– Это не грязь, это загар, – вежливо пояснила Алёна, озадаченная странным вопросом. – Загар? А отчего? – продолжила любопытствовать красавица, и Алёна озадачилась еще больше. Нет, она, разумеется, знала, что боярских дочек учат чему-то другому, нежели алатырников, но никогда не думала, что настолько. Что таким вещам вообще нужно учить. – От солнца, – терпеливо пояснила она. – Ну надо же! – хихикнула Людмила, и обе подружки заулыбались, и Светлана, сидевшая рядом, тоже. – И что, у всех так? – У всех. Если долго находиться на солнце, появляется загар, – ровно ответила Алёна, чувствуя себя очень глупо. Вроде и отвечать не откажешься – спрашивают вежливо, но все одно ерунда какая-то. Издеваются они так, что ли? Выставляя себя дурами, простых вещей не знающими? Странно… – А зачем ты долго находилась на солнце? – Безупречные темные брови выразительно выгнулись в удивлении. – Она, наверное, коров пасла, – хихикнула рыжая. – Все в деревне пасут коров! Остальные тоже засмеялись, а Алёна только молча вздохнула. Если в деревне все пасут коров, то кто делает все остальное?.. Но боярышни, похоже, деревни в глаза не видели, выросли здесь, в стольном граде. – Я просто люблю гулять, – пояснила она без лишних подробностей. Выдумывать не хотелось, а правда… В карауле да в патрулях к концу лета не так почернеешь! – Зачем? – округлила глаза Людмила. Но от ответа на новый нелепый вопрос Алёну спасло появление еще одной девушки, которая бросалась в глаза своей непохожестью на остальных. Небольшого роста, с богатой льняной косой в руку толщиной, одета она была скромнее прочих и формы для юного возраста имела очень пышные, эдакая сдобная булочка – золотистая, круглая, румяная. – Здравствуйте, – неуверенно улыбнулась девушка и села на скамейку рядом с Алёной. – Здравствуй, – вежливо ответила алатырница, а остальные сделали вид, что обращались не к ним. Людмила только выразительно закатила ясные глаза и заговорила со своей соседкой о каком-то Алексее. – Это княжеского ключника Вяткина дочь, Улька. Она дурочка малахольная, не обращай на нее внимания, – не сбавляя голоса, сказала Светлана, неприязненно наморщив хорошенький носик. Алёна так опешила, что с ответом не нашлась, только глянула растерянно сначала на саму вдову, потом на Ульяну. Та уткнулась взглядом в пустую тарелку, низко повесив голову, и уши у нее горели от стыда или обиды. Слышала злые слова, это ясно. Почему не возразила? И зачем вообще было такое говорить? Намеренно задеть? Что же сделала бывшей княгине дочка ключника Вяткина?.. Тут прервались уже все разговоры, потому что слуга распахнул дверь и вошла довольно молодая женщина с уложенными вокруг головы черными косами, в которых блестел темными лалами венец – меньше и тоньше княжеского, но явно одним мастером сделанный. Рядом с княгиней Софьей, по правую руку, важно шагал вихрастый светловолосый мальчишка шести лет – второй княжеский сын, а по левую – русая девочка постарше, ей исполнилось десять, явно повторявшая материнскую походку и старавшаяся держаться как она. А второй дочке было всего четыре, мала еще за стол со взрослыми садиться. При появлении княгини все поднялись, чтобы поклониться, та кивнула, скользнув по лицам взглядом, и прошла к своему стулу. Дочь усадила по правую руку от себя, а место великого занял его сын. Никто не удивился, дело было явно привычным, а Ярослав трапезничал где-то в иных покоях, что больше прежнего утвердило Алёну в неприязни к здешним порядкам. В ее родном доме ужин был тем временем, когда за одним большим столом собиралась вся семья, и дико было представить, что дед с бабушкой ели бы отдельно, да еще в разных комнатах. После княгини все сели, и к столу потянулась вереница слуг с блюдами. Алёна проголодаться еще не успела, поэтому за проплывающими мимо яствами следила без жадности, рассеянно, думая о другом. О княгине. Она была… странной. Конечно, хороша собой. Статная, яркая, венец Софья несла гордо, но без надменности, и без венца было бы ясно, кто вошел в обеденную залу. И не только в самой Алёне, далекой от дворцовых порядков, но и в остальных девушках, при всей их красоте, не было и на волос того притягательного очарования. Величия живого, уместного, какое легко видеть в горах и в старых деревьях, но неожиданно – в молодой женщине. Да и вся ее наружность… У