– Узнает в свое время, – Маккензи небрежно пожал плечами. Это могло значить как пышные проводы на пенсию, так и несчастный случай со смертельным исходом. – Эл, я не буду предупреждать тебя, что произойдет, если ты облажаешься. Просто глубоко внутри памяти спрячь и пусть лежит до нужного момента – от того, что мы делаем, зависит судьба нашей колонии, как бы это пафосно ни звучало. Приступаешь завтра, ты способный молодой человек, справишься. Молодой человек шестидесяти шести лет улыбнулся, вылез из кресла и вышел из кабинета. Маккензи смотрел ему вслед, пока дверь не закрылась, потом приложил ладонь к центру экрана, стоящего чуть в стороне. Появилось изображение – семиконечная звезда, вписанная в круг, и надпись в ее центре – «SHINE Project». Полковник повернул изображение звезды три раза по часовой стрелке, на разные углы, каждый раз фиксируя поворот нажатием на центральную надпись, потом один раз против часовой на одну седьмую оборота, приложил глаз к сканеру и вошел в главное меню. Вывел список персонала, поставил галочку напротив фамилии майора и написал небольшой комментарий, всего несколько слов. 18 августа 334 года от Разделения, среда Кейптаун, округ Фишбург Громкие вопли горожан прорывались даже через плотно закрытое окно, Павел пожалел, что не взял номер возле лифта – там окна не было вовсе, и поплелся в душ, а оттуда – на завтрак. В небольшом помещении на первом этаже на длинном столе стояли подносы с едой, бодрая румяная старушка сидела за небольшим столиком, следя за постояльцами. Еда была не очень разнообразной, но, что называется, домашней; Павел положил на тарелки омлет, три горячие булочки, масло и джем, налил кофе в большую керамическую чашку и уселся в углу. Кроме него в ресторане сидели еще трое, они громко разговаривали и минут через пять ушли. Буквально через минуту зашла молодая женщина с восточными чертами лица и длинными светлыми волосами, схватила было тарелку, но уцепилась взглядом за Веласкеса, подошла и села напротив. – Доброе утро, детектив, – маг подцепил кусочек масла, – как спалось? – Паясничаешь? – Волкова отобрала у Павла последнюю булку и нож с маслом, соорудила себе бутерброд. – Веласкес, я ведь от тебя не отстану, в твоих же интересах быстро мне все рассказать, и мы больше не увидимся. – Собственно, я не против. – Ну вот и отлично. – Настя достала планшет. – Не против, если ты будешь за мной ходить. – Ты, наверное, не понимаешь, в какую глубокую задницу угодил. – Волкова наклонилась, пристально глядя Павлу в глаза. – Твой коллега мертв, а тебя видели рядом с местом преступления, в твоем доме нашли уйму улик; как только эта чертова Служба выплюнет тебя, будь уверен, рядом окажутся совсем другие детективы и отвезут тебя в отделение. Там ты посидишь в клетке часов двадцать и выложишь все, что знаешь и не знаешь. Я на твоей стороне, расскажи мне все, и мы придумаем, что делать дальше. Павел кивнул. Достал пластиковый квадратик для записей, приложил к экрану телефона, а потом протянул Насте, та машинально взяла. – Что это еще за хрень? – Контакты моего адвоката, мистера Ломакса. Я только что нанял его. Волкова выругалась, сначала про себя, потом вслух. – Мерзавец, – прошипела она, – из-за тебя женщина погибла, а ты сидишь и ухмыляешься. – Какая женщина? – Веласкес тут же стал серьезным. На самом деле адвоката он нанял прошлым вечером, обычно в неприятных ситуациях, которые у серьезных репортеров случаются чуть ли не каждую неделю, а у стажеров – гораздо реже, он пользовался услугами юристов Карпова, но сейчас обратиться он к ним не мог, поэтому еще вчера позвонил Нине Фернандес, и та нашла ему Ломакса, молодого адвоката из Нижнего города. Ломакс занимался другим делом, но обещал через два дня переключиться на Веласкеса, а за это время получить информацию из управления полиции. И строго наказал никому ничего не рассказывать. Вместо ответа детектив показала ему изображение лже-Клэр в трупном чехле. Этого Павел никак не ожидал. – Хорошо, – сказал он. – Неофициально и без записи. Встречаемся у входа через десять минут. По дороге к площади Настя взяла Павла под руку, словно они были парой. На самом деле она скорее боялась, что этот мозгляк куда-нибудь сбежит. Веласкес вел съемку и разговаривать в это время о делах не собирался. На себя и Волкову он нацепил значки почетных гостей. Люди стекались к центру города со всех сторон, возле ратуши собралось не меньше трех тысяч горожан, многие с детьми. Квадрат двести на двести метров был замощен гранитной плиткой, прямо перед входом в ратушу возвели трибуну, на которой стояли мэр и пять членов городского Совета. В углу площади стоял вагончик, перед ним молоденькая на вид девушка с розовыми волосами и кукольным личиком позировала для репортеров, они, казалось, уделяли ей больше внимания, чем празднику. – Мел Пайпер, – показал на нее Веласкес. – Какая-то певичка из Сентаменто, придется взять у нее интервью. – Это же Мел Пайпер, которая поет «Me Fode», ты вообще музыку слушаешь? Эту песню все знают, она самая популярная, особенно среди