Три часа спустя мы все-таки стояли перед имитатором Элвиса. Мы с Динарой выбрали одинаковые наряды из наших любимых кожаных курток, рваных джинсов и белых футболок, без всякой причудливой ерунды. Но я сунул белую розу в карман куртки, а Динара держала в руке букет белых роз. Единственный цветок был также вплетен в ее рыжие волосы, создавая красивый контраст. После того, как мы произнесли наши клятвы и целовались дольше, чем это было уместно, я вынес Динару из часовни и направился к своему БМВ. Я опустил ее на пассажирское сиденье, еще раз поцеловал, закрыл дверцу и сел за руль. — Готова жить со мной долго и счастливо? — Очень готова, — сказала Динара. Я нажал на газ, и мы с громким ревем вылетели с парковки. Дети настояли, чтобы мы привязали дюжину банок к выхлопной трубе. Мы опустили окна, включили музыку — Highway to Hell — которая казалась идеальным ироничным штрихом к нашему дню, и помчались через Вегас. Вскоре мы оставили город позади, чтобы найти отдаленное место для нашей первой совместной ночи в качестве супружеской пары. У нас было все необходимое, чтобы сделать этот медовый месяц идеальным. Я и она, банки макарон с сыром из ностальгического прошлого и шесть упаковок ледяного пива. ЭПИЛОГ Динара бросила на меня вызывающий взгляд, преувеличенно приподняв одну идеально ухоженную рыжую бровь. Один уголок моего рта дернулся вверх, и я передразнил выражение ее лица. — Я надеру тебе задницу, Фальконе, —крикнула она, перекрывая рев моторов. Я ответил, позволив своей машине завыть. — Нет, если я сначала не надеру задницу тебе, миссис Фальконе. Официально Динара все еще была Михайловой, но вскоре поняла, что в лагере и в Вегасе все считают ее Фальконе. В конце концов, она перестала их поправлять. Девушка подняла стартовый флаг. Я напрягся от нетерпения, трепет предстоящей гонки бурлил в моих венах. Это первая гонка семидневного цикла, и мы с Динарой стояли в первом ряду благодаря нашим отличным результатам. Когда девушка уронила флаг, сквозь рев двигателей прорвался похожий на боевой клич смех Динары. Я ухмыльнулся и нажал ногой на газ. Мое сердце бешено колотилось, пульс стучал в венах, и я чувствовал себя под кайфом на свободе и адреналине. Мы с Динарой гонялись вместе уже почти пятнадцать лет, но по-прежнему наслаждались каждой секундой гонки. Динара попыталась столкнуть меня с дороги на первом же повороте, но я удержался. Моя улыбка стала шире. Нет ничего лучше жены, которая могла бы надрать тебе задницу в гонке. Динара победила в первый же день, но я финишировал прямо за ней, так что мы могли провести ночь на одном месте. Это стало любимым ритуалом. — Ты меня ждала? — пошутил я, выходя из машины. Динара фыркнула. — Я не ностальгирую! Она скрылась за машиной, чтобы облегчиться, а я спрятался за грудой камней, делая то же самое. Динара оглядела горизонт, когда я присоединился к ней через пару минут. Я поцеловал ее пухлые губы. — Они скоро будут здесь, не волнуйся. — Я знаю, — сказала она, но не переставала осматривать окрестности. Наконец вдали показались очертания нашего огромного дома на колесах. В нем был собственный душ и туалет, кухня, гостиная и большая спальня. Сигнал прозвучал несколько раз, как обычно, прежде чем дом на колесах остановился рядом с нашими машинами. Дверь со стороны водителя распахнулась, и из машины выскочила Аврора, ее светлые волосы были собраны в неряшливый хвост. — Роман отказался вздремнуть. Он был слишком нетерпелив, чтобы наблюдать за гонкой, — сказала она с извиняющимся выражением. — Не переживай, — ответил я. — Он может быть таким же упрямым, как его мать. Динара послала мне предупреждающий взгляд, прежде чем направилась к пассажирскому сиденью и поднялась, освобождая Романа от детского сиденья. Он обхватил своими короткими ножками ее талию, когда она подошла ко мне. Его темные волосы торчали во все стороны. Они отросли за последние несколько недель и спадали ему на глаза, но он ненавидел, когда его стригли, поэтому мы просто сдались. Быть может, он в конце концов устанет от того, насколько они длинные. — Я приготовлю завтрак, — крикнула Аврора, направляясь в заднюю часть дома. Когда четыре года назад родился наш сын, мы гадали, как нам удастся продолжать гонку. Динара взяла перерыв на год и просто поддерживала меня, но потом она слишком сильно стала скучать. Стандартные гонки не были большой проблемой. Подруга Динары и бывшая девушка из лагеря Кейт могла присматривать за Романом в течение этого времени, но семидневный цикл был более серьезной проблемой. К счастью, Аврора, дочь Фабиано и Леоны, увлекалась гонками и хотела подзаработать на карманные расходы, поэтому во время летних каникул она несколько недель играла роль няню. Это второй год, когда она помогала нам после того, как больше года умоляла отца разрешить ей эту работу. Мне пришлось поклясться ему, что я буду защищать ее ценой своей жизни, что я и сделал бы в любом случае. Фабиано как семья, и Аврора тоже. Я развел небольшой костер перед домом на колесах. Мы с Динарой опустились перед ним, Роман, между нами. Он заснул в тот момент, когда воссоединился с нами. Неудивительно, учитывая, что было четыре утра. В течение этой недели его сон всегда нарушался. Аврора принесла нам завтрак. Картофельные оладьи, бекон и яйца, положенные