надменной Людмилы было совершенное лицо, у княгини – нет, но именно ее хотелось разглядывать. Карие, глубоко посаженные глаза с поволокой, тонкий нос, острые скулы… Алёна не знала, почему великий князь, овдовев, взял эту женщину второй женой, но подумала, что остаться к ней равнодушным не смог бы никто. Но взгляд Софьи пугал. Темный, словно бездонная трещина в скалах, и как будто такой же пустой, направленный внутрь. Потом княгиня о чем-то негромко заговорила с дочерью, и впечатление это смазалось: детей она любила искренне и крепко, любовью этой дышало и как будто изнутри освещалось все ее лицо. А те отвечали взаимностью, и это тоже было видно: в том, как охотно девочка что-то рассказывала, в том, как юный княжич с очень важным видом ухаживал за матерью, старался подать ей все самое лучшее. И ворчал, наверное, повторяя за кем-то старшим, что она совсем плохо ест. Через некоторое время княгиня обратила свое внимание и на свиту. – Девушки-красавицы, а расскажите, что за новое лицо появилось за нашим столом? – заговорила она, глядя прямо на Алёну. Голос был глубокий и очень красивый, чарующий, под стать облику. Алатырница подскочила на стуле, но вовремя опомнилась, что докладывать по уставу совсем неуместно, растерянно замерла под смех сотрапезниц. Княгиня тоже улыбнулась, но не насмешливо, а по-матерински ласково, а потом Ульяна потянула Алёну за рукав вниз и прошептала тихо: – Сядь, не надо. – Можно я скажу? – звонко проговорила Людмила и продолжила, не дожидаясь разрешения: – Это Алёна, побочная дочка князя Краснова, она к нам из деревни приехала. Очень любит гулять по солнцу, так что это у нее не грязь, а загар. – С коровами гулять, – хихикнула рыжая Яна. Засмеялись и остальные, а Алёна только покривилась слегка – она ничего смешного в этих глупостях не видела. Княгиня продолжала вежливо улыбаться, с интересом разглядывая алатырницу. Было ли в том интересе что-то еще – одобрение или, напротив, недовольство, – Алёна не поняла. – Новая княгиня Краснова, значит? – задумчиво проговорила Софья. Показалось, или и впрямь при этих словах по лицу Людмилы скользнула тень недовольства? – Да, ваша светлость, – ответила Алёна, не до конца понимая, что именно княгиня желала услышать в ответ. Но молчать показалось невежливым. – Добро пожаловать в Китеж-град. Надеюсь, тебе здесь понравится, – спокойно сказала Софья и, кивнув в ответ на вежливое «спасибо», вновь заговорила с дочерью. Девушки напротив опять зашушукались, поглядывая на алатырницу, – видно, ее обсуждали и над чем-то посмеивались. Странные они… – Попробуй рыбу, – тихо предложила рядом Ульяна. – Какую рыбу? – растерянно переспросила Алёна, стряхивая задумчивость. – Щука хороша, – приободрилась девушка. – Ее здесь, на Светлояре, ловят, свежая совсем. И кухарка княжеская с ней обращаться умеет. Ее часто пересушивают. Ой, а вот пирожки эти лучше не брать, сала очень много. И лука. Невкусно. И нож так не надо держать, ты словно нападать на кого-то собралась. Вот так… Щука действительно оказалась хороша, но чем дольше Алёна слушала свою соседку, тем маетнее и хуже становилось на душе. Она уже готова была согласиться, что болтушка Ульяна действительно дурочка, и от этого делалось противно. Потому что и остальные боярышни приязни не вызывали, и кусок совсем не лез в горло, хотя все было вкусно. На взгляд Алёны – и то, что ругала соседка, тоже. В конце концов она извинилась перед княгиней и, сославшись на усталость с дороги, попросила отпустить ее отдыхать. Та благосклонно кивнула, и алатырница с облегчением удрала из обеденной залы. Ей действительно требовался отдых от всех этих людей. – Алёна, подожди! – Не успела она сделать и десяти шагов, как из залы следом выкатилась Ульяна. – Что такое? – Стараясь держаться ровнее и не показывать недовольства, Алёна обернулась. – Светлана велела передать, что, как стемнеет, в Моховых покоях посиделки будут, приходи. Будем шить, песни петь, – неуверенно улыбнулась боярышня. – Велела передать? – удивилась алатырница. – А почему тебя? – Ну… Почему нет, я же на краю сидела. – Ульяна неловко пожала плечами и опустила взгляд. – Я постараюсь прийти, – как могла мягко сказала Алёна. – Это все? Спасибо. Дождавшись ответного неуверенного кивка, Алёна опять двинулась в сторону своих покоев. А через пару мгновений ее догнало