Он понимал, что обычные люди не уважают представителей его профессии. Большинство понимает, что кто-то должен собирать и вывозить мусор, который они производят, однако к ним, мусорщикам, или, лучше сказать, Чистильщикам, относятся с сочувствием и презрением. Будто такая работа — это наказание или же каторга. Впрочем, ему нравилось. Его не раздражали неприятные запахи, он не стеснялся ковыряться в том, что другим противно. Кто-то же должен заниматься этим неприятным делом, таков закон жизни, ничего не поделаешь. В районе города Комо и одноименного озера работать нужно было особенно тщательно. Это своего рода вопрос престижа. Каждую ночь, пока жители спали, мусорщики и дворники начищали город до блеска. Три раза в неделю перед мытьем дорог небольшие зелено-голубые фургончики сновали по улицам в поисках пакетов, которые законопослушные граждане выставляли вдоль тротуара. Разноцветные пакеты, рассортированные по типам перерабатываемого вторсырья, выставлялись на улицу строго по дням недели. В четверг собирали органические отходы. Кварцевые часы на руке Чистильщика издали короткий сигнал: пять утра. Пора за работу. Он достал из фургончика и надел пару рабочих перчаток. В тот самый миг, когда первые всполохи солнца заиграли на поверхности озера тысячами ярких искорок, он зашагал вперед по дороге, останавливаясь у каждой калитки, под которой лежал пакет. Собрав достаточно пакетов, он возвращался к фургону и аккуратно складывал по одному в мусорный контейнер. Тщательно и бесшумно. После чего приминал пакеты специальной палкой. Его отправили в этот район не так давно, но завтра предстоял новый перевод: Чистильщики должны меняться каждые шесть недель. Жаль было покидать привычное место, отказываться от повседневных маленьких радостей. Предстояло привыкать к чему-то новому, создавать новые обряды. Например, он уже шесть недель подряд останавливался у дома номер 23 и смотрел на старый особнячок начала двадцатого века со странными стрельчатыми окнами, остроконечными щипцами и железной оградой. Нечто среднее между церковью и крохотным за́мком. Кружевные занавески всегда задернуты, но на широком подоконнике виднелась большая подушка, где лежали, свернувшись, пять котов: серебристый, черно-белый, рыжий и два серо-полосатых. На том же подоконнике стоял горшок с гортензией. И вот теперь, намереваясь попрощаться, он в последний раз оказался у этого дома. Чистильщик поправил очки, сползшие на нос, и поднял пакетик, лежавший у калитки. Не больше двух килограммов. Комо — город покоя и одиночества. Его собственное одиночество примешивалось к одиночеству обитателя странного дома. Чистильщик вернулся к фургону, но, вместо того чтобы бросить пакет к остальным, открыл водительскую дверь и затолкал его под сиденье. Затем залез в кабину, завел мотор и поехал дальше. 2 Около трех часов тем же солнечным, но прохладным днем обычный служащий, каких сотни, неприметно одетый, вышел из здания муниципального предприятия после окончания смены. Именно таким, по крайней мере, он себя видел. Снимая форму, он надевал простую одежду, купленную в дешевом гипермаркете. Обычно он старался найти что-то неброское, нейтральных цветов. Светлые джинсы, черные ботинки на шнурках, темно-серый свитер и белую рубашку — в крайнем случае голубую. Простенькую светло-серую куртку со спрятанным в воротнике капюшоном на случай дождя. Сегодня у него была черная сумка через плечо. До дома он ехал с тремя пересадками, хотя мог бы поехать на прямом автобусе. Особой причины для усложнения маршрута не было, просто он был предусмотрителен. Он вышел на остановке и, глядя себе под ноги и засунув руки в карманы, зашагал к площадке, окруженной многоэтажными зданиями. При каждом шаге сумка ритмично ударяла по бедру. Пробрался через толпу ребятишек, гонявших мяч по расчерченному неуверенной детской рукой асфальтовому полю. Прошел мимо