Юрий Петрович снял очки и бессильно прислонился к стене. Такой — без очков, с закрытыми глазами, бледный — он показался Вике совершенно незнакомым. — Я не люблю автоматы, — сказал он, не отрывая глаз. — Они вульгарны, безвкусно раскрашены, издают отвратительные звуки. Но там внизу есть бильярд. Это другое дело! В юности я хорошо играл в бильярд. Играл и потом: на отдыхе в пансионате, на рабочем месте, когда в одной конторе подрабатывал — делать нечего было, вот и катал шары. В институте у нас за спортзалом тоже стол стоит. В общем, довольно неплохо я играю. И… здесь какой-то негодяй в зеленых штанах… Я ему все деньги проиграл! — Много! — Десять тысяч. Мы с женой на холодильник собрали. Присмотрели уже “Стинол”, на днях должны были ехать за ним. И вот теперь… Он вяло махнул рукой. Вика растерялась. Конечно, надо человеку посочувствовать, но в ее душе было холодно и пусто. Сам виноват, сам виноват! — Не переживайте так, — сказала она сухо. — Это не беда. Бывает! Вон и Пушкин тоже как-то проигрался, я читала. И потом, вы, наверное, забыли, что у вас больше нет жены. Она сбежала. Значит, и холодильник новый вам ни к чему. Забудьте! Вспомните: мне вы это все время твердили. Так что забудьте. Лучше скажите мне — они там были? Вы их видели? Юрий Петрович приоткрыл веки и поглядел на Вику незнакомыми, без стекол, глазами. Они оказались серыми. Бессмысленные точки зрачков едва заметно расширялись и сужались, но взгляд был неподвижен и немигающ. Вике стало не по себе. — Почему я здесь? — вдруг спросил Юрий Петрович совсем больным голосом. — Кто вфы такая? Откуда? — От верблюда, — испуганно прошептала Вика в ответ. — Вам совсем плохо! Не поддавайтесь. Держитесь. Вспомните, зачем мы здесь. Давайте пойдем и вместе поищем их в зале. У меня еще денег немного осталось, чего-нибудь выпить возьмем. На вас лица нет! — А если их вообще не было? — упрямился Гузынин. — А если вы их придумали? — Почему я? Вы же их приметы записали. Если они придуманы, то вами. Но они существуют. Вы сами видели у здешнего подъезда синий “Опель”. Пойдемте! Да вставайте же ради Бога! Вон и охранник уже на нас нехорошо глядит. Упоминание охранника вывело Юрия Петровича из транса. Он поспешно привстал. Вика нацепила ему очки на нос, обхватила его неподатливую талию и потащила туда, где мегапевец, немного отдохнувший в то время, пока Юрий Петрович проигрывал “Стинол”, снова запел и стал стягивать новую заношенную майку на радость девушкам. Вика раздобыла стакан мятного коктейля. Юрий Петрович выпил его в один присест, выпучив глаза и пошатываясь. Вика по-прежнему обнимала его негибкую талию и мечтала прислонить это валкое тело к какой-нибудь опоре. К стене, например. Но стены располагались слишком далеко от того места, где был выпит коктейль. Вика с Гузыниным продрейфовали к псевдокитайскому барьеру лакового дерева. За барьером теснились столики. Оттуда, из полутьмы, сверкали стеклянные бока стаканов, блуждали огоньки сигарет, раздавался то девичий гогот, то мужской смех. Вика решила здесь отдышаться и с Гузыниным в руках привалилась к барьеру. Юрий Петрович из бледного стал лиловатым, на все окружающее взирал с тоской. Спиртовые пары витали вокруг него, а на толстых губах застыла мятная улыбка. Вика оперлась о барьер и положила на его прохладный скользкий край свою худую руку. Очень красивую руку, она полагала. Проследив взглядом линию своей замечательной руки от кончиков ногтей до плеча, она и через плечо невзначай глянула. Рефлекс кокетства, ничего более. В эту же секунду со стороны сцены и мегапевца в зал метнулись быстрые розовые ножницы лазерных лучей. Они осветили столики за барьером. За ближайшим столиком сидели трое. — Они? — шепнула