— Приходи в себя, — сердито сказал он, — все будет хорошо. Но нужно немного подождать, понимаешь? И не мучай меня так. Почему мне рядом с тобой настолько больно — и настолько хорошо? За что мне это? — Так отпусти, и не будет больно, — прошептала, утыкаясь носом в черный шелк рубашки. — Нет, — ответил почти злобно, — нет. Это сильнее меня. Дядя прав, женщина — большая слабость для императора. Но если выбирать между троном Рамелии и тобой, я всегда выберу тебя. — Потому что я — твоя пара? — Нет. Потому что ты — лучшее, что со мной случилось за последние двадцать восемь лет. Все эти годы я был мертвым, а теперь живу. Давай вот что. Ты немного передохнешь, и я… в общем, я хотел позвать тебя полетать над Рамелией. Только ты и я. И… ничего такого. Я тебя не трону. Ты так и не поняла, что для меня желания моего аватара — это не самое важное. * * * В спальне ее немного отпустило, хотя бы перестало трясти. Айрис механически переодевалась, а сама думала — вот дура-то, только решила быть собой, не слушаясь всяких подсаженных в голову мыслей, и на тебе, первым делом предложила себя Оллину. Хотя никакой страсти тут и не было. Как еще заставить его забрать Мику? С другой стороны, он тоже прав. Не может будущий император просто так сорваться с места, все бросить и улететь с планеты. Тем более, если дядя Лайон озабочен обстановкой. Ларх. Бедный Оллин! Только вырвался из клетки и угодил в новую, куда более крепкую, иллюзорными прутьями. То не делай, туда не ходи… Она пошла, умылась. В зеркале веки красные, нос распух. Рато, когда видел ее в таком виде, еще больше злился и бил. Айрис тряхнула головой. Нет, никаких больше воспоминаний. Она здесь, она свободна. И хмыкнула. Смешно говорить о свободе, когда по-прежнему тебе все диктуют, что делать, когда ты не можешь выйти из дворца, да и в мозгах как следует поковырялись. И самое обидное, что пока нет выхода. Остается смириться и потерпеть, и надеяться, что Оллин все же уладит свои дела и поможет слетать на Эрфест. В дверь осторожно постучали. Думая, что это обед привезли, Айрис быстро подошла, открыла — на пороге стоял Оллин в темно-синем летном костюме. В руке — закрытая пластиковая корзинка. И снова это дурацкое желание к нему прикоснуться… — Я тут подумал, — сказал он, — давай пообедаем не здесь, раз уж я ничем не занят. Айрис кивнула, не видя смысла отказываться. Какая разница где? Пришлось быстро переодеться, пока Оллин ждал снаружи. — Самое главное сейчас не напороться на дядюшку. — Оллин мягко накрыл ее пальцы своими. — Он боится, что на меня будет совершено покушение. — Наверняка не просто так боится. А по руке расплывается легкое ласковое тепло. Нет, так нельзя. Иначе их прогулка закончится, так и не начавшись, вот здесь, в спальне… Айрис несколько торопливо разорвала контакт, еще раз окинула взглядом комнату и вышла следом за Оллином. — Не просто так, да, — согласился он, — но мы полетим туда, где вряд ли кто знает меня. И даже возьмем аэромобиль из гаража, который в основном для сопровождения. Айрис молча шагала следом по широким и светлым коридорам, глядя в широкую спину Оллина, обтянутую шелковистой тканью костюма, на его загорелую шею. На затылке волосы были темнее, чем на макушке, и коротко острижены. Айрис помнила ощущение колкого и жесткого ежика под пальцами. И чего она сопротивляется? Красивый, привлекательный мужчина, который будет с ней бережно обращаться. Стиснула челюсти. Нет, нет. Хватит. Она не кукла. Она не будет покорной марионеткой. Если что и будет, то не потому, что ей что-то там подправили в голове, и не потому, что аватар притягивает к себе пару. Пусть это будет настоящее, только их с Оллином чувство. Оллин вдруг замедлил шаг, поравнялся с ней и все же взял за руку. Такое впечатление, что ему просто необходимо было находиться как можно ближе, постоянно видеть и касаться ее. Желание аватара? Или желание самого Оллина? Айрис не стала руку убирать, и так они спустились в гараж. Тут не было ни души, и Айрис озиралась с любопытством. Каких только аэромобилей здесь не было! Всех цветов радуги, самых разных