Вика даже верить не хотела в такое совпадение и замерла, как в столбняке. Губастый продолжал: — Представьте, минуты через три из дверей фирмы выходит моя жена в обнимку с каким-то мордоворотом. Видели бы вы эту тупую, бессмысленную физиономию, эти свиные глазки, эти плечи мясника! Садится моя жена с мордоворотом в служебный “Сааб”. Едут они сюда. Мы за ними. Тут, во дворе, беловолосая выпрыгивает из машины… Хотя, конечно, сначала те двое вышли. Они направились в… Что это за домик? Вы говорите склад? Блондинка за ними — ползает по помойке, собирает всякий утиль, городит пирамиду и карабкается посмотреть в окошко. Разумеется, на своих каблучищах она не удерживается и падает в лужу. У меня в ту минуту очень было тяжело на душе. Моя жена, мордоворот… Странно все это, непостижимо! Но когда блондинка эта шлепнулась, я сидел в машине и хохотал до колик. Воистину, смех сквозь слезы. Это у Сэлинджера, кажется? — Как ваша фамилия? — зло перебила его Вика. — Да господи, зачем моя фамилия? Зачем? Вы мне не верите? Думаете, я придумал про проститутку и “Сааб”? Но я же вам толкую: вон в тот амбар вчера вошла моя жена с каким-то зверского вида негодяем. Проститутка его выслеживала. Наверное, он ее сутенер. — Что вы мелете! — не выдержала Вика. — Что знаю! Я понял, что мою жену на служебном “Саабе” возит сюда мерзавец со свиными глазками, явно криминального вида. Ясно, что он сутенер. И принуждает мою жену к интимной связи… Но почему, почему? Неужели у нее недостача в фирме, и он ее шантажирует? Бедная Лорочка! У нее всегда ошибки в подсчетах! А эта мразь воспользовалась… — Как ваша фамилия? — повторила Вика. — Я понял, сейчас заканчиваю. Сегодня я решил прийти сюда с биноклем и узнать, что он с нею делает. — И что же? Узнали? — Да. Принуждает, естественно. — Какой же вы дурак! Губастый незнакомец обиделся: — Да вы сами посмотрите! Возьмите бинокль! Они снова здесь. Может быть, там и коробки какие-то стоят, но, ей-Богу, я на них совсем не глядел. Ни к чему мне коробки. Поэтому, пожалуйста, тетя, никуда обо мне не сообщайте. Вы ведь не на этом складе, а в Сумасшедшем доме работаете? Так что вам за дело до этой истории? Вика с сожалением посмотрела на голубовато-лунное, несчастное лицо губастого. Лет ему за сорок, наружность неважная, доверчив до слабоумия. Ранняя лысина, поздняя любовь. Поделом ему! Но не ей, Вике, не ей! — Так вы не узнаете меня, Гузынин? — спросила она строго. Ларискин муж в очередной раз дернулся всем телом. Его толстые губы удивленно расползлись. Вика спустилась к нему с балюстрады, села рядом на ступеньку. Гузынин тускло таращился на нее сквозь толстые стекла своих очков. И он еще острил про свиные глазки! — Ну, — нетерпеливо потребовала ответа Вика и даже топнула ногой. — Виноват, — пролепетал Гузынин, — мне трудно при таком скудном освещении… Право, мне неловко, но… Кажется?.. да нет, не может быть!.. А, ну конечно! Да, да, да! Вы работаете в дежурном гастрономе на Фрунзе, да? В винном отделе, да? Вика чуть не стукнула его кулаком по лбу. — У вас серьезный дефект зрения, — сказала она, — Называется он в нетрадиционной медицине куриной слепотой. Вы же сами везли меня сюда вчера. Гузынин отшатнулся. Его лицо исказил ужас. Вика удивилась: — Что, не узнали? — Нет! Та была такая красивая, с роскошными волосами, а вы… — Парик. Косметика. Вы что, свою жену без губной помады ни разу не видели? — Не смейте касаться даже ее имени! — гневно подпрыгнул Гузынин. Вика тоже вскочила и сунула руки в оттопыренные карманы пуховика. — Нет, только не это! — застонал Гузынин. Он беспомощно распластался по стене. — Только не доставайте электрошокер! Я совершенно неопасен! Но кто вы? Откуда? Я ничего не понимаю. Что вам от меня нужно? — Ах, если б мне было что-то нужно от вас! — вздохнула Вика. — И все-таки я вчерашняя ваша блондинка со стеклянными волосами. Я жена человека, который сейчас на том складе. — Но он сутенер! — с отвращением прошептал Гузынин. — Он из банды! — Такой же он сутенер, как и вы. Напридумывали всякой чуши! Он менеджер фирмы “Спортсервис”, где ваша жена, кажется трудится кладовщицей. И у