вверх. Она зевнула и смущенно улыбнулась нам. — Ложись спать, — настаивала Динара. Она тоже выглядела измученной. У меня было такое чувство, будто голова набита сахарной ватой. Помахав рукой, Аврора исчезла в доме на колесах, и через несколько минут свет погас. — Жаль, что мы не можем спать в нашей постели, — пробормотала Динара. — Да, — я погладил непослушную головку Романа. Мы выбрали это имя, потому что оно подходило и для России, и для Италии, и так мы не оскорбляли ни одну из наших семей. — Но правила есть правила. Динара закатила глаза. — Я поняла. Мы все должны спать в не комфорте, чтобы находиться на одинаковых условиях. Пятнадцать минут спустя мы втроем легли в нашей общей палатке. Роман еще не проснулся. Я восхищался его способностью засыпать в мгновение ока и продолжать спать, что бы ни происходило вокруг. Когда он лёг, между нами, мы с Динарой заснули. Это стало для нас традицией. Один из нас всегда сдавался и ехал немного медленнее, чтобы другой мог догнать, а ночью мы могли провести время всей семьей. Мы с Динарой соревновались, но не стремились к победе. Мы мчались, потому что это была наша жизнь. Дыхание Динары выровнялось. Она заснула, уткнувшись подбородком в голову Романа, с умиротворенным выражением на лице. Появление Романа действительно превратило нас в нашу собственную маленькую семью. Мы беспокоились, не станет ли проблемой продолжать нашу кочевую жизнь с ребенком, но Роман никогда не знал иной жизни. Ему нравилось, когда перед ним заискивали все девчонки из лагеря и когда он катался на крутых гоночных машинах. И с тех пор, как он у нас появился, мои братья и их семьи время от времени посещали лагерь, даже если мы с Динарой старались навещать их так часто, как позволял наш плотный график гонок. На следующее утро, во время второго завтрака, Аврора, Роман, Динара и я сидели за кухонным столом в доме на колесах и ели хачапури, приготовленный Динарой. — Мой отец купил новый домик возле Аспена, побольше, — сказала Динара, проверяя сообщения на своем мобильном. Наш основной контакт с нашими семьями в течение сезона был по телефону. Динара виделась с отцом и сводными братьями еще реже, чем с моей семьей. А ее общение с Димой ограничивалось редкими сообщения. Она показала мне экран с несколькими фотографиями великолепного деревянного домика. — Последний был уже слишком велик для нас. Ты сказала ему, что мы не будем рожать больше детей, верно? — Да, но мне, кажется, он предпочитает не обращать на это внимания. Как только Юрий и Артур начнут давать ему внуков, мы сорвемся с крючка. — С таким большим пространством мы могли бы праздновать все вместе. Большое Рождество Фальконе-Михайловых, — пошутил я. Братва и Каморра по-прежнему терпели только друг друга. Сотрудничества не было. Наш с Динарой брак ничего не изменил, хотя мы и не афишировали наш союз. Мы не хотели поднимать шум в Чикаго. За последние десять лет у нас установилась рутина. В декабре мы праздновали Рождество с моей семьей, а потом снова отмечали с семьей Динары. Поскольку ее отец не хотел, чтобы моя нога ступала в Чикаго, он купил домик в Аспене, где мы могли бы праздновать вместе и наслаждаться лыжным и сноубордическим отдыхом. Это компромисс, который сработал хорошо, и Роман был в восторге от того, что получал подарки дважды. — По-моему, это здорово, что вы празднуете Рождество дважды, — сказала Аврора. — Что скажешь, Роман? — Да! — с энтузиазмом согласился он. Мы с Динарой обменялись удивленными взглядами. Она взяла мою руку под столом, прижимая наши татуировки друг к другу. Роман восторженно хлопал, наблюдая за церемонией награждения. Авроре пришлось крепко держать его за руку, чтобы он не бегал. Это был только второй раз, когда мне удалось выиграть семидневный круг. В прошлом мои постоянные перерывы на туалет уничтожали все шансы на победу, не говоря уже о том, что мы с Адамо часто ждали друг друга в первые несколько дней, чтобы провести ночь вместе. Когда я ступила на трибуну победителя, Роман захлопал еще сильнее, сияя всем своим лицом. Адамо взобрался на трибуну рядом со мной. Он финишировал на третьей месте. Я бросила на него застенчивый взгляд. До сих пор он все еще лидировал, когда дело доходило до тотальных побед, но у меня было полное намерение догнать его в конце концов. После церемонии Роман побежал к нам и бросился в мои объятия. Я подняла его, и он вскинул руки над головой, будто тоже выиграл. Адамо широко улыбнулся мне. Несмотря на наше соперничество, проигрыш друг другу никогда не причинял боли, даже если мы безжалостно дразнили друг друга в последующие дни. Победитель всегда получал право хвастовства, а проигравший обещал возмездие. — Ты победила папу, мама, — напомнил мне Роман, прежде чем повернуться к Адамо и сказать хриплым голосом. — Прости, папа. Адамо взъерошил непослушные волосы Романа. — Не волнуйся, приятель. В следующий раз папа снова победит. Я послала ему взгляд, который ясно дал понять, что этого не произойдет. — Я тоже хочу участвовать в гонках! — заявил Роман. — Возможно, в следующем году, — подмигнул Адамо. Только через мой труп. Это один из тех моментов, когда я хотела, чтобы мы с Адамо не передали наше безрассудство. Адамо всегда шутил, что я слишком опекаю его, и он был прав, но я ничего не могла с собой поделать.