форм. Она узнала тот аэромобиль, в котором летели из космопорта — белый, сплющенный, похожий на объемное блюдце, слегка вытянутое, или на капюшон кобры. Были и другие, с острыми носами, узкие; и похожие на падающую каплю воды тоже были. Оллин уверенно прошагал к самому неприметному аэромобилю обтекаемой каплевидной формы, пощелкал управлением на своем коммуникаторе, и кабина раскрылась, словно апельсин, разрезанный на дольки. На одной из долек тут же образовались мягкие ступени. — Прошу. — Оллин сделал приглашающий жест. — Ты не смотри, что он с виду неказистый. Я посмотрел в каталоге, это самый быстроходный аэромобиль в гараже. Мощность двигателя просто зашкаливает. Айрис аккуратно поднялась по ступенькам, которые чуть заметно пружинили под ногами. Непривычно. Казалось, что ступни сейчас провалятся в пустоту, или ступеньки снова сгладятся и она на животе съедет на пол. Но ничего такого не случилось, она уселась в кресло, которое тут же подстроилось под форму ее тела. Кресел было всего два, но сзади имелось что-то похожее на полочки, и Оллин сперва сунул туда корзину, а затем уселся в кресло пилота. — Мы немного полетаем, а потом пообедаем в уединенном месте, — сказал он. — Да, кстати… Полез в нагрудный карман и протянул Айрис коммуникатор, такой же, как и у него. — Ты до сих пор не включилась в жизнь Рамелии. Айрис взяла прибор, и, пока прилаживала на запястье, Оллин завел аэромобиль, закрыл кабину — на миг стало душно, но тут же заработала система циркуляции воздуха. — Ну что, полетели? И весело подмигнул. Повинуясь управлению, аэромобиль величаво выплыл из ангара. Айрис в это время уже активировала коммуникатор. А потом Оллин резко вдавил какие-то кнопки на панели управления, и Айрис буквально вбросило в упругие объятия кресла. Синева неба резко надвинулась, потом они мгновенно проскочили сквозь туман — это было облако, и дальше плыли уже спокойно. Хотя это только казалось, что спокойно, на самом деле аэромобиль летел вперед очень быстро. Айрис выглянула в боковое окно. Далеко внизу осталась Рамелия, и города торчали причудливыми сталагмитами. Она увидела и космопорт, он сверкал под солнцем хромом, сталью, ослепительной белизной. Но космопорт был неблизко и постепенно удалялся. Они летели туда, где заканчивались города, где из курчавой зелени лесов вздыбились кроваво-красные скалы, отвесные, совершенно гладкие, словно гигантские иглы. Правда, кое-где они перекрывались арками, и в результате получалось странное, почти невероятное каменное плетение. Почти кружево. Оллин вел аэромобиль именно туда. Поймав ее вопросительный взгляд, он кивнул. — Я сегодня утром, еще до завтрака, полистал буклет. Скалы образовывались в результате вымывания осадочных пород на протяжении миллионов лет. Ну, то есть, когда-то там было море, на дне которого образовалось много активных вулканов. А потом — осадочные породы. И океан ушел. Как-то так и получилось. — Красиво, — согласилась Айрис, — очень необычно. Я никогда такого не видела… Да я вообще мало что видела. Небо было ярко-синим, почти ультрамариновым. Местное солнце, Эгирея, висело на небосводе ослепительно-белым жарким клубком. И скалы эти… Застыли, словно вылитый в воду горячий воск, глянцевый, густого бордового цвета. — Давай там погуляем. — Оллин сосредоточенно следил за приборами. — Туда туристов редко пускают. А если локатор засечет мой аэромобиль, то мне ничего все равно не будет. Делайны имеют доступ ко всем объектам Рамелии. Айрис согласно кивнула. В ней просыпался интерес — а как это вообще бывает? Ведь, по сути, она в первый раз в жизни куда-то едет с мужчиной. Не на рынок и не на ярмарку, и вообще не по делам, а просто так, чтобы полюбоваться необычными скалами. Посмотреть на города с высоты. — Высота — порядка полутора тысяч метров, — прокомментировал Оллин, — там будет комфортно. И начал закладывать вираж. * * * Снаружи оказалось свежо, невзирая на яркое солнце. Впрочем, летный костюм живо адаптировался, было не холодно. Чтобы ветер не трепал волосы, Айрис быстро заплела их в косу и даже заправила под воротник. Оллин тем