Спустя 4 дня Дела заняли у Юлиана куда больше времени, чем он рассчитывал, а потому к дому мужчина возвращался утомленным, но радостным. Морда загнанного Тарантона понуро склонилась к земле, и седок спрыгнул у ворот с мерина и ласково его погладил. — Ну, извини, Тарантоша! Что поделать, неделя выдалась беспокойной. Конь впечатался мягкими губами в плечо мужчины, а Юлиан поцеловал Тарантона в теплую шею. Энергичным шагом граф буквально влетел во двор, таща за собой едва переставляющего ноги жеребца. Завидев родную конюшню, конь сам пошел в ее сторону, предчувствуя нормальный отдых. Ну а Юлиан направился к дому. Там, в гостиной, у потухшего камина, сидели в близко приставленных друг к другу креслах Мариэльд и Вицеллий. Сухая рука веномансера нежно поглаживала раскрытую ладонь графини, отчего пожилая женщина прикрыла в истоме глаза и провалилась в сладкую полудрему. Она даже не услышала шаги сына, а, очнувшись, чуть дернулась в кресле и медленно убрала руку из цепких пальцев Гор’Ахага. Вздернув в удивлении брови, с добродушной усмешкой на лице граф смерил взглядом матушку, которую до этого дня и подозревать не мог в отношениях со стариком-веномансером. Но, видимо, они доселе слишком хорошо скрывали близость, в которой сомневаться теперь не приходилось. — Ах, тихо же ты ходишь, Юлиан! — улыбнулся Вицеллий и приветственно кивнул. Спина старика распрямилась, он стал собраннее и принял обычный вредный вид. Однако граф уже все, что нужно, увидел и теперь хитро поглядывал то на невозмутимую матушку, то на нахохлившегося веномансера. — Здравствуйте, матушка. И Вам доброго дня, учитель! — произнес чуть заговорщическим голосом Юлиан де Лилле Адан и подошел обнять мать. — Ты сделал все свои дела, сын мой? — Да. В Луциосе все хорошо, более никто не угрожает спокойствию вод Лилейского пролива! После собрания Плениума мы снарядили гонцов на отбывающих судах в дальние порты. Наги хоть и не верят до конца, но обещают вернуться. В Лорнейских вратах, как и в Луциосе, вовсю готовятся к ярмарке Валгоса. — Я рада, что ты успел все сделать. — Успел? В каком смысле, матушка? — Юлиан уловил в голосе Мариэльд нечто предвещающее. Но хорошее или плохое, нужно было выяснить. Вицеллий тихонько, но выразительно прокашлялся в кулак с целью привлечь к себе внимание. К повторному удивлению Юлиана, Мариэльд, обычно игнорирующая вампира, в этом раз поглядела на старика с уважением, хотя и постаралась придать своему лицу обыкновенную холодность. Граф был обескуражен. — Пару дней назад гонец принес письмо из Элегиара, Юлиан, — начал говорить веномансер. — Оно в кабинете. — Адда! — громко позвала Мариэльд и приказала буквально из ниоткуда появившейся женщине. — Принеси из кабинета позолоченный футляр! На столе. — Как скажете, тео Мариэльд. Спустя пару минут пергамент передали в руки Юлиану, и граф внимательно пробежался глазами по тексту. «Мой дорогой друг Вицеллий! Я имею честь и удовольствие сообщить, что те 300 золотых сеттов, что ты буквально оторвал от сердца и передал мне, за полвека доросли до значительных 800. Это немалая сумма, мой великодушный друг, и любой другой бы умолчал да затаил это золото, и даже не вспоминал ни о нем, ни о тебе. Но я помню ту услугу, что ты мне оказал, и как велика была помощь, что вытащила меня за волосы из черного омута нищеты. Я буду рад увидеть тебя в своем особняке в Восточной Части Золотого Города, дабы воздать должное за проявленное бескорыстие. Если ты в силах, то явись хотя бы под чужим именем». Твой верный и преданный товарищ, Нактидий гор’Наад, помощник Главного Казначея Его Величества Морнелия. — Неужели вы отбудете в Элегиар, учитель? — Да. — Помнится, вы говорили, что ни за какое золото бы не вернулись туда. Граф выглянул из-за пропахшего приятными ароматами пергамента и прищурился. Вицеллий лишь повел плечами. — За тридцать лет там сменилось несколько поколений, мне ничего не угрожает в Золотом городе. — Ну… С Вашей славой… — Юлиан покачал головой. — Я бы не советовал рисковать. — Я отпускаю Вицеллия в Элегиар, Юлиан, — Мариэльд ласково улыбнулась. — И хочу, чтобы туда поехал и ты. — Я? — тут уж граф не на шутку удивился и взметнул ввысь брови. — Матушка, уж мне-то зачем в Элегиар? — Ты сам грезил увидеть воочию Золотой Город. — Но как же Вы? — А я как раз собиралась навестить Амелотту в Лоракко и вместе с ней отбыть на суд Лагота. Юлиан нахмурился, но в его глазах зажглось любопытство, которое медленно нарастало. — Мне туда небезопасно ехать. — Представься другим именем, — Мариэльд вздернула тонкую бровь от такого понятного решения. — С Вицеллием, как опытным проводником, твой путь будет безопасным. Старейшина заложил руки с письмом за спину и стал мерять комнату энергичными шагами. — До Элегиара дорога займет полтора месяца. Неизвестно, сколько мы пробудем там с учителем. Итого, я буду отсутствовать минимум сезон, матушка. Графство останется без управления очень долго! — Ты решил основную проблему Ноэля с Левиафаном, мой любимый сын. А уж ярмарку они как-нибудь проведут и без нас, — глаза женщины смеялись. — Я не для того создала Плениумы