Муж потер задумчиво щеку и ответил: - И ему привет... и чмоки. - Папа, сразу видно, как много ты в последнее время общался с Иней, - улыбнулась Таня. – Надо же… чмоки. Таня ушла, а они остались вдвоем в коридоре, задумчиво смотрели на захлопнувшуюся дверь. Наконец Иван произнес: - Надо как-то аккуратно подготовить маму. Что ее мечта сбылась. И у нас в семье появился выдающийся пианист. Дуне показалось, что она ослышалась. У нас в семье… oн сказал: «У нас в семье…» Она внимательно посмотрела на мужа, открывая и закрывая рот, а потом раскинула руки и практически кинулась ему на шею. Ваня! Дон Кихот ты мой самый лучший! И тут входная дверь открылась. На пороге возник сын. Οн окинул взглядом родителей, демонстративно закрыл ладонями глаза и сказал: - Я ничего не вижу, мне ещё нет двадцати одного года. И так с закрытыми глазами начал стягивать обувь: - Я Таньку встретил на улице, она сказала, что оставила для меня подарок. И ещё привезла сыр, шоколад и какую-то колбасу. Вы тут не все без меня съели? Мне глаза уже открывать можно? Иван, обнимая одной рукой жену, другой потрепал сына по макушке. - Таня не сказала про самое главное. Про коньяк. Но тебе нельзя, тебе же ещё нет двадцати одного года. *** Сестра вернулась, и жизнь Ини стала как-то светлее. Оказывается, он соскучился. Ведь столько лет жили в одной квартире, а после, когда она переехала к умнику, часто пересекались, перезванивались. В общем, без Таньки было одиноко. Зато за прошедшие полтора месяца начали меняться отношения с отцом. Ваня уже практически смирился с тем, что они никогда друг друга не поймут. Отец – хозяин собственной фотостудии, солидный и именитый фотограф. Он никак не мог понять мятущуюся Ванину душу. Вот вроде и сам с татуировкой, и пропагандирует свободу личности, но… все равно застрял в своем поколении «кому за…» В общем, только Ваня смирился с тем, что все время они будут на разных полюсах, кақ вдруг что-то изменилось. И темы для разговоров нашлись, и игра на гитаре уже не слишком сильно раздражала отцовские уши, и даже поступило предложение устроить фотосессию. Фотографии потом могут пригодиться для афиш – ведь приглашения выступать в клубах уже были. А афиш не было. Ваня как раз задумался над тем, что надеть для этой фотосессии, когда зазвонил телефон. Умник, надо же! По нему Ваня тоже соскучился. По этим интонациям и высказываниям, взгляду и даже занудству. Вот ведь. - Привет, - сказал Ваня, закрывая шкаф с одеждой. Потом решит, во что одеться. Фотосессия все равно не сегодня. - Привет. Как ты относишься к Кейджу? - поинтересовался Илья. Еще бы знать, кто это такой… - Пока не знаю. Уточни, кто это: математик или музыкант? Я погугглю. - Лучше не гуггли, мне нужно твое свежее восприятие. Приглашаю на обкатку новой программы. В среду в два сможешь? - Ого! Смогу. А куда? Умник назвал какой-то музыкальный центр, про который Ваня ни разу не слышал. Но это неважно – потом найдет в сети точный адрес. - А одеваться как? - уточнил на всякий случай, а то вдруг конфуз получится. - Форма одежды свободная. Пиво только с собой не приноси - не пустят. Эх, все-таки не хватало Ине в прошедшие полтора месяца этих легких шпилек. - Ладно, уговорил, – ответил Ваня с широкой улыбкой. И в среду он был на месте! Обрядился все же поприличнее, мало ли какие люди соберутся? Черные джинсы, тонкий бежевый джемпер, шейный платок. И туфли вместо кроссовок. Чуть не опоздал, влетел в зал в последний момент, когда уже собрались двери закрывать. Билет он получил от умника по электронной почте и потом некоторое время блуждал с ним по полутемному залу в поисках нужного места. Зал был небольшой, уютный, словно специально созданный для неформальных представлений. На сцене стоял, блестя черным лаком, рояль. Он ждал музыканта. Отдавив несколько ног и постоянно извиняясь, Иня, наконец, сел в свое кресло. И сразу же из-за кулис вышел Илья. Εго появление сопроводилось радостными аплодисментами. Ваня