Охотница подошла к столу и приподняла голову соломенного петуха, в котором хранила табак и бумагу для самокруток. — Сделай мне одолжение, — осторожно сказала она. — Посмотрим. О чем речь? Охотница выудила из кармана телефон и бросила подруге, а та поймала его на лету. — Взгляни на последние фотографии. Памела полистала снимки. — Шикарная машина. С такой только девиц кадрить, — рассмеялась она, разглядывая белый «порше» красавчика из супермаркета. — Можешь выяснить, кто владелец? — попросила Охотница, проведя языком по кромке папиросной бумаги. — Кто он, чем занимается, были ли на него заявления. Его подружка попросила о помощи, но потом испугалась и слилась. Охотница была уверена, что скоро девушка об этом пожалеет. — На ней были следы побоев? — Чисто внешне не было. Памела пожала плечами, как бы показывая, что одной интуиции для обвинения мало. — Худший тюремщик не тот, кто избивает тебя изо дня в день, а тот, кто после этого носит тебе цветы, — заметила Охотница. — Ладно, перешли фотки мне на почту, — кивнула подруга, отдавая телефон. — Поеду домой, — неохотно буркнула она. Охотница молча протянула ей сигарету. Памела глубоко затянулась, выдохнув облако серого дыма, однако ее напряженность никуда не делась. — Ну, если хочешь знать, я думаю, что Сильви и лейтенант не ошиблись насчет самоубийства. Пусть несчастная покоится с миром. — Ты не хочешь понять, почему она это сделала? — напирала Охотница. — Это не мое дело. Она получила то, что хотела. Исчезла. И бог с ней. — Кто знает, какая драма скрывается за этим поступком? — Думаешь, если ты это узнаешь, тебе полегчает? Охотница подумала, что Памела просто не в настроении, раз позволяет себе циничные замечания в ее адрес, однако разговор уже перешел в другое русло. — Мне уже никогда не полегчает, — заметила Охотница. — Я не о том, — уточнила подруга, когда осознала, что невольно затронула больное место. Однако Охотница не могла отрицать, что ее попытки помочь женщинам в беде проистекали из тех ошибок, которые она сама совершила в прошлом. Теперь она понимала, что подруга лишь намекает на то, что она, Охотница, слишком увлеклась чужими проблемами. — Проехали, — ответила она и забрала сигарету обратно. Памела почувствовала себя виноватой. — Ты в курсе, что в тот же день, когда нашли оторванную руку, в озеро упала девочка-подросток? — сказала она, переводя разговор на другую тему. — Ее удалось спасти. Представь себе, если бы через несколько дней мы нашли ее руку или что еще. Да уж, так точно было бы гораздо хуже. — Что за девочка? — рассеянно спросила Охотница, радуясь возможности уйти от разговора о собственном прошлом. — Дочурка Роттингеров. Она не знала, кто это такие. — Я что, должна их знать? — Местные богатеи. Мешки с деньгами. — Она бросилась в озеро? — Говорят, напилась. — Напилась? — В крови был обнаружен большой процент алкоголя. Семья пытается выдать произошедшее за несчастный случай. Якобы она делала селфи и упала. Сломала лодыжку. И хотя это выглядит абсурдно, у Роттингера достаточно бабок, чтобы версия стала официальной. — Как же ее спасли? — Свидетели видели человека, который вытащил ее на берег. Он рискнул жизнью ради девчонки, но потом скрылся. История становилась все любопытнее. — То есть как это скрылся? — с подозрением спросила Охотница. — Вот увидишь, как только он узнает, кого спас, тут же объявится. Охотница внутренне восхитилась невольным героем и понадеялась, что он не запятнает себя, пытаясь нажиться на благородном поступке. — С девочкой все хорошо? — Лежала в палате интенсивной терапии, но, кроме лодыжки, из-за которой пришлось сделать небольшую операцию, с ней все в порядке. Немного вывихнуто плечо, пара царапин, и только. Кстати, ты не поверишь, что нашли у нее во рту. — И что же? — Кусок ногтя с красным лаком. 