– Угадал? – усмехнулся Вьюжин. – Так невелика тайна, у тебя на лице написано. А вот он – любит ли? – спросил вкрадчиво. – Или просто решил, что хорошенькая, молоденькая восторженная девочка рядом будет кстати? Про наследство твое не говорю, о нем небось и не подумал, не тот воевода человек, его деньгами не купишь. И Алёна, хмурясь, молча опустила глаза. Возразить ей на это было нечего. Умом алатырница понимала, что говорит так боярин намеренно, но уж слишком точно угадывал ее собственные страхи и сомнения. Видел насквозь и не стеснялся этим пользоваться. – Олег хороший, – только и сумела вымолвить она. И сама поняла, как жалко и глупо это прозвучало. – А вот тут я с тобой и спорить не намерен, человек он и впрямь хороший, отчего, может, и страдает, – усмехнулся Вьюжин уголками губ. – Нешто ты думаешь, что такой человек, как твой воевода, легко отдаст то, что ему дорого? Вот и проверишь заодно, насколько ты для него важна. – А если он дров сгоряча наломает? – Не успеет, – уверенно отмахнулся боярин. – Ваша милость, но все-таки как мое поддельное замужество поможет заговорщиков поймать? – осторожно спросила алатырница. – Не заговорщиков, а одного-единственного дурака. Дурак, впрочем, оказался поумнее, чем мне виделось, но это ерунда. – Неужели вы подозреваете, что Олег… – Что? Рубцов? Заговорщик?! – Вьюжин искренне рассмеялся. – Да куда уж там, он же прямой, как удар шашки! – Но кто тогда? – Ну вот и погадай, развлекись, а там и узнаешь, угадала ли. А как он к тебе явится – уж постарайся его не спугнуть. Идем, девица Алёна. – А может, вы сами с князем договоритесь? – робко предложила она, не надеясь на согласие. – Ступай, – резко велел Вьюжин. Алатырница шла до соседнего покоя медленно, нога за ногу, невольно оттягивая пугающее мгновение. Пыталась уговорить себя, что все это ненадолго, просто маленький розыгрыш, и ничего непоправимого не случится. Что Вьюжин, хоть и использует ее в своих интересах, все-таки прав, и если Олег к ней впрямь неравнодушен, то все сладится, а если нет – то и к лучшему, считай, Матушка уберегла. Но вышло плохо, и в покои князя она шагнула на подгибающихся ногах, не глядя ни на кого. – Все, что ли? – со смешком приветствовал их появление князь. – Дозволено ли нам узнать, что вы там нарешали? Княгиня? – Господин воевода проявил благородство, чтобы мое доброе имя спасти, – начала Алёна, чувствуя, как дрожит голос, и не в силах ничего с этим сделать. – Я не знаю, кто и как перенес меня в его комнату, и сам он к тому непричастен. Нечестно пользоваться его добротой. И коли великий князь слово дал, негоже вынуждать забирать его обратно. Как обещано, за Светлова пойду. Она и хотела, и страшилась глянуть на Олега, так что стояла, потупившись, и нервно мяла в пальцах ткань сарафана. Зато взгляд лежащего перед столом пса поймала, и столько в карих глазах почудилось обиды и укора, что пришлось и от собаки отвернуться. И вообще хотелось бы зажмуриться, но этого алатырница себе не позволила. А воевода тоже промолчал – хотел ли возразить, нет ли, а заговорившего князя перебивать не стал. – Ну и то ладно. Что с твоим добрым именем делать – это вон пусть Вьюжин решает. Он как раз собирался объяснить перед вашим приходом, как в нашем дворце такие чудеса случаются с будто бы охраняемым человеком, которому опасность грозит, послушайте и вы. Да ты садись, княгиня, в ногах правды нет. Алексей Петрович взял ее за локоть, подвел к столу, усадил поодаль от воеводы. Сам соседний стул занял. Явно намеренно, стараясь держать их двоих подальше друг от друга. – А все просто, княже. Дворечника это проделки. Не самовольные, конечно, девица одна злобная княгине гадости устраивает, а при ней подружка есть – красный янтарь. Павлина, дочь боярина Самохвалова. О ней не тревожься, я найду, какое ей дело придумать для пользы Белогорья и без вреда девичьей чести, чтобы не тратила силы на всяческие глупости. И с отцом ее договорюсь. Алёна удивленно глянула на Вьюжина, но тут же опять опустила взгляд. Сложно было поверить даже не в то, что Павлина сумела уговорить дворцовых домовых, которыми наверняка управлял красный янтарь куда более сильный и опытный, нежели эта девушка, сколько в то, что она опять попыталась сделать дурное. Неужели ее как-то принудить сумели? Угрозами?.. – Твой