Олдридж: Хорошо. Я не против. «Да!» Мигель нажал на кнопку вызова и стал слушать гудки. Олдридж ответил на восьмом. — Алло? — произнес Олдридж с вопросительной интонацией. У Мигеля от его голоса дрожь по спине прокатилась. — Привет, papi. Я скучаю. — Прошло всего четыре дня, — ответил резко и нетерпеливо Олдридж. Мигель немного поежился. — Прости. Если ты устал, не буду тебя отвлекать. Поговорим позже. Долгая пауза, и Олдридж произнес: — Нет. Все нормально. Я просто... «Капризничаешь? Хамишь? Что?» Мигель не стал дожидаться, как Олдридж закончит предложение. — Мы сегодня навещали abuelos . А еще я встретился с кучей двоюродных братьев и сестер, и со всеми tías и tíos. Дядями и тетями, — поправился он. — С большей половиной здесь живущих родственников. Мы не обмениваемся подарками, потому что сбор вещей итак удовольствия не приносит, а еще и перевес и вся сопутствующая фигня. Но купили здесь подарки для детей. А tía Беатрис для всех нас связала шарфы, чтобы мы не мерзли в Чикаго. — Здорово, — обходительно-вежливо ответил Олдридж. — Что ты сегодня делал? — спросил Мигель. — Снег еще шел? — Я практически ничем не занимался. И я уже говорил, что не отмечаю праздники, а ходить по торговому центру в канун Рождества — безумие. Я сварил суп. На улице холодно, но без осадков. Серое небо и кучи нерастаявшего грязного снега. — Все нормально? — Мигелю тут же захотелось прикусить язык из-за своего вопроса. Он говорил, как собственная abuela. — Я в порядке. Мигель подыскивал правильные слова, но его определил вновь заговоривший Олдридж. — Я помню единственное Рождество с родителями. До их смерти. Мигель ободряюще промычал. Олдридж добровольно делился информацией о себе, и Мигель не собирался его чем-нибудь спугнуть. — У нас была елка. Не помню, была ли она искусственной или настоящей, но отлично помню, какой большой она была. Или я был просто очень маленьким. Она была украшена цветными огоньками и игрушками. А под ней — очень много подарков. Я думал, что все они от Санты. В камине горел огонь. Мы жарили зефир. — Это классно, — проговорил Мигель. — Очень классное воспоминание. Олдридж глубоко вдохнул. — Это было последнее наше Рождество. Я мало что запомнил о следующем, проведенным с тетей Гейл. Я большую часть года не помню. На следующее Рождество была елка. И подарки. Одежда, игрушки, которые я просил, и книги. Мне, наверное, тогда было лет пять, и я хотел только одного — читать. От Санты не было ни одного подарка. Гейл мне все объяснила. В тот день мне разрешили посмотреть столько мультиков, сколько я хочу. Не так здорово, как в то Рождество с родителями, но все же. — Рapi, я бы очень хотел, чтобы ты сейчас оказался рядом, и я смог бы обнимать тебя до потери пульса. — Почему? — Олдридж спросил это искренне озадачено. «Потому что хочу все исправить, даже понимая, что не смогу. Даже если бы все это не было так ужасно. Я все равно бы хотел, ради тебя все исправить». — Просто... Я скучаю. — Ты уже говорил, — последовала неловкая пауза. — Прости, Мигель. У меня настроение не очень, и я ненавижу это время года, и... — И? — подсказал Мигель. — Думаю... я тоже по тебе скучаю. Я не вижу тебя. — Но ты можешь со мной разговаривать. Олдридж вздохнул. — Это не то. — Дай мне секунду, papi, — Мигель оттянул резинку трусов и вытащил член. Он несколько раз провел по нему ладонью, сделал снимок, обхватив кулаком ствол и большим пальцем размазывая смазку по головке. Мигель отправил снимок Олдриджу. — Боже, — выдохнул док. — Я скучаю по твоему члену, Профессор. И твоему рту. И рукам. «И по глазам, одним лишь взглядом которых ты легко можешь пригвоздить меня к месту» — Как бы мне хотелось, чтобы ты был здесь. — Ты бы скакал на моем члене? — спросил Олдридж. Он был расслаблен. Секс для него знакомая тема. Безопасная. Эмоции доставляли Олдриджу беспокойство. Уязвимость для него, похоже, просто невыносима. Но секс? Секс — определенно та тема, в которой Олдриджу было спокойно. По крайней мере, с Мигелем. — Я хочу посмотреть, как ты сначала смазываешь свою дырочку, а потом скачешь на мне сверху. Я хочу видеть, как ты кончаешь на моем члене. — Да, мать твою, — восхищенно выдохнул Мигель, радуясь смене темы и поднявшемуся настроению Олдриджа. — Все мои ежедневные приседания, наконец, окупятся. Я буду сильно сжимать тебя внутри, отчего ты, papi, убийственно кончишь, — парень приласкал свой член. — Я хочу кончить в тебя, — прохрипел Олдридж, как будто задыхаясь. — Я хочу, чтобы моя сперма стекала из твоей дырочки по ногам. Я хочу всю ее слизать. Боже, да, блять. Я хочу снова и снова в тебя кончать. Я хочу... боже мой. Блять. Мигель... — Да? — Я очень близко. А ты? Хочу, чтобы ты тоже кончил. Кончи для меня. Мой... Мигель. Ты... — Да! — прошипел Мигель. Он был уже на самом краю, готов сорваться и разлететься на части. — Блять! Боже мой, да, охренеть, — Олдридж громко застонал, подтолкнув тем самым Мигеля к оргазму. — Господи! — Мигель изо всех сил старался заглушить свои стоны рукой, разбрызгивая сперму по всему животу и ладони. Снова взяв себя в руки, Мигель поднес телефон к уху. — Блять. Я хочу вживую, — после оргазма Олдридж казался грустным и потерянным. — Еще одиннадцать дней, — проговорил Мигель. Так же депрессивно, как и док. Парень попытался приободриться. — Мы все наверстаем, papi. Олдридж фыркнул. — Мне удалось прожить два года без секса. Думаю, полторы недели как-нибудь переживу. — Говори за себя. Я еще молод и гормоны зашкаливают. — Держите себя в руках, мистер Кордеро-Руис. Я жду от вас только приличного поведения. Мигель ухмыльнулся. — Да, Профессор. Даже не надеюсь, что вы чисто случайно, скажете мне мою итоговую оценку. — Тебе придется дождаться, как и всем остальным студентам, когда в университете выставят оценки в ведомости. — Но я считал себя твоим любимчиком, — Мигель добавил в голос побольше хныкающих интонаций. — Паршивец. У тебя «четыре с минусом». Поздравляю. Мигель победно затанцевал. — Да блять! — Целиком и полностью твоя заслуга. Я тобой горжусь, — Олдридж зевнул. — Кстати, сколько времени? — пауза. — Больше двенадцати, значит у тебя уже час ночи. Постарайся немного поспать. — С Рождеством, — произнес Мигель. — Чего? А точно. С Рождеством, Мигель. Они попрощались, и Мигель привел себя в порядок. Он погасил свет и забрался в свою постель. — С кем ты дрочил в ванной? — поинтересовался брат. — И к слову, это отвратительно. В следующий раз душ хотя бы включили или еще что, чтобы я тебя не слышал. У Мигеля сердце екнуло. — Э-э... — Можем об этом завтра поговорить. Дай мне поспать. Cabrón, — проворчал Жозе. — Feliz, мать твою, Navidad.