женщин, сбившихся в группки. Некоторые женщины курили, некоторые что-то бурно обсуждали между собой или по телефону на непонятном языке, иная укачивала ребенка в коляске, другая активно жестикулировала. Мужчины стояли чуть в стороне — у каждого в руке по пиву, на лице показное спокойствие. На заднем плане слышался гул, из открытых припаркованных машин вырывалась ритмичная музыка. Он был чужаком среди этого шумного, вычурного мира. Незнакомцем, забредшим на чужую территорию. Казалось, все взгляды должны быть устремлены на него. Однако с ним никто не здоровался, никто его даже не замечал. Казалось бы, он должен избегать скопления людей, вот только Чистильщик давно понял, что в любой толпе он остается незамеченным. Даже таракану на танцполе достается больше внимания. Когда-то его это печалило, но со временем он научился смотреть с другой стороны. Скольким людям давалось подобное умение? Именно это выделяло его из толпы простых смертных. «Я невидимка», — сказал он себе. Он шагнул в арку, ведущую во двор. На крыше дома виднелся большой резервуар для воды. Чистильщик вызвал единственный работающий лифт и поднялся на седьмой этаж. Его квартира располагалась в самом конце узкого темного коридора. Чтобы попасть внутрь, нужно было открыть три замка, которые он поставил в тот самый день, когда поселился в квартире. Он порылся в кармане дешевой куртки и достал маленький игрушечный танк, к которому были привешены ключи, после чего принялся орудовать ими в замочной скважине. Переступив порог, он с облегчением оставил внешний мир по ту сторону железной двери. В квартире было две комнаты и тесная уборная. Первая комната использовалась как гостиная с отведенным для готовки уголком, и там же стоял раскладной диван, ночью превращавшийся в кровать. Вторую комнату отделяла от первой зеленая дверь с тремя секциями и потемневшей латунной ручкой. Дверь была заперта на ключ. Привалившись спиной к входной двери, Чистильщик ждал. Снаружи доносился шум улицы и телевизора, домашние ссоры соседей и детский плач. Но уже через несколько секунд у него приятно зазвенело в ушах и все звуки стихли. Из окна пробивался слабый, словно мутный свет. Хозяина не интересовал вид, а сама мысль о том, что соседи будут смотреть на него через стекло, была невыносима — вот почему окна были затянуты матовой пленкой. Когда глаза привыкли к слабому свету, он обошел территорию — хотел убедиться, что там не побывали непрошеные гости. Правда, лишь призраки могли бы проникнуть в квартиру без ключей и так же из нее выйти, однако предчувствие подсказывало, что лучше в этом удостовериться. В квартире не было ничего ценного. Ни компьютера, ни телевизора. Звонить тоже было некому, так что в мобильнике он не нуждался. Что до денег, компания переводила их на его счет в банке, и он снимал деньги лишь в случае крайней необходимости. И все же мысль о том, что некто чужой мог ворваться в его дом, нарушить гармонию его пространства, беспокоила Чистильщика. Однако все вещи лежали именно там, где он их оставил, когда ушел на работу. Все было на месте. Стол, что стоял посреди комнаты, тоже остался на месте. На нем лежало несколько предметов, накрытых скатертью в цветочек. Не развязывая шнурки, Чистильщик надавил носком одного ботинка на пятку другого, разулся и поставил ботинки у порога. Лишь после этого он зашел в единственное используемое помещение квартиры. Снял сумку, повесил на крючок и направился к небольшому шкафу. Открыв левую дверцу, он снял с себя одежду, развесил на плечиках и разложил по полкам, туда же, где были остальные вещи. Оставшись в голубых трусах и белых носках, он несколько минут смотрел на свое отражение в зеркале. Полное, дряблое тело, выступающие бока, светлая кожа, покрытая мелкими родинками, очки с толстыми стеклами, каштановые с рыжиной, идеально уложенные волосы. «Не хочешь окунуться?» Он помотал головой и закрыл