прокол-то, Вьюжин. Кто у нас за охрану отвечает? – А вот как раз потому, что алатырники, которые с дворцовой нечистью управляются, мне не подвластны, такое и случилось. Ты мне что, княже, давеча заявлял? Что Сухов свое дело знает, и нечего мне к нему лезть, дескать, и так мне власти слишком много дано. – Ну не ной, не ной, Алексей Петрович, как младенец! – ворчливо перебил его Ярослав. – Не прав я был, признаю. Власти много, так у тебя и порядок всегда, так что не ворчи, отдам я тебе Сухова в подчинение вместе со всей его малой дружиной. Но только ежели выяснится, что это твои происки специально ради того… – Ты уж совсем чудовище из меня не делай, – отозвался боярин уже безо всякого недовольства в голосе. – Из тебя и делать ничего не надо, – отмахнулся князь. – Только все приказы, что будешь ему отдавать, через меня пусть проходят по первости, пока не привыкнет. Знаешь же, Сухов гордый и упрямый и тебя недолюбливает. А с этим делом ты, надеюсь, разберешься вскорости, как обещал. И с девками дурными, и с убийцей Краснова уже наконец. – Думаю, не позднее завтрашнего дня все прояснится. – Я услышал. Ступайте, на том и закончим. – Доброй ночи, княже! Голос Вьюжина прозвучал словно бы с насмешкой, но Алёна бы не поручилась в этом. Сама девушка поднялась следом за ним, вразнобой с воеводой невнятно попрощалась и вышла за боярином. Последним шагнул Олег, окликнул за порогом: – Алексей Петрович, разговор есть. – Утром, воевода, – отмахнулся тот. – До утра ровным счетом ничего не изменится ни в твоем деле, ни в моих ответах, так что обожди. Заодно, мой тебе совет, хорошенько обдумай то, о чем со мной говорить хочешь. Даже не поднимая на него взгляда, Алёна знала, что Вьюжин добродушно улыбается, а глаза при том холодные, как у снулой рыбины. Олег сначала вознамерился настоять, но запнулся взглядом об отводящую глаза алатырницу – и смолчал. – Пойдемте, Алёна Ивановна, я провожу вас до покоев, – продолжил боярин тем временем, и девушка лишь покорно кивнула. – Алексей Петрович… – начала она робко через несколько шагов. Но Вьюжин вдруг перебил и заговорил безо всякого повода резко, так, как начал наставлять ее при недавнем разговоре наедине: – Прекратите, княгиня, все решено. Светлов – достойный мужчина, и муж из него выйдет хороший, и князь. С землями и прочим он управится легко, и вас не обидит, будьте уверены. А чувства, про которые так любят рассуждать юные девицы вроде вас, дело наживное. Народ говорит, стерпится – слюбится, а народ – он мудрый. А нынешнее ваше чувство, которое вы так гордо любовью величаете, как справедливо сказал его светлость, – это просто глупое увлечение юности, одно из многих. И плакать тоже довольно, вы же княгиня, в конце-то концов! Слушая это, Алёна поначалу тревожно поглядывала на Вьюжина, удивляясь, зачем он столь откровенно лжет, а потом наконец сообразила, что сказано это не для нее, а для тех, кто уши грел в едва заметно приоткрытых комнатах, темных закутках или бесхитростно в коридоре. За время недолгого пути и короткой прочувствованной отповеди алатырница насчитала пяток таких наблюдателей и даже немного развеселилась и отвлеклась, уж очень все это походило на игру. Вьюжин проводил ее до покоев, зашел, осмотрелся и вышел, ничего не объяснив и не сказав об отсутствии Степаниды, и Алёна осталась один на один со своими мыслями – сумбурными, беспокойными. Больше всего тяготила невозможность объясниться с воеводой. Взглянуть бы ему в глаза, услышать правду – любую, лишь бы не маяться здесь от тоски и неведения. Не думать, не грезить о несбывшемся, не жалеть, что им не дали и часа наедине. Да и вообще, что у них было на двоих? Один час да одна ночь… Стоило об этом подумать, и на душе стало пусто и горько. Даже если она ему нравилась, а она нравилась, иначе не пожалел бы и не назвал невестой, как можно было говорить о чем-то другом через такое короткое время? Но все это понимал и принимал разум, а сердце отказывалось слушать его доводы, колотилось торопливо и – ждало. Не добавляли покоя и радости и мысли о том, кого именно с ее помощью собирались вывести на чистую воду, потому что предположение в итоге возникло всего одно. Слишком уж мало было во дворце людей, с которыми она вообще хоть как-то успела пересечься. И подозревать того было неприятно, но