них роман. — Это ложь! Ее принудили! Она просто считает неважно. Даже на калькуляторе. — Ну, в таком случае их обоих принудили. Вы же все в бинокль видели. Как можно быть таким дураком! — Это невозможно. Это невозможно, — повторял упрямо Гузынин. — Мы любим друг друга. Мы строим планы на будущее. Мы, например, собрались на днях новый холодильник купить, и уже выбрали “Стинол”… Он твердил “это невозможно”, но вид у него был потерянный. Чувствовалось, что больше всего он теперь хочет, чтоб весь мир провалился, а особенно Вика и Сумасшедший дом. Вика даже пожалела его, придвинулась поближе. — Все это возможно, — тихо сказала она. — Никуда не денешься от того, что есть. Но положение, на мой взгляд, поправимое. — Я видел!.. Впрочем, что я видел? И если, как вы говорите, их принуждают… Ах, извините, что я несу!.. А как же теперь быть? Что мне делать? — Как вас зовут? — в очередной раз спросила Вика. Гузынин на этот раз признался: — Юрий Петрович… — Отлично. А я Виктория, — представилась Вика по-грундовски, без отчества. — Юрий Петрович! Я считаю, вам надо поговорить со своей женой. Вы человек солидного возраста, умный, доктор наук… — Кандидат. Откуда вы обо мне знаете? — Случайно. Это неважно. Так вот, поговорите с ней! Пристыдите. У вас дети есть? — Сын. Крошечный. Семь лет. “Ранняя лысина, поздняя любовь”, — повторила про себя с издевкой Вика, а вслух сказала проникновенно: — Вот видите — сын! Нельзя разрушать семью. У нас тоже дочь. Давайте объединим наши усилия. Надо спасать положение! Гузынин вдруг сморщился, согнулся, будто у него схватило живот. — Нет, я не верю. Она не могла! Она любит меня! Нет там никакого романа! Просто они делают переучет на складе, — тупо заладил он, взбираясь и сбегая вниз по лестнице. Вике он стал надоедать. — Возьмите свой бинокль и сами посмотрите, — в сердцах сказала она. Гузынин послушно поднялся на балюстраду и приставил к глазам бинокль. — Вот видите! — радостно крикнул он сверху. — Ничего не видно. — Как это не видно? Не поверила Вика и вырвала бинокль из его рук. — Как это?.. Но… Да это у вас бинокль неисправный! Он только что на лестницу падал. И вообще, где вы такую дрянь раздобыли? — Мне его подарили в пионерском лагере. — Господи, что вы там делали? — удивилась Вика. — Я был ребенком. — А по вам не скажешь! — Я был ребенком, — упорствовал Гузынин. — Я участвовал в соревнованиях по ориентированию на местности. И нашел условную цель — какой-то девиз, написанный на бумажке. Его под березой зарыли. А я нашел. И меня наградили набором юного туриста — дали этот бинокль, компас и фляжку. Он мечтательно вздохнул, будто над ним вдруг зашелестела веселыми висячими ветками та забытая береза, под которой зарыт клад. — Бинокль дрянной, — ворчливо повторила Вика. Одна муть в нем видна. Поневоле покажется, что кого-то принуждают. — Он на лестницу падал, — напомнил Гузынин. — Я и до этого его не раз ронял. — Так зачем приволокли такой хлам? Вы лучше сюда посмотрите, — сказала Вика и достала свой бинокль. — Как, и у вас бинокль? Но откуда… — Не будем вести лишних разговоров. Глядите! Гузынин пристроил к очкам Викин бинокль и сообщил: Ну вот, теперь я вижу ящики, о которых вы говорили. Точно, есть ящики! А я все думал, о каких ящиках вы все время спрашиваете? — Оставьте ящики в покое! Их видите? — Нет. Вика выхватила у него бинокль и устремила взгляд на знакомые окошки. Действительно, ящики были видны, зато Пашка с Лариской… Куда они делись? Бутылка, кружки, тарелки стояли теперь иначе, чем тогда, когда Вика наблюдала поцелуй. Значит, выпили, закусили и теперь где-то в глубине и полутьме… — Да, отсюда не видно. Там, наверное, дальше еще помещение есть, с кроватью, — предположила Вика. — У вас только сальности на уме. Я знаю: они проводят учет, — обрадовался Гузынин. — Ночью? — Да. Если срочно надо, то и ночью приходится работать. Сейчас не социализм. Впрочем, и при социализме бывали авралы. Разве вы не видели в кино или в книжке? — не помню! — как комсомольцы строили железную дорогу именно ночью, под дождем. Или, кажется, снег там шел. Что-то в этом роде… Вика расхохоталась: