Кевин кивнул. Он знал, о чем речь. — Я его читал. Он пустил о себе слух как о самом порочном человеке на свете, несколько лет назад я купил пару книг. Слух сильно преувеличен. — Вам виднее. — Следовательница убрала письмо в пластиковый пакет, а пакет запечатала. Возле допросной Кевин поздоровался с адвокатом Эркана. Им оказался тощий мужчина трудноопределимого возраста с брюшком, седой ухоженной бородой и преувеличенно крепким рукопожатием. Кевин уселся за стол. Адвокат и его клиент поместились напротив. Судя по внешнему виду, Эркан чувствовал себя не так уж плохо. У него был вид простодушной невинности. Кевин положил на стол телефон, нажал кнопку записи и, проговорив дату, время и место проведения допроса, задал первый вопрос. — Что произошло в ночь исчезновения Фрейи Линдхольм? Эркан взглянул на адвоката, и тот жестом распорядился ответить. Кевин изучал лицо Эркана, ища малейшие признаки того, что тот лжет или что-то утаивает. — Я выпустил Фрейю, Нову и Мерси в начале первого ночи, — заговорил Эркан. — Около половины пятого Нова и Мерси вернулись, пьяные и под кайфом. Нова была вообще не в себе, а Мерси все-таки что-то соображала. — А Фрейя? Эркан покачал головой. — По словам Мерси, Фрейя сказала, что с нее хватит и что она будет добираться автостопом до Стокгольма. А потом просто удрала. — Они говорили, чем занимались между полуночью и половиной пятого? Эркан вскинул руки. — Принимали наркотики, пьянствовали. В лесу. Кевин поразмыслил. — Нова и Мерси звонили вам из домика возле Тьерпа чуть больше недели назад. Можете пересказать мне разговор? — Да… Нова и Мерси позвонили, рассказали, что произошло; я запаниковал и попросил их связаться с одним человеком… Эркан резко замолчал; он не улыбался, но глаза у него заблестели. Адвокат вопросительно посмотрел на Кевина, что означало — пора приостановить запись и позвонить прокурору, если они хотят, чтобы Эркан рассказывал дальше. — Адвокат показал, что арестованный желает сделать перерыв, — отметил он и, указав точное время, выключил запись, после чего набрал номер прокурора и включил громкую связь. Прокурору Кевин сообщил, что проводит допрос, и защита хочет заключить сделку. — Они сидят напротив меня и услышат ваши слова. — Чего хочет защита? — спросила прокурор. Адвокат наклонился к телефону и заговорил громче, чем нужно. — Здравствуйте, Каролина. Как вам известно, ранее мой клиент не подвергался наказаниям. Мы рекомендуем обвинению остановиться на статье за пособничество проституции. — Да? И что мы получим взамен? — Кроме признания моего клиента в сутенерстве вы получите три имени, из которых два — из списка торговцев живым товаром. Третий покупал секс с несовершеннолетними. Воцарилось долгое молчание. Наконец прокурор сказала: — Я могу добавить к истории Эркана пару строк от себя. — Спасибо, Каролина, — сказал адвокат. — Мы удовлетворены. Прокурор отсоединилась. У Кевина появилось чувство, что она и адвокат в принципе уже договорились. Что телефонный звонок был всего лишь формальностью. Адвокат взглянул на своего клиента. — Теперь можете рассказать то, что рассказывали мне. Начните с человека, к которому вы направили Нову и Мерси, когда они позвонили из домика. — Его зовут Ульф Блумстранд, — без выражения сказал Эркан. — Блумстранд — единственный, кто, по-моему, имел возможность их пристроить. — Спасибо, но это лишь подтверждает наши подозрения. Мне нужно больше. У вас есть предположения о том, где найти Блумстранда или где он прячет девочек? Эркан взглянул на адвоката, и тот снова ободряюще кивнул ему. — Он работает с парнем, которого зовут Юрис Селезник. Кевин записал имя. — Что вы о нем знаете? — Бандит какой-то… Мафия. — Блумстранд и Селезник. Это два имени… А третье? Кто тот клиент, о котором вы говорили? — Прошлым летом я свел Фрейю с одним человеком, — сказал Эркан. — Я узнал машину, а когда Фрейя садилась, узнал и того, кто был за рулем. — Вы узнали и машину, и водителя? — Да. Серебристая “BMW”. Свен-Улоф Понтен, отец Алисы. Ему захотелось ударить ее Серая меланхолия — В детстве я думал, что человек — это тот, кто умеет сдерживать свои порывы. — Свен-Улоф Понтен повернулся к девушке на пассажирском сиденье. — Как объезженная лошадь сдерживает желание бежать свободно. Девушка застенчиво улыбнулась, и он сменил полосу. Руль казался слишком тугим, да и все в машине было как-то неправильно. Свен-Улоф ненавидел водить маленький “ниссан” Осы. — Быть человеком значит никогда не лгать, — продолжил он, — и во времена моего детства это требование было краеугольным камнем в представлении о том, что значит быть человеком по-настоящему. — Он сделал паузу и прибавил: — Представление… Слышишь, как глупо звучит? Она, все еще улыбаясь, пожала плечами. — Ja ne ponimaju… Он не помнил, как ее зовут и из какой бывшей советской республики она приехала. Но знал, что она ни слова не понимает по-шведски, и именно поэтому с ней так хорошо говорить. Она прибыла в Стокгольм на рижском пароме несколько дней назад — восемнадцать лет и, если не считать плохих зубов, довольно миловидная. Девушка страдала чем-то венерическим, и Свену-Улофу предстояло свозить ее к врачу по одному адресу в южном пригороде. Взамен она окажет ему услугу, и Свен-Улоф надеялся, что девушка не врала насчет того, что болезнь не передается оральным путем. — Знаешь, что я делал на прошлой неделе? — Свен-Улоф снова посмотрел на нее. Девушка склонила голову набок и отвела от лица темный завиток. — I speak English, you know. Want to speak English?[75] — Нет. Так лучше. Снег тихо падал на дорожное полотно, когда Свен-Улоф проезжал Вестербрун. Мерцающие сумерки, одноцветные, за исключением красных точек с булавочную головку — габаритных огней едущей впереди машины. — За восемь дней я выбросил на таких, как ты, сорок пять тысяч, — продолжал Свен-Улоф. — Оса думает, что я на работе, а на работе думают, что я лежу дома с ротавирусом. Он усмехнулся, погладил ее по ляжке, включил поворотник и, прежде чем сменить полосу, бросил взгляд в зеркало заднего вида. Сзади полицейская машина. В горле вдруг пересохло. Свен-Улоф вцепился в руль и немного сбросил скорость. — Это ваша вина, понимаешь? Таких, как ты, — сказал он. Девушка снова пожала плечами и отвернулась.