легко, и от этого – еще более неприятно. Когда после короткого и едва слышного стука открылась дверь и на пороге появился княжич, она почти не удивилась. Но искренне разочаровалась – и в нем самом, и в том, что угадала злодея и что ее глупая надежда на появление воеводы вместо злодея не оправдалась. – Дмитрий? – заговорила она, поднимаясь и шагая навстречу княжичу. – Ты?.. К счастью, закончить и тем все испортить он сам не дал, оборвал: – Прости за то, что явился вот так. Я так и думал, что ты не сможешь после всего этого спокойно уснуть. Как ты? – Он подошел, взял ее за плечи, хмурясь и глядя сочувственно. – Да что я спрашиваю, уж верно нехорошо! Но ты держишься, я ожидал застать тебя в слезах… – Слезами горю не поможешь, – тихо проговорила она, опустив взгляд. – Я так надеялся, что князь хоть после эдакой шумихи одумается, а вы с Рубцовым пусть так, но вместе будете, а он вон чего! – проговорил наследник, едва зубами не скрипя от злости. – Действительно, как можно о чести и чувствах говорить, когда судьба княжества решается… – Так это ты устроил? Ты с дворечником договорился, чтобы меня к Олегу перенес? – Не я, но среди людей Сухова есть верные, хорошие, надежные, и красный янтарь тоже. Хочешь, я помогу вам сбежать? – А проку? – Алёна повела плечами, выскользнула из его рук – врать в глаза не привыкла, боялась выдать себя. Да только и неуверенный, дрогнувший голос, и все прочее играло на руку и лишь больше убедило княжича в его правоте. – Куда бежать? А если и сбежим, моим близким не поздоровится, – пробормотала она и испуганно замерла, лихорадочно пытаясь вспомнить, что успела рассказать княжичу про этих самых близких. Не возникнет ли у него каких-то вопросов? Однако Дмитрий слишком увлечен был собственными мыслями, чтобы искать неточности. – Не тревожься! – вдруг горячо проговорил он. Подошел со спины, опять сжал ее плечи. – Потерпи немного, недолго твой навязанный брак пробудет. Светлов и месяца не проживет, а там за Рубцова со спокойным сердцем пойдешь. Уговори его только до поры уехать из стольного града и за князя голову не рваться сложить… – О чем ты? – в изумлении обернулась она. – Он же воевода, он князю клялся. И с чего сейчас голову складывать, если войны никакой нет, болотники и те поутихли! Удивление было неподдельным: признаться, такой дальновидности от княжича она не ждала, а он вон чего придумал! Не только совесть свою успокоить, но и от опасного противника избавиться. А воевода-то силен, с ним не так просто сладить, особенно если бороться до последнего решит. Или не сам он это придумал?.. – Я не могу всего сказать, – уклончиво проговорил Дмитрий, жадно вглядываясь в ее лицо. – Но я обещаю, слово даю ваше счастье с воеводой устроить! Если он не полезет – его не тронут, будете княжить вместе. Я Олега Сергеевича очень уважаю, не обижу, обещаю! – Но князь… – Да плевать на князя! Недолго ему княжить осталось! – горячечно оборвал наследник и сам отступил на шаг, выпуская Алёну. – Он же не слышит никого, и на людей ему наплевать, зазнался князь, себя первым после Матушки считает, не указ ему никто! – заговорил зло, обиженно. – Может, хоть так поймет… – Что поймет? – Хоть что-нибудь! – выдохнул он. – Отрадно слышать, ваша светлость, что вы хотя бы искренне верите в то, что отец ваш останется жив. Голос Вьюжина, вдруг прозвучавший из темного угла, заставил Дмитрия буквально отпрыгнуть в сторону, да и Алёна испуганно дернулась, отпрянула, выдохнула недоверчиво: – Что вы тут… – но тут же осеклась, потому что Вьюжин был не один, рядом с ним стоял незнакомый мужчина средних лет самой обыкновенной наружности, со светлыми волосами и аккуратной бородой, и женщина, чьи темно-рыжие с проседью волосы были собраны в косу. Правда, лицо ее и внимательный, насмешливый взгляд в какое-то мгновение показались знакомыми, но алатырница тут же отвлеклась. А княжич ничего не говорил. Стоял, в гневном бессилии стискивая кулаки, и с ненавистью смотрел на боярина, была бы его воля – кажется, в горло бы зубами вцепился. – Для дальнейшей охоты только лишь ваших слов, княгиня, будет недостаточно, а вот то, что мы тут все слышали, уже со счетов так просто не сбросишь, – неожиданно ответил на неоконченный Алёнин вопрос Вьюжин. – Пойдемте, ваша светлость, нам долгий разговор предстоит.