Она положила дрожащие пальцы на горячие бока кружки и замерла, с наслаждением втягивая аромат липового цвета. Сколт сел напротив, но к своему чаю даже не притронулся. В голубых его глазах Айрис почудилась сталь — холодная, безжалостная. — Рассказывайте, — твердо сказал патер. — Чтобы вам помочь, я должен понимать, что происходит. — А вы что, не знали, что Рато меня бьет? Айрис всхлипнула и беспомощно посмотрела на Сколта. Тот лишь кивнул. — Знал. И говорил господину барону неоднократно, что Двуединый не одобряет этого. — Он мне руку сломал, и я убежала в лес, — жалобно проговорила она. — Однако, обе ваши руки в порядке, насколько я понимаю. — Вы думаете, что я… И осеклась. Теперь впору было рвать на себе волосы от отчаяния. Ну зачем, Двуединый, зачем она ляпнула про сломанную руку? Как теперь объяснить, что она чудесным образом зажила? И тут, выходит, только два пути — рассказать патеру правду и отправиться в озеро в мешке или позволить ему считать госпожу баронессу лгуньей. — Я не думаю, что вы лжете. — Патер прищурился, внимательно глядя на нее. — Возможно, это был ушиб? — В-возможно, — заикаясь, выдавила Айрис. У нее вдруг появилось нехорошее чувство, что патер медленно, но верно загоняет ее в западню, из которой не выбраться. — Ну так и не говорите никому про руку. — Он усмехнулся, покачал головой. — Вообще помалкивайте обо всем, что было в лесу, понимаете? — Вы… — Она не нашлась, что сказать. Патер Сколт оказался на диво проницательным человеком. Но… как же… неужели не бросится звать храмовников, чтобы утопить оскверненную? Вам, видимо, надо вернуться в замок, — подсказал с улыбкой Сколт, — у вас там ребенок. Милое несчастное дитя. — Да… да, Микаэл, — пробормотала Айрис, окончательно потерявшись. — Я вам помогу. — Он наконец подвинул к себе чай и сделал медленный глоток, не сводя с Айрис взгляда. — Мы вернемся вместе, и я скажу, что нашел вас у дверей храма и что ангелы парили в небе над вами. Я же служитель Двуединого, я вполне могу видеть ангелов. — Правда можете? — прошептала совершенно сбитая с толку Айрис. — Могу, — твердо ответил патер, — но прежде, чем мы вернемся, покажите мне ваши руки. «Он все понял», — пронзило Айрис осознание слов священника, заставляя остолбенеть и мгновенно покрыться ледяным потом. — Ну же, показывайте. Мягкий, обманчиво-мягкий голос, и такой же обманчиво-мягкий и неприметный человек. Айрис протянула через стол трясущиеся руки и едва не закричала, когда Сколт уверенно повернул их ладонями вверх. Но кожа на запястьях была чистой, не было там знаков, как у несчастного Зольки, который сжег себя и тех, кто был рядом. — Хорошо, — донеслось до нее как сквозь вату, — очень хорошо. Вам очень повезло, дорогое дитя. Потому что в противном случае… даже не знаю, что пришлось бы делать. — Вы догадались, где мне вылечили руку, — сипло шепнула Айрис и опустила голову. — Конечно. Перелом не лечится просто так за три дня. А лгуньей вы никогда не были. Да и врать-то как следует не умеете. — Но… почему… вы… я же… Сколт приложил палец к губам. — Забудьте, что были в Проклятом лесу, — тихо сказал он, и каждое слово впечатывалось в ее сознание, словно камень в строительный раствор, — и никому, никогда об этом не говорите. Но, возможно, когда вы возвыситесь, то вспомните, что я сделал для вас, и поможете мне, хм, допустим, стать настоятелем храма. — С чего вы взяли, что я возвышусь? — Я читал о подобном, — многозначительно изрек патер, — такое было однажды, много лет назад. Но