шкаф, отгоняя от себя воспоминание. Затем взял темный длинный фартук из полиэтилена и надел его через голову. Потом вернулся к сумке. Медленно расстегнул молнию, запустил руку в мягкое чрево и выудил черный пакет, подобранный у дома номер 23. Отнес мешок к столу, держа за уголок, свободной рукой отодвинул скатерть в цветочек, обнажив таившиеся под ней сокровища. Расставленные в ряд слева направо, на столе красовались семь пустых баночек от кошачьей еды, три коробочки из-под кошачьих лакомств, четыре разбитых пузырька глистогонных капель, почти пустая баночка антивозрастного крема для лица с истекающим сроком годности (внутри — пожелтевшие остатки крема), использованный тюбик антицеллюлитного крема, пустой блистер от таблеток для похудения, компрессионные колготки со стрелкой, двенадцать полосок для депиляции с приклеившимися темными волосками, почти использованный флакон краски для волос цвета платиновый блонд, розовая зубная щетка с растрепанной щетиной, девятнадцать смятых пачек от ментоловых сигарет «Вог», салатовая зажигалка «Бик», три пустые бутылки из-под дешевой водки, две пластиковые бутылки от тоника для лица объемом 700 мл, просроченный рецепт, где значилось: «„Лоразепам“ в каплях, 20 мг, 3 р. в день», три пустых пузырька «Лоразепама», использованная телефонная карточка, несколько старых женских журналов, пачка чеков, которые он сам скрепил скрепкой. И наконец, коробок спичек с рекламой ночного клуба. «Блу». Чистильщик рассматривал коллекцию сокровищ, которые вытащил из мусора, оставленного перед домом номер 23. Он отбирал их кропотливо, исходя из простого правила, выведенного им за долгие годы. Мусор рассказывает о человеке всю правду. Потому что, в отличие от человека, мусор не умеет лгать. Из того, что люди выбрасывали, о них многое можно было узнать. И по сути, именно мусор был для него посредником в общении с другими людьми. Однако не со всеми. Его интересовали лишь люди, похожие на него самого. Одиночки. Под столом стоял голубой тазик. Чистильщик расположил его на столе, в специально отведенном месте. Положил в тазик завязанный мусорный пакет. Открыл ящик стола, вытер запотевшие ладони о фартук, надел латексные перчатки и вооружился ножницами. Осторожно разрезав пакет сверху, он высыпал содержимое в таз. В пакете не обнаружилось ничего нового: остатки еды подтверждали уже изученные пищевые привычки жительницы дома 23. Чистильщик осторожно погрузил пальцы в мусор — проверить, не пропустил ли что-нибудь важное. Остатки продуктов вкупе с сокровищами со стола говорили о том, что женщина, проживающая в доме 23, не располагала большими деньгами. О том же свидетельствовали и обнаруженные чеки. Но было в этом мусоре кое-что еще. Нечто неприметное, невидимое для неопытного глаза. Чистильщик умел подмечать скрытые знаки, в этом состоял его особый дар. Благодаря небольшой кучке мусора он легко мог составить себе представление о женщине, которая заботилась о кошках куда больше, чем о себе. Алкоголь и курение были для нее не просто дурной привычкой, но способом бороться с одиночеством и тоской. В том, как одержимо она пользовалась кремами и прочими средствами, читалась отчаянная попытка удержать ускользающую молодость, пока не стало слишком поздно. Оставалось только завидовать другим, любоваться чужой жизнью. Совсем другой жизнью, так откровенно глядевшей на нее с глянцевых страниц желтой прессы. Помимо этих предположений, было еще одно важное для Чистильщика обстоятельство: мусор явно свидетельствовал о том, что за шесть недель у жительницы дома 23 ни разу не было гостей. Никто ни разу не заходил к ней ни на ужин, ни даже просто на дневной чай или кофе. Порции на одного свидетельствовали о бесконечном одиночестве этой женщины. Кто знает, куда она отправлялась, когда больше не могла довольствоваться обществом кошек? Быть может, она искала человеческого тепла в случайных