Вика в ухо Гузынину и собственноручно повернула его тяжелую голову в нужную сторону. Юрий Петрович с трудом ворочал глазами и не понимал, в чем дело. К тому же лазерные ножницы уже вкривь и вкось стригли потолок, а за барьером стало непроглядно темно. Когда же певец в майке снова брызнул розовым по стенам, Юрий Петрович перестал дышать и просипел, задевая губами лакированный Викин затылок: — Они. Это они! Глава 11. Три гвоздики Трое из седьмой квартиры беспечно сидели за столиком и попивали пивко. А может, и не совсем беспечно. Мало что выражали их неодушевленные, по словам хозяйки пуделя, лица. Улыбок точно не было. Чтобы увидеть это все, Вика несколько раз кокетливо запрокидывала голову. Ей очень хотелось понять, что происходит у трех богатырей, о чем они говорят. Или почему молчат. Ее голая рука по-прежнему лежала на псевдокитайском лаковом барьере. Другой рукой она теребила вислый, хмурого цвета галстук Гузынина. Юрий Петрович от Вики испуганно отстранялся и дергал шеей, пытаясь вырвать галстук. — Где же этот козел? — донесся до Вики голос одного из трех монстров. Кто именно это сказал, она не усмотрела, но поняла, что предчувствия ее сбываются: три богатыря прибыли в “Бамбук” не расслабляться, а по делу. И, скорее всего, по важному делу — уж очень физиономии у них суровые. Или они всегда такие? Юрий Петрович в ее объятиях вздыхал и тоскливо озирался по сторонам, ища избавления. Вика потянула за галстук, пригнула к себе с его помощью несообразительную гузынинскую голову и злобно зашипела: — Чего вы так бешено извиваетесь? Не валяйте дурака! Замрите и слушайте: я только что узнала, что эти трое ждут некоего козла. Мы обязаны узнать какого. Нам сейчас нужно каким-нибудь естественным образом оказаться там, за барьером, и сесть рядом с ними. — Вы с ума сошли! — прохрипел Гузынин. — Там ядом нет свободных мест. — Ну и что? Придумайте способ, доцент! Впрочем, это не дважды два — не ваш уровень. Давайте сделаем так: я буду якобы вдрызг пьяная, а вы чуть навеселе. Вид у вас достаточно пришибленный, так что и перевоплощаться не надо. Главное, не переиграть. Мы с вами изобразим подгулявшую парочку и прямо здесь перелезем через барьер. Идет? — Я не хочу! Лазить через заборы мы не договаривались! — Тогда я одна полезу. Пусть вам будет стыдно, что вы бросили беспомощную женщину в трудную минуту. А я еще вас от собак защищала! И вляпалась из-за вас в скверную историю! Гузынин шумно вздохнул. — Ну, хорошо, — сказал он. — Давайте попробуем. Вика тут же откинулась на барьер и захохотала громко и гадко. Голой спиной она сразу почувствовала, что трое с Интернациональной уставились на нее. Лицо Гузынина тоже резко вытянулось от изумления и сделалось вполне пригодно для ее затеи. — Юрашка! — вскрикнула она и камнем повисла у Юрия Петровича на шее. — Я так устала… Меня укачало. Я хочу лечь. Давай хотя бы сядем. Сядем! Юрий Петрович подхватил ее под мышки, потому что она почти сползла было на пол. Он залился при этом краской и невпопад предложил: — Может на воздух выйдем? — Я не хочу на воздух, — заплетающимся языком ответила Вика, а сама незаметно так лягнула Юрия Петровича каблуком, что тот поджал ногу. — Я хочу быть здесь, в интимной обстановке… Во-о-он там, где потемнее… Там полный интим. Я хочу туда! А то меня мутит… — У, как телка нализалась, — одобрительно отозвался о Вике один из богатырей, Шура Балаганов, и получил в ответ ее рассеянную улыбку. С новыми силами Вика завопила: — Юрашка! Пошли туда! Я свободный стульчик вижу! С этими словами она далеко отпихнула Юрия Петровича. Ее красивая сухощавая нога вдруг вынырнула из-под голубых португальских тряпочек и легла на барьер. На другой ноге она стала подпрыгивать, пытаясь