16 апреля Вера грустит уже несколько дней подряд. Утром она не хочет вставать с кровати, иногда спит весь день до самого вечера. А если и встает, тут же садится перед телевизором. Глядит в экран до рассвета, но словно ничего не видит. Мальчик смотрит в ее пустые глаза и понимает, что она где-то далеко. Он понимает, что ей нужно идти на работу, а то ее выгонят. Мартина с трудом нашла ей место стажерки в парикмахерской, и поначалу Вера даже обрадовалась. Что же теперь будет? Такое с Верой уже случалось. Обычно после расставания с очередным ухажером. Когда Вера грустная — это настоящее бедствие. Мальчик уже понимает, когда на нее накатит, потому что Вера начинает делать нелепые вещи. Например, стряхнет пепел от сигареты в кофе и выпьет, как будто так и надо, выйдет на балкон без нижнего белья или просто встанет посреди коридора, потому что не может понять, что хотела сделать, куда шла. Мальчик знает, что, если Вера не выйдет на работу, у них не будет денег на еду. Те, что были в сумке, уже закончились. В кладовке ничего не осталось. Вере словно и дела нет. А вот он никак не может заснуть, так бурлит в животе от голода. Но самое ужасное, что, когда Вера грустит, она с ним не разговаривает. А если он что-то спрашивает, она не отвечает. Как будто ее здесь вовсе и нет, как будто она оставила тело, а сама куда-то ушла. Когда они последний раз ели? Мальчик смотрит в календарь. Кажется, уже неделю назад. Мартина обещала, что будет приезжать раз в неделю, но давным-давно не появлялась. Где же она? Почему она не приезжает? Мальчик все время хочет спать. Он открывает кран, чтобы попить, и растягивается рядышком с Верой. Несколько дней назад он просил маму покормить его, плакал. Теперь перестал, все равно без толку. Он сворачивается калачиком рядом с телом матери и лежит тихо-тихо, пока его не сморит сон. Раньше Вера рано или поздно вставала, мылась, и мало-помалу жизнь возвращалась в прежнее русло. Но теперь все иначе. Мальчик боится, что она никогда не вернется. Он думает, что однажды они заснут и больше никогда не проснутся. Он становится все слабее. Однажды он просыпается от яркого света. Он не может открыть глаза — так ярко светит солнце. Приподняв голову с подушки, он видит, что рольставни подняты. Свет заполняет всю комнату, резкий, словно пощечина. Кто-то тихонько напевает. Мальчик протирает глаза. Он устал, но сейчас не время спать. Нужно понять, что происходит. Из ванной раздается голос Веры, напевающей какую-то песенку. Кажется, она в хорошем настроении. У него дрожат колени, приходится держаться за стену, чтобы дойти до ванной. Вот он уже на пороге и видит мать. Она стоит перед зеркалом, совершенно голая. Расчесывает длинные волосы. С каждым прикосновением щетки ее голова наклоняется к правому плечу, резко, точно йо-йо. Она накрасила губы. Песня резко обрывается, она увидела мальчика и лучезарно улыбается ему в зеркало. Такая у нее бывает редко. Потом снова принимается петь. «Ты прекрасна, как рассвет, ты свежа, как летний сон…» Он знает эту песенку. Мать всегда поет ее, когда счастлива. Хороший знак, теперь все наладится. Но почему-то песня звучит, а губы Веры не двигаются. Ее голос доносится из другой комнаты. Мальчик оборачивается. Вера уже на кухне. Он видит, что на ней красное платье. Хотя мальчик едва стоит на ногах и все плывет перед глазами, он направляется на кухню. — Я хочу есть, пожалуйста, — шепчет он, пусть и неуверенно, потому что чувствует, что его вот-вот вырвет. Вера замирает и улыбается, не произнося ни слова. Вокруг нее разливается облако духов, и мальчик понимает, что она собралась уходить. Действительно, она босиком направляется к двери. Он бросается за ней, но остановить ее не так-то просто. — Ты куда?