знакомствах, вроде тех, что заводят в посредственных клубах? Вроде того самого «Блу». Чистильщик снял перчатки, взял из ящика тетрадку в линейку и вытащил заложенный меж листов карандаш. День за днем он отмечал в ней каждый предмет, обнаруженный в мусоре дома 23. Кто-то мог бы заметить ему, что не стоит вмешиваться в чужую жизнь. Кое-кто даже одернул бы его за это. «Ах ты мелкий, проклятый паршивец, опять суешь свой нос куда не надо!» На что он мог бы ответить, что это не то, чем кажется, ведь именно так сортируют мусор, чтобы подарить ему вторую жизнь. Стекло, железо, сталь — все эти материалы могут быть переработаны. И он помогает дарить отходам новую жизнь, замыкая этот волшебный круг. Все, что он спасал из мусора, имело особую ценность. Он тщательно дополнил список, понимая, что цель наконец достигнута. Когда он закрыл тетрадь, накатило удовлетворение от отлично выполненной работы. Скоро он снова сложит в пакет остатки еды и выбросит в помойку. Но теперь можно избавиться и от остального: жизнь женщины из дома 23 лежала перед ним как на ладони. Может быть, он знал теперь о ней больше всех. Никому не было до нее дела. Он же считал себя сосудом, наполненным жизнью другого человеческого существа. И женщина могла ни о чем не беспокоиться: он никому не раскроет ее секретов, использует их исключительно в благих целях. Он уже собирался спрятать тетрадь, как вдруг его внимание привлекло нечто блестящее, оставшееся на дне таза. Он наклонился и кончиком карандаша подцепил что-то маленькое и красное, не замеченное прежде. Он осторожно ухватил вещицу пальцами, протер фартуком и поднес к глазам, чтобы получше разглядеть. Кусочек сломанного ногтя, покрытый красным лаком. Он долго разглядывал его с чувством необъяснимого изумления. Ведь это не какой-то там мусор. Это частичка той самой женщины. Реликвия. Он осторожно положил осколок на стол. Ноготь словно испускал странное излучение, какой-то сигнал, понятный лишь ему одному. Внутри зашевелилось нечто похожее на возбуждение. Этот кусочек ногтя стал своего рода первой встречей с избранной. Чистильщик повернулся к зеленой двери. Он снова почувствовал в себе готовность переступить порог. Пора рассказать обо всем Микки. 3 Клуб «Блу» представлял собой приземистое бетонное здание посреди пустыря. В девять пятнадцать вечера Микки вышел на парковку. К тому моменту на площадке едва насчитывалось восемь машин, припаркованных на щебенке у самого входа. Там же стоял старый микроавтобус — многие пользовались им как маршрутным такси, чтобы добраться до места. Неоновая надпись, что должна была гласить «Танцевальный клуб „Блу“», местами погасла, некоторые буквы едва угадывались. Окна заведения были замазаны синим, но сквозь отдельные трещинки в краске из зала наружу проникал свет стробоскопических ламп. Микки заглушил мотор, но не спешил вылезать из машины. За эти годы он научился никуда не торопиться. Оставаться терпеливым было важно, чтобы сохранять самоконтроль. Это входило в придуманные им для себя же правила, и теперь он подчинил себе свои желания полностью. Он умел сохранять терпение и умел наблюдать. Это тоже было важным качеством. Из заведения раздавались громкие басы. В его голове этот гул превращался в молитвенный хор. И все голоса молились за него. Они знали, что он на подходе. Но все нужно было делать взвешенно и неспешно; «взвешенно и неспешно», — повторял он себе, сдерживая желание, что отзывалось давящим ощущением в животе. И лишь убедившись, что никаких сюрпризов не ожидается, он вышел из машины и направился ко входу. На нем был черный кожаный блейзер и брюки под цвет. Светлая рубашка в цветочек с заостренным воротничком. Тонкий бордовый галстук. Ремень с серебряной пряжкой и высокие ботинки. Волосы цвета пепельный блонд. Скучающая кассирша в окошке с помощью штампа оставила невидимый отпечаток на внутренней стороне его правого запястья.