Потом написал “Н и М”, подчеркнул и продолжил писать: “Их мир похож на детскую игру. Он существует параллельно с реальностью и исполнен эгоизма, он дает возможность пережить желания и поступки, мало приемлемые в реальном мире или вообще таковому не принадлежащие. В их мире, например, позволено мучить животных, потому что это действие помогает разрешить внутренние конфликты, высвобождает силу и более желательные чувства”. Вышло несколько сурово. Но в Нове и Мерси было что-то, что пугало Луве. Алиса Понтен — их противоположность. Она не специалист по выживанию. Луве налил еще бокал. Как непростительно мало он знает о Нигерии, не говоря уж о “Боко харам”. Но кое-что он, спасибо профессии, узнал: среди детей и подростков, ставших объектами сексуальной торговли в Европе, девочек из Нигерии больше, чем просто много. И в Швеции тоже. Мерси — одна из них. Судя по всему, до двенадцати лет у нее было счастливое детство, хорошие отношения с родителями, обеспеченная семья. В отличие от Новы, в ближайшем окружении Мерси никто не страдал алкогольной или наркотической зависимостью. Интересно, подумал Луве, чего добилась бы Мерси, родись она в Швеции. Во всяком случае, она сейчас была бы в совершенно другом месте. Луве продолжил писать, стараясь, чтобы слова выходили его собственными. “Одиннадцатого сентября 2008 года никого не взволновал пожар в деревне на севере Нигерии. Сосед, который бросился в море огня и сумел спасти подвергшуюся изнасилованию и побоям двенадцатилетнюю девочку, наверное, смог бы рассказать об увиденном, но от полученных ожогов он позже скончался”. Луве отпил вина, быстро перечитал написанное и удалил абзац. Слова были не ее, а его, слова белого мужчины средних лет, неспособного вжиться в то, что пережила она. Он выключил компьютер, потушил настольную лампу и взглянул на часы. Было поздно, лил дождь, и все же Луве испытал огромное желание куда-нибудь пойти. Куда угодно. Может, встретиться с кем-нибудь. С кем угодно. Но он ушел в спальню, достал из ящика ночного столика таблетницу. Пароксетин и снотворное. А потом открыл упаковку тестогеля[21]. Они стали бы хуже женщин Четыре года назад Войдя, Мерси увидела младшую сестру Блессинг и их папу. Они собирались часа на два уехать в Вудил за покупками. Парикмахерский салон помещался в прачечной, которая выходила окнами на задний двор, но мама Блессинг устроила все так, что он стал как парикмахерские в Вудиле. На стене, над старинным парикмахерским креслом висело большое зеркало в викторианском стиле. Блессинг подметала пол, а ее мама как раз мыла раковину. Блессинг обычно помогала принимать клиенток, мыла им волосы, делала укладку, подстригала кончики и относилась ко всему этому чрезвычайно серьезно. Трудно было удержаться от смеха, когда она сделала книксен и преувеличенно-формально пригласила Мерси войти. Всего несколько лет назад они еще играли в разные профессии. А теперь они взрослеют. Мерси вдруг почувствовала себя по-детски. Блессинг уже учится быть парикмахершей, а она, Мерси, все еще ничего не умеет. Единственное, что ей хорошо удается — это думать всякие странности. Мерси уселась в старое кресло, и Блессинг покрутила винт, чтобы опустить спинку. — Для начала вымоем волосы. Мерси зажмурилась. Блессинг ополоснула ей волосы теплой водой, вмассировала шампунь медленными мягкими движениями. Стояла тишина, слышно было только, как жужжит вентилятор на потолке; когда лопасти перекрывали солнечный свет, под закрытыми веками мелькали тени. В полудреме Мерси услышала шум едущей по дороге машины. Машина остановилась, мотор заглох, и хлопнули дверцы. Мерси открыла глаза. Над ней крутился вентилятор, в глазах мельтешило, свет сменялся тенью, и Мерси пришлось зажмуриться. Блессинг смыла шампунь и начала мазать волосы бальзамом, как вдруг в коридоре послышались шаги. Что-то тяжело лязгнуло о кухонный пол. Потом простучали тяжелые ботинки. Блессинг открыла скрежетнувший кран, чтобы промыть волосы, и брызги попали Мерси на шею. Мерси все еще лежала на спине с несмытым бальзамом, когда в салон вошли трое мужчин. Камуфляж, ножи, дубинки; у одного с плеча свисал автомат. Все трое широко улыбались. — Я не стригу мужчин. Пожалуйста, уходите. Уходите сейчас же. — Мама Блессинг крепко сжала ножницы, она держала их, как нож. У мужчины с автоматом на лбу была рана. Блеснула капля крови, и Мерси поняла, что он прижимался лбом к камню, когда молился, потому что хотел оказаться поближе ко Всевышнему. Он из “Боко харам” и пришел в дом христиан с оружием. Мерси казалось, что под кожу ей заползли мелкие насекомые. Мурашки. — Валите отсюда, — прошипела она и шагнула к незваным гостям. — Если вы нас хоть пальцем тронете, я вас убью. Несколько секунд мужчины молча переглядывались. Потом один