перевалиться туда, где сидели товарищи киллера. Торчащая поверх барьера прекрасная нога привлекла всеобщее шумное внимание. — Вход сюда немного левее. Проходите! — подсказал кто-то заботливый из-за барьера. — Не хочу левее, — капризно ответила Вика. — Я ведь вижу, что стульчик совсем рядом. Юрашка, помоги! Растерянный Юрий Петрович засуетился вокруг Вики. Он силился не столько перебросить ее через барьер, сколько прикрыть голубыми лоскутками не подходящие для обзора, по его мнению, части Викиного тела. Этим он вызвал дружный мужской смех. — Да перебросьте сюда девку побыстрее, и все дела, — посоветовал кто-то. — А то вон вышибалы уже косятся. Еще вышвырнут ее к чертовой матери. Вышибалы всегда вызывали у Гузынина панический ужас. У него затряслись губы, и он возопил: — Товарищи! Ребята! Да помогите же! Поддержите ее хотя бы за руку! Самым душевным из троих негодяев оказался человек-шкаф. Да и сидел он ближе всех. Шкаф встал, выказав свой громадный рост. Он очень походил на снежного человека. Одной рукой подхватил он Вику и посадил на облюбованный ею стульчик. — Thanks, — промурлыкала она. В это время и Юрий Петрович стал хвататься за барьер, готовясь перебросить себя поближе к Вике. — Вход левее, — снова посоветовали из-за столиков. Гузынин собрался было пройти указанным путем, но человек-шкаф внезапно сграбастал и его. — Давай, отец! — ласково сказал богатырь. Что-то затрещало в неоновом костюме доцента, зато через мгновение он сидел уже рядом с Викой (нашелся стульчик и для него) и заправлял в брюки выбившуюся рубашку. — Юрашка! — вскрикнула Вика и обвила его шею голыми руками. Ногу, которая до того красовалась на барьере, она водрузила теперь Гузынину на колени. — Что вы себе позволяете? — зашипел он ей в шею, прерывисто дыша. — Это ни в какие ворота не лезет! — Лезет, — ответила неумолимая Вика. она собралась вести себя эротично. Ей лучше всего было сейчас сластолюбиво ерошить шевелюру Юрия Петровича, но волос у того не было ни единого. Поэтому пришлось теребить кончик его носа и сладко шептать на ухо: — Угомонитесь! Ей-богу, все испортите! Если подыграть мне вы не способны, то хоть сидите смирно. Даже вздремнуть можете. Поймите, мы должны усыпить бдительность этих троих и внушить им, что мы подвыпившая пара и заняты исключительно друг другом. А сами будем за ними наблюдать. Так что прекратите отбиваться. Как мужчина вы меня интересуете не более, чем прошлогодний снег. С этими словами она еще жарче обняла Юрия Петровича, положила голову ему на плечо и смежила длинные ресницы. Она уже заметила, что к столику трех богатырей пробирается стройный молодой человек с аккуратной прической. Опытным глазом она сразу определила, что это не лихой браток и не гуляка из золотой молодежи, вроде Максимки Рычкова. Стать, ясный взор и здоровая, ровная нежность кожи молодого человека внятно говорили Вике, что перед нею свой брат, клерк из хорошей фирмы. Этакий слегка разбавленный вариант Кирилла Смоковника. Аккуратный молодой человек уселся рядом с остроносым брюнетом и засиял приветливостью. — Чего лыбишься? — невежливо спросил Шура Балаганов. — Твой-то что решил? — Наши дела закончены, — сказало подобие Смоковника брюнету. Брюнет из этих троих, очевидно, был главным. Он молчал. Зато заговорил человек-шкаф: — Так не пойдет. Духу надо еще пять штук. Причесанный молодой человек пожал плечами. Наконец открыл рот и брюнет. Говорил он довольно сиплым тенором: — Нехорошо! Вы обещали добавить. Молодой человек снова показал множество одинаково ровных и длинных зубов: — Дела закончены. За что надбавка? Уймите своего Духа: доплата предполагалась за особый риск. Но разве таковой риск был? Ни малейшего. Более