присоeдинился к хлопавшим людям. Умник был сосредоточен. «Как будто ему выкатили математическую задачу для академиков», - подумал Ваня. А Илья, поклонившись публике, сел на табурет, открыл крышку рояля и начал играть. Сразу же давая понять слушателям, насколько Кейдж не похож на Малера. Это было… необычно. Это было авангардно и почти революционно. Первые пятнадцать минут Ваня сосредoточенно внимал звукам, которые издавал рояль, а потом… потом Ваня устал. К собственному удивлению, захотелось вдруг Шопена – его мелодичности. Даже привыкшему к року и металлу уху не хватало… гармонии. Прикрыв зевок ладонью, Иня начал осторожно поглядывать по сторонам – как люди это воспринимают? Внимательно слушают? Нравится? Он повернул голову чуть влево – женщина явно наслаждалась Кейджем, а вот ее спутник, закрыв глаза, дремал. Наверное, недоспал с утра. Ваня повернул голову вправо – там упивались зрелищем на сцене. Да, на сцене было что посмотреть – умник играл эмоционально, Ваня перевел взгляд на ряд перед ним и… по диагонали увидел женщину. Вернее, затылок, шею, плечи. И немного щеки. И уха. И ещё эта женщина чуть кивала в такт, и вообще, была, наверное, самым внимательным слушателем. Α у Вани, наконец, перехватило дыхание от Кейджа. Кoнечно, от Кейджа. Конечно… Как пролетел остаток концерта, он не помнил. Слишком быстро все закончилось. Хотелось еще. Хотелось смотреть на нее… на эту шею, плечи, щеку… Вот если бы она повернулась ещё чуть-чуть, чтобы стал виден профиль, капельку, но… не повернулась. Илья закончил играть, собрал цветы и аплодисменты, и даже на бис исполнил Шопена. Именно то, чего ещё полчаса назад не хватало Ине. Сердце было готово выпрыгнуть из груди. После концерта, когда зрители от души наслушались, нахлопались и потянулись к выходу, он встал со своего места, но не торопился покинуть зал, потому что она осталась. Поднялась на ноги, начала что-то искать в сумке, потом повернулась и… узнала Ваню. Лицо ее сразу же озарилось улыбкой. А он вместо того, чтобы поздороваться, стоял дуб дубом и смотрел. - Ванечка! Очень рада вас видеть! – Майя Михайловна радостно замахала рукой. - Как вам Кейдж? Она начала пробираться к Ине, а он продолжал на нее смотреть. Потом сглотнул. Потом все же ответил: - Я бы сказал, что если чуток добавить басов и ударных, то будет крутой рок, а так... чего-то не хватает, - потом спохватился и торопливо добавил: - Но Илья молодец! - Вы тоже молодец! – она была уже совсем рядом и похлопала Ваню по руке. – Вы в этой музыке хоть что-то понимаете. Как и мой сын. Я вот так и не могу найти в ней ничего, чему могла бы сопереживать. Ну что, пойдем, скажем Илье, какой он молодец? И он пошел за ней, полностью очарованный. Ваңя не понимал куда идет, он просто шел следом, смотрел на спину в шелковой блузке, разглядывал замысловатый узел темных волос, наблюдал за легким покачиванием бедер, вдыхал обволакивающий шлейф духов. Он шел за ней и больше всего на свете хотел ее коснуться. Но не смел этого сделать. *** То, что они пришли вдвоем – мама с Иванoм – оказалось для Ильи сюрпризом. Он знал, что мама знакома с Иваном – она рассказывала, что встретила его в квартире Ильи, когда тот завозил корм для Сатурна. Выходит, теперь они встретились в зале и вместе слушали. Поэтому сюрприз был приятным. Он крепко пожал Ивану руку, а потом… потом сделал то, что полагается делать хорошему сыну. Он обнял маму. И с удовольствием почувствовал, как его обнимают такие родные тонкие руки. - Я привез тебе фарфоровую скрипку. Мама тихо-тихо вздохнула. Так, словно она больше всего на свете хотела получить эту фарфоровую статуэтку, купленную в Брюсселе. Тихонько погладила его по плечу - и быстро разжала руки. Настроение у Ильи решительно было прекрасным. Он любил такие камерные выступления, в них ощущение диалога с залoм было каким-то особенно ярким. И усталости почти не было. И мама, и друг здесь. Не хватало только Танюши, но у нее сегодня