. Он был моим первым. Да. Ненавижу его до чертиков. А машину времени уже изобрели? Если да, то сколько мне будет стоить вернуться в прошлое и выбить дерьмо из этого парня? Я беру бутылку из ее рук и подношу ко рту. У меня кружится голова от алкоголя, и я, стиснув зубы, сглатываю. Потом подношу бутылку к глазам. Когда мы успели ее почти прикончить? Сколько времени мы здесь сидим? Эмили протягивает руку, и я возвращаю бутылку. — Как все сложилось потом? — спрашиваю я. — Потом? — Она делает большой глоток и шипит, передернувшись. — Потом меня для него не стало, и Мистер Квотербэк снова вернулся к своей школьной подружке. — Долбаный ушлепок. Официально. Я вернусь назад во времени, чтобы засунуть несмазанный футбольный мяч ему в дырку в члене. Эмили пожимает плечами. — Что есть, то есть. Что насчет тебя? Где был твой первый раз и как ее звали? Я опускаю голову на подголовник. Когда это было? Слишком давно, чтобы помнить фамилию девчонки. — Ее звали Мелани Как-то-там, и это было на пляже. Эмили поворачивается на своем месте, вытягивая свои длинные ноги поперек моих. Не в силах сопротивляться, я кладу руку на ее бедро. — Пляж? Как романтично. Я закатываю глаза. — Секс на пляже переоценивают. Это было охренеть как ужасно и совсем не романтично. — Как так? Нет ничего, и я имею в виду реально ничего романтичного в трении. Все это испытание было сплошным кошмаром, не говоря уже о том, что он продлился меньше шести минут. Подростковые нервы разрушают жизни.