таких же, как ты, прыщавых подростков. – Я в курсе, – поморщился Павел, пропуская оскорбление мимо ушей, – мне уже успели рассказать и даже напеть. – Еще раз повторю, она популярная, дружок. Смотри, у нее охранников больше, чем у нас копов в отделении, а ты просто подойдешь к ней и скажешь, мол, привет, я репортеришко из занюханной газетенки Нижнего города, хочу задать тебе несколько вопросов? – Это моя работа, детектив. Кстати, именно так ты ко мне и подошла сегодня, а вообще – да, один вопрос задам. – Какой? – Про сцепленные кольца, это очень интересует наших читателей. – Понятно, почему послали тебя. – Настя насмешливо поглядела на Веласкеса. – И все равно тебе к ней не пробиться. Павел пожал плечами, продолжая водить головой, а вместе с ней камерой, по толпе. – Спорим? – не унималась Волкова, она самой себе не смогла бы ответить на вопрос, почему это делает, настолько этот самовлюбленный придурок ее раздражал. – Хорошо, если я выигрываю, ты от меня отстанешь. – Ладно. А если выиграю я, ты отвечаешь на мои вопросы. На все мои вопросы. – Нет, так не пойдет. Но расскажу, что знаю о той женщине, которую ты мне показала. – Все расскажешь? – Да. – Договорились, – Настя довольно улыбнулась, – иди, позорься. И возвращайся поскорее, у нас есть о чем поговорить. Веласкес протолкался через первый ряд охраны, его пропустили, просканировав репортерский чип, потом через второй, тут помог значок; оставался третий, охранники певички окружили свою клиентку, и чтобы подойти к ней, нужно было пройти либо через них, либо перепрыгнуть выставленные барьеры. Пайпер стояла в отдалении, рядом с вагончиком, две девушки порхали вокруг нее, наводя на певичку марафет. Рядом с ней смуглый мужчина с бородкой и в бейсболке уставился в планшет, словно происходящее вокруг его не касалось. Дорогу Павлу преградил типичный бодигард, высокий, широкоплечий и надменный, с кобурой под пиджаком. – Мисс Пайпер не дает интервью, – заученно сказал он, глядя на карточку с чипом. – Присоединитесь к другим репортерам. Веласкес помахал своим браслетом, отчего охранник напрягся и потянулся к оружию, а другие посмотрели в его сторону. Один из них раньше работал на Карпова, он подошел к репортеру, крепко сжал его руку. – Павел, ты что здесь делаешь? Как тебя занесло в эту дыру? Я думал, ты берешь интервью только у приличных людей. – Приходится заниматься чем скажут. – К ней нельзя, – охранник мотнул головой в сторону певички, – рад бы помочь, но меня потом взгреют. – Этот, который рядом с ней? – Том Орнсби, менеджер, тот еще говнюк. Но платит хорошо. – Будь другом, скажи, что я от мисс Ласкер, он должен быть в курсе. Охранник недоверчиво кивнул, подошел к бородатому, сказал что-то, показывая на Павла рукой, менеджер сморщился, словно лимон прожевал, сверился с планшетом и кивнул головой. – У тебя три минуты. – Охранник затащил Павла внутрь периметра, Настя было дернулась за ними, но ее не пустили. – От самой Эми Ласкер? Ты важная персона, приятель. Веласкес только улыбнулся. Жена Кавендиша, Эмили, в свое время была куда более знаменита, чем эта певичка, и до сих пор чувствовала себя в музыкальной тусовке как рыба в воде. Поэтому Орнсби встретил Павла слащавой улыбкой, отвел подальше от толпы, сделал Мелани знак, та недовольно надулась, но подошла. – Кто это такой, Том? – Так нужно. Он задаст тебе пару вопросов, и все. Одна минута. Репортеры переключились с Мелани на Веласкеса. В основном эти ребята приехали из Сентаменто и Ривердейла, знакомых среди них не было, но Павел готов был биться об заклад, что информация о нем уже поступала к ним на телефоны. – Ладно, – певичка вздохнула. – Только два. Одна из девушек продолжала укладывать ей волосы. – Один, – уточнил Павел. – Только один вопрос, мисс, от «Фундо Политико» и наших читателей. Как вы относитесь к моде на нераздельные кольца? – Отличный символ любви, жаль, что у меня не с кем сцепить такое колечко, но надежда живет в моем сердце. – Пайпер ослепительно улыбнулась в камеру. – Это все? – Да, спасибо, мисс. Это было замечательно сказано. – Но на самом деле мне на них наплевать, – устало добавила певица. – Почему все время задают дурацкие вопросы? – Может потому, что ваша лучшая песня называется «Трахни меня»? – не удержался репортер. – И то верно. – Мелани сделала шажок, чтобы уйти, и, уже отворачиваясь, бросила: – Интересно, какая твоя любимая песня? – «Black fucking Sol», – совершенно честно ответил Павел. – Неужели? – Пайпер даже специально повернулась, чтобы посмотреть ему в глаза. – Ничего оригинальнее придумать не мог? Ей уже лет сто. – Семьдесят четыре, тетя Эми написала ее в семнадцать лет. – Тетя Эми? – Мелани насмешливо улыбнулась, но от раздражения ее ноздри расширились. – А Моузес Грейв для тебя дядя Мо? Ты знаешь, что я училась пению у великой Эми Ласкер? Я была ее ученицей, и это то, чем я горжусь. Если всякие проходимцы вроде тебя начнут трепать ее имя, они пожалеют. Что, Том? – Мисс Ласкер сама просила за этого молодого человека. – Орнсби подергал себя за бородку. – Они знакомы, Мел.