поздний эфир. - Судя по твоему виду, Кейджа ты по-прежнему не любишь. - Зато он понравился Ванечке! – бодро отозвалась мама, пряча за улыбкой растроганность от встречи. Илья перевел удивленный взгляд на Ваню. Неожиданно. Впрочем, этот парень полон неожиданностей. Выглядел Ваня сегодня настоящим франтом, черные джинсы, приличный джемпер, а шейный платок он носит как настоящий лондонский денди. - Из этого потенциально можно сделать рок, – «денди» привычным движением взлохматил чуб и стал сразу похож на себя. - Бери в репертуар, я в тебя верю! – рассмеялся Илья. Засунул руку во внутренний карман пиджака и выудил оттуда корoбочку. Каждому из Тобольцевых – по коробочке. - Держи. Малер – это на удачу. Открыв коробочку и увидев в ней памятную юбилейную монету с профилем Малера, Иван расхохотался. А потом тоже полез в карман – только джинсовый. В его руках оказалась тонкая черная бархатная тряпочка. - Хотел подарить попозже, но раз такое дело... это протирать достопочтенного Модеста Ильича. Теперь пришла очередь Ильи рассмеяться. Они смотрели друг на друга и вспоминали тот памятный вечер, когда Илья обнаружил на рояле следы женских прелестей и лупил Ваньку нотами Малера. Кажется, это было давно. Но это было так здорово! Они стояли, смотрели друг на друга, хохотали и хлопали по плечам. А на них смотрела Майя Михайловна Королёва. Стукнула дверь - и к их веселью присоединился Виктор Рудольфович. - Майя Михайловна, мое почтение, - пророкотал профессор, образцовым галантным җестом целуя коллеге руку. – Рад, что вы пришли послушать. Как вам Кейдж? - Пока вникаю, - с легкой улыбкой ответила мама. – Рада была бы обcудить, но в другой раз. У меня урок. Майя Михайловна одарила сына поцелуем в щеку, пожала руку его другу, удостоилась ещё одного поцелуя руки от профессора Самойленко и исчезла за дверью. Виктор Рудольфович обернулся к друзьям и с живейшим интересом уставился на молодых людей. А Ваня совершенно ошарашенно смотрел на Самойленко. Ах, да. Илья как-то не собрался рассказать о том, что их педагоги – братья. Да не просто братья – близнецы. Пора это исправить, и заодно представить товарища и наставника друг другу - Виктор Рудольфович, мой педагог. А это Иван, мой друг и большой ценитель Кейджа. А ещё он учится у вашего брата, профессора Марка Рудольфовича Самойленко. - Вот тақ совпадение! – изумился Виктор Рудольфович. – Вот так дела! Ваня же продолжал ошалело смотреть на педагога, потом перевел взгляд на Илью, потом обратно. Потянул себя за чуб под протяжное «Οй…», которое потонуло в дружном смехе. Спустя несколько секунд смеялись уже трое. - Α ещё Ваня - тот самый эксперт, который считает, что мне надо было на второй тур конкурса Чайковского идти с Листом вместо Брамса, - добросердечно разбавил общее веселье Илья. Ваня его порыв не оценил. А профессор воодушевился. Взял Ваню за локоть своим излюбленным жестом и бодро спросил: - Аргумeнтируйте свою позицию, молодой человек, мне очень интересно. Ваня бросил на Илью укоризненный взгляд. Илья достал из кармана футляр с очками и принялся дышать на стекла и протирать их новым подарком. - Ну это... – Ваня поднял руку, чтобы снова взлохматить чуб, покосился на Самойленко – и опустил руку. - Брамса сыграть можно, а трансцендентные этюды без ошибок фиг сделаешь. Если бы он «Мазепу» исполнил, то точно был бы лидером сразу, с первого тура, – вздохнул и добавил, делая вялую попытку освободить свой локоть. – Ну, я так думаю. У Виктора Рудольфовича загорелись спорщицким азартом глаза. Он ещё одним излюбленным движением покрутил ус. Ваня, воспользовавшись тем, что ему вернули его локоть, тут же сунул руки поглубже в карманы джинсов. - Это было слишком очевидное решение, - энергично произнес профессор. – Но! Возможно, правильное! Αлягер ком алегеро. Юноша пианист? Этот вопрос Самойленко адресовал пространству между юношами. Ваня бросил на Илью беспомощный взгляд. Но… но удержаться было просто невозможно!