запоздалое: – Приходи, пожалуйста! Я буду ждать… Лучше бы она промолчала, потому что от сказанного сделалось совсем уж гадко, как будто алатырница успела новую знакомую всерьез обидеть, но не поняла, когда и чем. До покоев, по счастью, было недалеко, а там нашлась Степанида, которая преспокойно рукодельничала в углу, словно и с места не сдвинулась за все это время. Однако разбросанные Светланой вещи вернулись в сундуки, да и грязная посуда пропала. – Что-то ты быстро, – заметила Стеша, окинув внимательным взглядом подопечную. – Как прошло? – Странные они все какие-то, – призналась Алёна. – Ну да Матушка с ними, мне просто есть не хотелось, а слушать их скучно. – Напрасно, стоило бы послушать, – задумчиво проговорила рыжая. – Ты вообще побольше с ними старайся быть, знакомства среди боярских сыновей заводи. Чтобы видно было, что к словам князя ты отнеслась серьезно, намерена быть хорошей княгиней и все такое. – А зачем мне для этого с девицами общаться? – Не только с ними – со всеми. Полезные знакомства никогда лишними не бывают. Вот с кем ты сегодня познакомилась за ужином? Алёна бесцеремонно улеглась на скамью у печки, которая оказалась достаточно широкой, но чуть коротковатой – ноги свисали. Сладко потянулась всем телом, закинула руки за голову и, прикрыв глаза, принялась перечислять. Предсказуемо полезным знакомством была признана только княгиня, а остальные имена заставили Стешу задуматься. – И как тебе эти четыре девицы? – Не знаю. Неладно. Дружить с ними я точно не хочу. А что? – Это из совсем молодых, недавно тут, при дворце, – пояснила рыжая. – Я их не знаю. Ну, кроме Ульяны. Она у Вяткина единственная младшая дочка, четверо старших сыновей, так что любимица и отрада что материнская, что братская. Она в поместье под Китежем росла, там привольно, а сюда ее отец привез, чтобы мужа подостойнее подобрать. Все-таки чин у него очень высокий, богатства немалые, может перебирать. А дочка… Ну, дочка как дочка. Тихая, робкая, даже как будто не балованная. Другие три… Узнаю. Отцов знаю, это да, а про самих боярышень выясню. – Да, к слову о боярышнях, я же спросить хотела. Отчего Светлана ругала наряды? Что с ними не так? – Не бери в голову, – недовольно отмахнулась Стеша. – Все с ними хорошо, это со вдовой что-то неладно. То ли по одежде красивой соскучилась, то ли вкус у нее подурнел после кончины мужа. Или вовсе злобствует баба. – Ты думаешь? – с сомнением спросила Алёна. – Почему? Мне она показалась искренней… – Мне тоже показалась, но советы ее дурные, – пояснила Степанида. – Оно, конечно, и то, что она предлагала, можно носить, и прилично будет, но… Уж больно крикливо выйдет. Ты у нас княгиня, а не дочка разбогатевшего на самоцветах купца, чтобы каменьями этими с ног до головы увешаться. В общем, говорю же, не думай о том. Ты ей правильно не дала собой помыкать, но могла бы и потверже на своем стоять. Или нет, – добавила через пару мгновений. – Где девочке из глуши решимости набраться, верно? В общем, не думай о ней. – Значит, на посиделки к ним мне пойти стоит, да? – вздохнула Алёна и пояснила, не дожидаясь вопроса: – Сегодня вечером, как стемнеет. Позвали песни петь и шить. – Иди-иди, нечего в покоях куковать, – насмешливо велела Степанида. – Нешто боишься девок боярских? – Не подначивай, не поведусь, – отмахнулась княгиня. – Не нравятся они мне, да и только, а волков бояться – в лес не ходить. Лучше вот что скажи, а то я запамятовала спросить… – Она опомнилась, села на скамье. – Отчего Вьюжин со старой княгиней так странно держится? И отчего она ему спускает? – А-а, это, – усмехнулась Стеша. – Давняя история. Расскажу, она ух какая! Но не проболтайся Вьюжину. Не то чтобы тайна, но уже забылось, так и не надо вновь на свет вытаскивать. Бабка твоя по молодости хороша была – загляденье, от нее мужики голову теряли. Вот и Вьюжин тогда потерял. Только Людмила князя Краснова выбрала, князь повыгоднее второго боярского сына. И князя на себе женила, когда от него понесла. А могла и не от него – от Вьюжина. – То есть, погоди, она с обоими?.. – удивилась Алёна. – А что же мне говорила про честь девичью?! – И как бы только с двумя, – насмешливо отмахнулась Степанида. – Привыкай. Тут небось половина девиц при дворце – не девицы давно, но тайну блюдут. Здесь главное – что снаружи, не что внутри.