того, подвернулась какая-то дура в шляпе. Следствие роет в основном эту версию — у нас есть эксклюзивная информация. Щупают еще Приходько с Комковского мясокомбината — того, что не сдал Малиновскому акции. Обе версии мимо! И ваш Дух может либо ехать себе на все четыре стороны, либо торговать мороженым на главной улице — никому он не нужен. Он вне подозрений. Он — тот неуловимый Джо, которого никто не ищет. Пусть успокоится! — А шеф твой спокоен? Ночью в кроватку не писает? — снова встрял Балаганов. — Тихо, Стасик, — осадил его брюнет и повернулся к причесанному юноше. — Ты так своему дяде скажи. Духу мало. Еще пять штук! Дядя должен понимать, что это серьезно. Пусть подумает. Улыбчивый молодой человек медленно покачал головой. Его твердый трезвый взгляд унесся далеко в мерцающую тьму зала. Вика все это время делала вид, что дремлет на плече у Гузынина. Она даже сладко почмокивала иногда губами. Разговор приличного молодого человека с тремя бандитами (она уже не сомневалась, что это бандиты) слышен был превосходно. Когда же речь зашла о дуре в шляпе, Вику вдруг заколотило так, будто она в португальском своем платье, с голыми руками и спиной, оказалась сейчас на апрельском ночном ветру там, под звездами, в тени Сумасшедшего дома. Даже Гузынин откликнулся на ее дрожь и стал безуспешно натягивать голубой подол на ее бедро, по которому под колготками выступала гусиная кожа. “Ничего, не беспокойтесь”, — прошептала Вика Юрию Петровичу и машинально погладила его по щеке. Свершилось! Теперь она знала почти все. Трое с Интернациональной — убийцы. Вернее, они организовали убийство Малиновского, а застрелил его тот, что остался в седьмой квартире — парень с подбородком вперед и со светлыми даже в темноте глазами. Известно теперь, что зовут его Дух. И он требует за работу какую-то надбавку, которую не выплачивают, потому что вместо Духа разыскивается она, Вика. Донимают и несчастного Приходько. Вика слышала как-то по телевизору, что один сельский мясокомбинат не пожелал влиться в колбасную империю Малиновского и заблокировал тем самым реформы, прогресс и продвижение всего человечества к процветанию. А теперь вот Приходько еще и в заказчики убийства записали. Но кто же настоящий заказчик? Конечно, хозяин румяного и аккуратного молодого человека. А хозяин кто? В первую минуту клерк в стиле Смоковника показался Вике знакомым, однако она решила, что на нем просто оттиснут штамп корпоративной банальности. Но чем больше она сквозь дрожащие полузакрытые ресницы вглядывалась в молодое гладкое лицо с правильным носом и правильными зубами, тем больше убеждалась, что видела это лицо прежде. И голос определенно знакомый! Откуда? Где встречались? Разумеется в “Грунде”. Кто-то из клиентов? Гостей? Сотрудников? Вика пронеслась мысленно по великолепному офису своей фирмы, распахивая двери и вглядываясь в примелькавшиеся лица. Первый этаж, второй… Господи, кто же это? — Ну, как знаете, — спокойным тоном случайного прохожего проговорил молодой человек. Три богатыря переглянулись, Балаганов вскочил: — Пошли, Дэн! Я только с папой с самим теперь говорить буду. Чего эту сявку слушать! Остроносый Дэн, самый главный и самый приличный из всех троих, тоже поднялся. Он был не так груб, как Стасик Балаганов, он даже ухмыльнулся, но ухмылка вышла злобная: — Кончен, говоришь, разговор? А дело не кончено. Так своему и передай. Человек-шкаф даже говорить не стал. А может, не сообразил, что сказать. Все трое удалились с угрожающим достоинством. Молодой причесанный человек остался сидеть за пустым столиком. Скоро из зала набежала стайка девушек, взбудораженных поимкой очередной майки мегапевца. Посланец неведомого папы умудрился с ними смешаться и исчез.