прошлого избранного убили. Не храм, нет. Другие. Избранный вознесся и стал Двуединым, понимаете? В летописях сказано, что Проклятые здесь уже появлялись когда-то… И Сколт улыбнулся так тепло и открыто, что на миг Айрис и в самом деле поверила, что все будет хорошо. И что Рато ее больше бить не будет. А в следующее мгновение в дверь решительно постучали. Патер вздрогнул, сердито глянул на Айрис. — Кому вы говорили, что придете сюда? — Я… не… И выдохнула: — Маме. Только маме. Сколт выругался сквозь зубы, совсем неподобающе для служителя Двуединого. — Мне придется открыть, вы это понимаете? — Да, — внутри все сжалось и с размаху ухнуло вниз. — Молчите про лес, — шепнул Сколт. В дверь колотили, не переставая, и с каждым ударом что-то медленно умирало внутри Айрис. Потом стук оборвался, послышался лязг доспехов, ругань, тяжелые шаги, и в гостиную ввалились сразу пятеро. Трое патрульных и два храмовника, в латах прямо поверх долгополых одежд. — Она! — Храмовник ткнул пальцем в Айрис. — Забирайте! — Вы не вправе. — Патер Сколт, работая локтями, протолкнулся сквозь них и стал перед столом, загораживая собой Айрис. — Это госпожа баронесса, вы не вправе ее забрать. К тому же никаких доказательств… Ее руки чисты. — А вы, Сколт, никак оскверненных покрываете? — выступил вперед один из храмовников, рослый и молодой. Айрис ощутила на себе его жадный взгляд, как будто она была очень ценным призом в их беспощадной игре. — Она чиста, — повторил патер уверенно. — Если нужно, я принесу клятву. И она принесет. — Носители скверны сплошь и рядом дают лживые клятвы, — ухмыльнулся храмовник, продолжая ощупывать Айрис взглядом жгуче-черных глаз. — Может, и вы, патер, носите в себе дар Проклятых? — Ничуть. — В голосе патера уверенности поубавилось, но он по-прежнему не сходил с места. — Но я не понимаю, с чего вы взяли, что жена барона Ревельшона, мать единственного наследника, осквернена? — Нам донесли, что на ней одежда Проклятых. С дороги, патер Сколт, если не хотите в мешок. «Ох, мама… ну зачем, зачем…» Айрис уронила лицо в ладони. Затем, почувствовав легкое прикосновение к плечу, подняла голову. Патер Сколт смотрел на нее, щека его дергалась, а рот скривился так, словно что-то безжалостно, рыболовными крючками, тянуло губы в разные стороны. Гримаса смерти. — Простите меня, — сказал он, — я ничего не могу сделать. — Я понимаю, — прошептала Айрис, — и вы… простите меня, дуру. Потом она медленно поднялась и посмотрела на храмовников. — Я добровольно пойду с вами. Я рассчитываю на справедливый суд. Потом ее бесцеремонно выволокли из-за стола, вытащили на улицу и повели к храму. Ну, как повели… Ноги ее не слушались. «Мама, зачем ты убила меня?» Айрис не плакала, отчего-то слез не было. В мыслях она прижимала к себе своего славного малыша. Ей ведь дадут увидеться с ним еще раз? Последний? * * * Нет никакого справедливого суда. Нет никакого суда вообще. И Двуединого тоже нет. Обрывки мыслей беспомощно болтались в совершенно пустой голове. Айрис приволокли в подземелье храма, содрали одежду, уделив самое пристальное внимание злополучной рубашке, и так и оставили, совершенно голой, связав за локти у каменного столба. Ну и что, что без одежды. Всем наплевать. Они все равно смотрят на нее как на труп, разлагающийся и смердящий. Никто даже голыми руками не касался, только в толстых войлочных рукавицах. Айрис не знала, сколько часов она простояла вот так, у столба. Рук своих она уже не чувствовала, ног тоже. Тело напиталось холодом.