временем достал корзинку, открыл ее, и первым делом оттуда появились плед и тонкая светло-зеленая скатерть. — Ветром ведь унесет, — нахмурилась Айрис, глядя на легкую ткань. — Она прилипает, — возразил Оллин, старательно расстилая скатерть на пледе, который оказался таким большим, что на нем поместились бы не только они вдвоем. — Устраивайся, — пригласил он, — на камнях сидеть прохладно, а плед с хорошей теплоизоляцией. И принялся с удовольствием расставлять съестное. Айрис даже неловко стало: это ведь женское занятие — готовить и подавать еду, убирать за мужем. А тут все наоборот. Совершенно выбивает почву из-под ног. Она попыталась вмешаться, но Оллин с улыбкой шлепнул ее салфеткой по рукам. — Я сам, не мешай. Знаешь, когда-то очень давно я мечтал о подобном. Подсмотрел в сети, что это называется пикник, и потом с ума сходил. Представлял, что было бы, будь у меня семья… И чтобы мы вот так, на коврике, где-нибудь за городом… И умолк. Ему было тяжело говорить о своих двадцати восьми годах одиночества, а все, что она могла сделать, это просто слушать. Айрис вообще было непонятно, как он с ума не сошел за столько-то лет. — Ты ешь. — Оллин пододвинул к ней белую тарелочку с маленькими канапе. — Правда, это не я готовил, но меня на кухне заверили, что вот эти розовые кусочки — соленая рыба на взбитом масле. Айрис прикусила губу. Здесь было столько всего, что глаза разбегались. Закуски, которых она никогда в жизни не пробовала… И пирожные, тоже маленькие, но такие занятные — тончайшие ажурные корзиночки из хрустящего теста с кремом и крупными ягодами на нем, с шоколадными цветами сверху. Она осторожно взяла пирожное, откусила и зажмурилась от удовольствия. Вкус нежного крема смешался с ягодным соком, сладким, но с чуть заметной кислинкой. И было это просто невероятно. — Спасибо, — прошептала она, — спасибо. У меня никогда такого не было. Никогда. — У меня тоже. — Он уже устроился на пледе возле скатерти, подвинув к себе тарелку с мясными пирожками. Потом огляделся по сторонам. — Здесь красиво, правда? Мне казалось, что вот так сидеть на вершине и смотреть на Рамелию сверху будет занятно. Тебе нравится? Айрис вдруг поймала себя на том, что еще чуть-чуть, и разрыдается. От растерянности. Происходящее все больше походило на счастливый сон. Она — и вдруг на пикнике, и не надо бояться, не надо прятаться. Разве такое возможно? — Расскажи еще о себе, — попросил Оллин, — мне очень хочется с тобой познакомиться. По-настоящему. Он прилег на краю пледа, вытянул ноги и подпер голову ладонью. Отросшую челку трепало ветром, и Айрис захотелось пропустить ее сквозь пальцы, обвести твердые контуры скул, ощутить колкую щетину на щеках… Она вздохнула. О чем ему рассказывать? Что ему может быть действительно интересно? Ну в самом деле, не о том же, как она возилась на кухне, как пыталась управляться в замке, а ее никто не слушал, всем было наплевать на никчемную девчонку. Только Маараш хорошо к ней относилась. Наверное, чувствовала себя немного виноватой, потому что барон… Впрочем, не важно. Теперь уже не важно. — Что ты хочешь узнать? — спросила она. Получилось жалко и хрипло. — Расскажи, что тебе нравилось. Что ты любила. Айрис задумчиво рассматривала пирожные. Что любила… — Я любила маленького братика, Арниша, — сказала она, — он последний… у моей матушки. Он был такой ласковый, вечно подойдет, уткнется носом в юбку. Он делился со мной сахарками. — Он жив сейчас? — Оллин внезапно нахмурился. — Что? А-а, конечно, жив. Просто потом меня не было рядом. — А что случилось? — Меня замуж отдали, — через силу сказала Айрис, — жена больше не бывает в отчем доме, так положено. В груди, несмотря на чудесную атмосферу вокруг, стремительно вспухал черный болезненный пузырь. Замуж. Будь проклят тот день, когда она попалась на глаза барону! Почему он не был слепым? Или настолько пьяным, чтобы не рассмотреть ее, а если рассмотреть, то забыть на следующее утро? — Я читал, что на Рамелии замужество — это счастливое событие, — заметил Оллин. — Женщины радуются, когда выходят замуж. У тебя, видимо, не так было?