в городах, чтобы потом следить за каждым их шагом и бояться покинуть Ноэль. Справятся. Юлиан молчал. — Либо, если ты отказываешься, езжай со мной к Амелотте — она будет рада видеть нас обоих. А затем отправимся на суд Лагота. Это поставило жирную точку в лишь зарождающемся споре. Граф невольно поморщился от упоминания о герцогине Лоракко. Та навещала свою давнюю подругу десять лет назад и капризностью, напыщенностью и снобизмом утомила весь особняк. Ехать к этой высокомерной особе Юлиан не желал. К тому же, вероятно суд для Лагота обернется не в его пользу, а граф, при всем неодобрении его поступков, не хотел голосовать против товарища и видеть его смерть. Вицеллий с любопытством поглядывал то на Юлиана, то на Мариэльд. В конце концов, молодой северянин вспомнил обо всех чудесных рассказах про Золотой Город. И кивнул. Искушение стало так велико, что он не смог не согласиться. — Я постараюсь как можно быстрее вернуться, матушка. — Возвращайся, как захочешь, сын. После суда мы с Амелоттой поедем в Лоракко, где я пробуду с год-два, а потом герцогиня Моренн возжелала побыть уже моей гостьей с пару лет. На лицо мужчины вновь набежала тень. Этого еще не хватало! Спроси Юлиана, кто, по его мнению, одна из самых неприятных личностей в его жизни, он бы без сомнений ткнул пальцем в герцогиню, сразу же после Белого Ворона. Как матушка терпела Амелотту, да к тому же и умудрялась весьма тепло общаться — граф не понимал. — Я знаю, что ты жаждешь попасть на Юг, Юлиан, — с уверенностью в голосе произнесла Мариэльд. — В свое время, перед тем, как осесть в Ноэле, я проехала весь Север вдоль и поперек. За исключением, разве что, Филонеллона. Я хочу, чтобы ты тоже увидел мир, и не по книгам в библиотеке. — Тогда я возьму золото с расчетом на несколько лет проживания. — Возьми больше. — Я не думаю, что задержусь там дольше, чем на год-два. — А потом будешь жалеть. Я еще раз повторяю тебе, сын мой любимый и единственный, возвращайся, когда пожелаешь. Пять лет, десять… Двадцать… Полвека… Юлиан хмыкнул и тихо рассмеялся от сказанного. — Хорошо! — с веселой улыбкой сказал граф, затем посмотрел в сторону внимательного старика. — Когда вы хотите отправиться, учитель? — Да хоть завтра, моя поклажа невелика. Но, если у тебя есть незаконченные дела, конечно же, мы выждем, сколько потребуется. — На удивление нет. Весь оставшийся день слуги провели в хаотичном движении, без устали пихаясь локтями и сталкиваясь друг с другом. Госпожа Лилле Адан возжелала отбыть к своей давней знакомой как можно скорее, а потому даже после захода солнца Кьенс не переставал орать на слуг, хотя услышать и одно слово от майордома уже было чудом. Периодически мальчонка лет четырех подбегал к отцу, но Кьенс, который уже десять лет исполнял обязанности Майордома особняка, даже не взглянул на сына. А один раз, не желая прерываться ни на минуту от контроля за сборами, он залепил настырному ребенку пощечину. Когда луна обелила тусклым светом гладь бухты, Юлиан лежал в обнимку с Фийей в постели. Сквозь распахнутую на балкон дверь доносились прикрикивания уже охрипшего Кьенса, а свежий феллский ветер врывался под балдахин кровати и заставлял разгоряченную Фийю натягивать одеяло к самому носу. Лапистая и мохнатая ветка сосны скребла по стеклу. — Тео Юлиан, — спросила шепотом, вглядываясь в бледное лицо мужчины, служанка. — А почему мы так быстро уезжаем? — Меня не держат здесь важные дела. Юлиан посмотрел на беззаботное личико айорки, ее наивно хлопающие глаза, которые видели в графе цель и смысл всей жизни. А затем, скрепя сердце, Старейшина тихонько сказал. — Я хочу, чтобы ты осталась здесь, Фийя. В комнате повисла тишина. Служанка ничего не ответила, потому что просто не смогла. Ее и так едва расширенные от удивления этим миром глаза распахнулись еще шире. Тому, что сказал ее господин, женщина не поверила. Такое невозможно. — Но… тео Юлиан. Что вы такое говорите… Я не понимаю. — Ты не поедешь со мной, Фийя. Я возьму с собой Естедаса, а ты останешься в особняке. Белые руки женщины задрожали, она достала их из-под одеяла и трясущимися пальцами погладила Юлиана по овалу лица. По щекам на серое постельное белье потекли слезы, но Фийя молчала, лишь сделалась словно еще меньше да потеряннее. — Тео Юлиан… Неужели я… Я Вас больше не устраиваю? — всхлипывания стали настойчивее, громче, и, в конце концов, женщина громко разрыдалась. — Я… для Вас… старая? — Нет, Фийя! Не в этом дело! Послушай меня. — граф подволок служанку к себе и поцеловал во вспотевший лоб, а руки обняли голое нежное тело. — Ты сейчас в том возрасте, когда женщина должна задумываться о детях. У твоей сестры уже двое. Слова не возымели никакого эффекта, женщина продолжала плакать и сквозь ее пальцы текли горькие слезы. — Фийя, — граф шептал на самое ухо девушке, стараясь ее успокоить. — Я знаю, как на тебя смотрит Остен. И он тоже тебе приятен, я же вижу. — Нет-нет… Как вы такое можете говорить! — женщина остервенело замотала головой, отчего ее темные волосы сразу же прилипли к лицу, но Фийя этого не заметила и не удосужилась даже смахнуть пряди.