из них направил свое внимание на Мерси, подошел к ней, дернул за руку. Она не доставала ему даже до груди и оказалась так близко, что чувствовала запах его пота. Мужчина приставил палец к ее носу и надавил. Так сильно, что Мерси, пошатнувшись, сделала шаг назад и потеряла равновесие. Было не больно, потому что теперь вообще все было не больно. На мужчину с автоматом бросилась не Мерси, на него бросились ее ненависть и страх, слившиеся в единое существо. Прими свою злость. Овладей ею. Преврати страх в ненависть. Ноги обвились вокруг пояса незваного гостя, а зубы впились в плоть. Вкус у него оказался такой же, как запах — едкий от пота и металла; мужчина заорал ей прямо в ухо, но крик резко оборвался. Мерси не чувствовала боли ни когда он вырывал ей мокрые волосы клочьями, ни когда бил кулаком в лицо и живот, ни когда пинал в грудь, ни когда обрушил на нее удары тяжелой дубинки. Новые шаги — чмокающий звук: подошвы прилипают к маслянистой жидкости, потом железный скрежет — Мерси что-то надели на голову. От первого удара по цинковому ведру у нее лопнули барабанные перепонки. Удар за ударом, снова и снова, пока она не провалилась в темноту. Когда свет снова ударил в глаза, Мерси лежала на животе, лицом в пол. Она попыталась вдохнуть, но в горле забулькало. Промежность словно одеревенела, а животу было горячо. Кто-то подхватил Мерси под руки и поднял. Когда ее посадили на стул, она обнаружила, что она голая и что длинная резаная рана тянется у нее через весь живот, от груди до паха. Поодаль неподвижно лежало тело Блессинг. Платье задрано на голову, лужа крови растеклась от бедер до лопаток. Мама Блессинг сидела, привалившись к стене возле разбитого зеркала. Голова свесилась, и всю ее покрывали белесые пятна без волос. На месте груди зияли две большие вывороченные раны, а на полу вокруг женщины лежали вороха черных волос, покрытые блестящей бензиновой пленкой. Резкий запах пороха смешивался с парами бензина. Папа Блессинг смотрел прямо на Мерси, и во лбу у него была дыра от пули. Его руки обнимали маленькое худенькое тело, и Мерси не сразу осознала, что это, наверное, младшая сестра Блессинг. А потом Мерси со всех сторон окружило море огня. Когда Мерси снова пришла в себя, первым, что она увидела, было озабоченное лицо отца. Потом — слезы матери и растерянность трехлетних близнецов. Мерси лежала дома, в своей постели; врач зашил рану на животе и обработал ожоги. Он сказал, что Мерси поправится, хотя пара некрасивых шрамов и останется. Голос врача звучал приглушенно и как будто издалека, а когда Мерси заговорила сама, голос эхом загудел у нее в голове. К тому же ей постоянно слышался как будто скрип резиновых шин по асфальту, этот звук отдавался в голове, и если бы врач не дал ей сильное обезболивающее, она бы, наверное, сошла с ума. Мерси не помнила, как ее изнасиловали, но понимала, что насилие произошло. Что она при этом чувствовала, она не знала. Ее размышления прервал отец. — Годфри все рассказал полицейским. Отец говорил тихо, и Мерси, чтобы разобрать слова, пришлось читать по губам. Мама держала в объятиях близнецов, которые испуганно смотрели друг на друга. Отец взял Мерси за руку и, поглаживая ее по лбу, продолжал говорить. Годфри раскололся на допросе в полицейском участке; по законам шариата его приговорили к ста ударам плетью и году тюремного заключения за содомию. Отца, женатого человека, ждало более суровое наказание. Мужеложство в сочетании с нарушением супружеской верности означала раджм — побиение камнями до смерти, предписание шариата, хотя в Коране такой вид наказания вообще не упоминался. Четверых необходимых свидетелей полиция наверняка бы нашла, потому что у отца имелись враги в университете. — Нам придется уехать. Потом отец стал рассказывать про одну страну на севере Европы. Насколько ему было известно, это очень хорошая страна, может, даже лучшая в мире. Там помогают людям, жизнь которых под угрозой, людям вроде них; к тому же у него ВИЧ, а в этой стране бесплатная медицинская помощь, если тебе повезет получить гражданство. Sweden, прочитала Мерси по губам отца. Об этой стране она отлично знала. Столица ее называется Стокгольм, а находится она так далеко на севере, что добраться трудов стоит, и вся покрыта лесами. Именно там делают бо́льшую часть всех спичек в мире. Мерси припомнила коробок, который нашла на склоне холма под домом Блессинг. Three stars — Made in Sweden. Бабочку похоронила Блессинг. Похоронила в спичечном коробке, и очень может быть, что такими же спичками подожгли ее дом. Спичками, сделанными в стране, куда, может быть, вот-вот отправится сама Мерси. Блессинг умерла, и ее сестра умерла, и ее мама и папа умерли. Наверное, ничего другого Мерси и ее семье не остается. Ничего другого.