Сначала музыка — тихая, фоном, вероятнее всего — старое аналоговое радио. Веселая музычка, и тем болезненнее контраст с агрессивными голосами. А ну встань, засра… Девочка послушно встает спиной к камере, наклоняется, отставляет зад; камера снимает ее влагалище крупным планом. Сколько же грязи. — Да, это папа. Значит, видео записали пять лет назад? — произнес голос Кевина. Эмилия вздрогнула и открыла глаза. Кевин пошевелился, челюсть у него напряглась. — Неизвестно, — ответила Эмилия — Ее переписали с камеры пять лет назад, и, по словам одного из экспертов, кто-то подкорректировал свет при помощи редактора. Запись могли сделать лет пять-десять назад. Но не больше десяти. Кевин вздохнул и закрыл крышку ноутбука. У него изменилось лицо, поняла Эмилия. Теперь Кевин выглядел совсем уставшим и, кажется, постаревшим. Опоздают на физкультуру Скутшер Перед Ботническим заливом, у фабрики в Скутшере, Дальэльвен разделяется на восточный и западный рукава, отчего образуется несколько островов. Самый крупный из них называется Рутшер, южная оконечность острова покрыта лесом, где попадались следы и волков, и медведей. К двум деревьям у тропинки, которая близко подходит к крутому берегу реки, прислонены два велосипеда. На лесной опушке склонились над чем-то двое мальчишек. Вообще-то мальчишки заехали сюда поискать бабочку-вампира. Они страшно редкие и во всей Швеции водятся только здесь, а еще они сосут кровь, как самые настоящие вампиры. При случае даже человеческую. Это интереснее, чем какие-то волки и медведи. Мальчишки искали бабочку почти всю большую перемену, но сдались и на обратном пути наткнулись на могилу. Твердую землю присыпало снегом, но у них получилось разрыть ее руками. На дне ямы виднелось что-то, по очертаниям похожее на пластиковый пакет. Возле ямы размером с футбольный мяч был воткнут в землю маленький крест. Две палочки, связанные черной резинкой для волос. Мальчишки опоздают на физкультуру минут на десять. Надеяться на чудо “Ведьмин котел” Шведы не любят разговаривать с чужаками, однако всегда здороваются с незнакомыми людьми. Их национальное блюдо — пицца, национальный напиток — спиртное. Я выучилась пить, и это стало первым признаком того, что я потихоньку интегрируюсь в шведскую культуру. Луве отпил кофе, но тут же выплюнул его обратно в чашку. Кофе остыл. Открутив крышку термоса, чтобы налить нового, Луве обнаружил, что кофе кончился. Луве ушел на кухню и включил кофеварку. Слушая, как пыхтит машина, Луве пытался увидеть мир с точки зрения Мерси. Мерси возмущает, что никого в Швеции, похоже, не интересует, как обстоят дела в Нигерии. После мятежа “Боко харам” террористическая группа сделалась сильной, как никогда, а ее новый лидер оказался куда харизматичнее прежних. Теперь “Боко харам” обрушилась и на мусульман, на всех недостаточно правоверных, и хотя в боевиков стреляли, они продолжали нападать; под действием наркотиков им все было нипочем. Они как зомби, как и она сама, как Мерси Беспощадная, черный разлом. В мире Мерси все клокотало, перекипало и исходило бешенством. Если учуешь в толпе сильный запах духов, надо насторожиться. Террористам-смертникам вдалбливают, что они гарантированно попадут в рай, поэтому они, прежде чем взлететь на воздух, поливаются духами. Отец говорил Мерси: тот, кто не стоит любви, не стоит и ненависти. Астагфируллах. Луве поздоровался с уборщицей, потом с медсестрой, которая совершала первый обход. “Ведьмин котел” потихоньку просыпался. Луве спал плохо, но таблетки ему все равно не понадобились. Он вышел в регистратуру, проверить почту. Могло прийти несколько новых заявлений насчет возможных насельниц, надо на них ответить. После ухода Алисы и исчезновения Новы и Мерси в интернате освободились три места, а частному предприятию не выгодно, чтобы эти три места пустовали дольше необходимого. Государство платит за каждую койку, и пустые койки означают потерянные деньги. В почтовом кармане лежал конверт, адресованный Луве Мартинсону. По мнению Луве, в конверте содержалось не заявление от соцслужбы с предложением принять новую девочку. Похоже, в конверте было частное письмо. Едва Луве вскрыл конверт, как тут же понял, что там нечто гораздо большее. Чудо означает, что произошло что-то хорошее, и само собой разумеется, что чудо — дело крайне редкое, в принципе несуществующее по сравнению с какими-нибудь страшными событиями. Катастрофами, например. У надежды на ядерную аварию больше шансов сбыться, чем у надежды на чудо. И все же Луве надеялся. Ведь чудо может означать то же самое, что и счастье. У них похожий почерк, подумал Луве. Отец Мерси жив. Совсем как ты Квартал Крунуберг Эмилия ушла, и Кевин остался в кабинете для совещаний один на один с Лассе. Некоторое время шеф задумчиво молчал. — И… Как Луве Мартинсон оказался в программе по защите свидетелей? — спросил Кевин. — По словам следователя, с которым я разговаривал, он сменил имя полтора года назад. Я решил его проверить, потому что мне показалось — с ним что-то не так. Лассе снова кивнул. — Понимаю. Но учитывая то, что мне известно, проверка — пустая трата времени. — И что же тебе известно? — То, что я знаю, должно остаться между нами. Лассе сцепил пальцы и перегнулся через стол. — Луве в программе по защите свидетелей с 1988 года, со своих восемнадцати лет. Он помогал нам в одном расследовании, и я был одним из тех, кто рекомендовал включить его в программу. Когда в 2011 году решение пересматривали и начинали процедуру смены имени, без меня тоже не обошлось. Тогда он тоже давал показания, в рамках совершенно другого дела. — Значит, Луве и раньше нам помогал? — Да, и учитывая его профессию, это неудивительно. Еще когда я в первый раз звонил Луве, у меня возникло чувство, что он может оказаться тем самым человеком. Я ведь не знал, как его теперь зовут, но в его манере говорить есть что-то особое. И выбор профессии в его случае совершенно логичен. — Логичен? — Да. В детстве Луве пережил сексуальное насилие. Как и ты. — И когда вырос, захотел помогать другим людям, оказавшимся в той же ситуации? Кевин представил себе Луве, вспомнил, каким почти болезненно-хрупким он выглядел во время их разговора в интернате неделю назад. Кевин тогда решил, что терапевт воспринял эту хрупкость от девочек, с которыми работает. Но возможно, она идет изнутри. Из раны.