И жулье другое стало. Модные, образованные, спортивные. Бокс — архаика. Тело Бурмина увезли. За столом на террасе следователь прокуратуры перелистывал листы протокола. — Что у вас? — повернулся он к Наумову. — Гильзу нашли. — Это уже кое-что. Следователь говорил значительно и веско. Показывал всем, что главный здесь он. — Я тут начал набрасывать план оперативно-розыскных действий… — Позвольте, я сделаю это сам, — перебил его Олег. — Только не тяните. — Ни в коем случае. Я осмотрю дачу. — Конечно. Бурмин занимал половину дачи. Две комнаты, кухня, терраса. Олег прямо с террасы попал в комнату метров пятнадцати, у окон почти вплотную росли деревья, и здесь постоянно был прохладный полумрак. Но, несмотря на это, комната казалась нарядной и светлой. Ощущение это создавали яркий палас на полу, светло-желтая неполированная мебель, картинки на стенах. Круглый стол, на нем керамическая ваза с цветами, шесть стульев, застекленный сервант. В нем стояли разноцветные бокалы и рюмки, сделанные из стекла. Ни бриллиантово блестевшего хрусталя, ни тяжелого богемского стекла — ничего, что нынче стало определенным показателем общественного положения. Олег вышел на кухню. Совсем маленькую и чистую. Только плита была покрыта коричневой пленкой убежавшего кофе. Видимо, Бурмин поставил кофейник, но снять его не успел. Во второй комнате что-то искали. Со стеллажей выкинуты книги и бумаги, вывернуты на пол ящики письменного стола, выброшены вещи из стенного шкафа. — Отпечатков пальцев много, — сказал эксперт, — но думаю, преступник работал в перчатках. Осторожно, стараясь не наступить на разбросанные по полу вещи, Олег подошел к стенному шкафу. На полу лежали два костюма, раскинув рукава, словно руки, кожаный пиджак, рубашки, свитер. — Интересно, что здесь искали? Действительно, что можно было искать в этой маленькой чистой комнате. Деньги? Нет, у таких людей, как Бурмин, больших денег не бывает. — При осмотре деньги нашли, — словно читая его мысли, сказал следователь. — Семьсот рублей и сберегательную книжку. Вклад — шесть тысяч двести. Ценности? Олег посмотрел на рассыпанные по полу бумаги, на вскрытые папки. Так что же все-таки искал убийца? — Когда закончите, — сказал он эксперту, — позовите меня, я сам еще раз посмотрю. — Хорошо. Наумов вышел на террасу, спустился в сад. Недалеко от калитки в зарослях орешника покосилась скамейка. Он подошел к ней, сел. Достал сигареты. Он любил один работать на месте происшествия. Подолгу изучать комнаты, находя в хаосе и разгроме одному ему понятный порядок. Над поселком плыл летний день. Казалось, что время остановилось, как солнце, в одной точке повисло над этими местами. Очень хотелось снять рубашку, подставить тело под тугую струю из колонки, прижавшейся около забора. Он посмотрел на дом. Хорошо бы купить такую дачу и жить здесь постоянно. А на работу ездить на электричке. Но не по карману майору милиции дача, поживем в Москве. Так что же все-таки случилось? Пришел человек, выстрелил из пистолета, убил Бурмина. За что? Ревность? Возможно. Но уж слишком высоким профессионалом должен быть этот человек. Потом, зачем ему искать какие-то бумаги. Бумаги или документы… Это уже теплее… Кто-то убил, обыскал дачу, взял нечто и скрылся. Какие же бумаги мог хранить Бурмин? Очень часто он писал в газетах интересные, острые статьи на правовые темы. Именно на правовые. Если так, то возможна месть. Но и нельзя отбрасывать версию, что Бурмин хранил какие-то документы, наброски для будущей работы. Значит, кто-то пришел, убил и взял их. Значит, кто-то боялся Бурмина. Тогда убийцу надо искать среди тех, о ком собирался писать Бурмин. Нужно узнать, чем он занимался в последнее время. А если это просто сведение счетов? Да, мы знаем Бурмина, читаем его статьи и книги. Это одна его жизнь, но, возможно, есть и вторая, неизвестная окружающим. Он мог связаться практически с любым темным делом. Валюта, антиквариат, ростовщичество, организация преступлений, наконец… Что ты знаешь о нем? Да ничего. А Наумов знал людей, живущих несколькими жизнями. На работе, в компаниях они считались преуспевающими. Только на следствии выяснялась цена их респектабельности. Откуда они брались — эти дорогие иномарки, на какие деньги были построены квартиры и дачи? Их развратила вседозволенность, своеобразная социальная апатия, смещение нравственных критериев. Раньше о жулике прямо говорили — жулик. Общение с таким человеком было постыдным. Потом появилось новое определение — деловой человек. Тот же жулик, но прекрасно одетый, разъезжающий на дорогой машине, умеющий хорошо принять гостей, угостить нужных людей в ресторане. И эти люди, достигшие вершин московского дна, стали «законодателями общественного мнения». Они отдыхают три раза в год: летом — Прибалтика, осенью — юг, зимой — высокогорные курорты. Они на всех премьерах в Доме кино и театрах. Они знают всех, и их знают все. У этих людей самые разные профессии, но одно занятие — делать деньги. Нет! Олег не хотел верить, что Бурмин из этих… Слишком не вязалось все, что увидел Наумов, с тем, в чем он пытался обвинить убитого. А впрочем… — Товарищ майор, — подошел молоденький розовощекий сержант, — хозяйка дачи приехала. — Проводи ее сюда. Вот и появился первый человек, который расскажет о Бурмине. От дома шла хозяйка дачи. Дама лет шестидесяти пяти, в строгом сером костюме, гладко причесанная. Только глаза, огромные синие глаза, были молоды и жили на ее лице словно отдельно. — Здравствуйте. — Олег протянул руку, представился. Рукопожатие ее было мужским, коротким и сильным. — Моя фамилия Котова, зовут Елена Георгиевна. — Давайте присядем, Елена Георгиевна. — Давайте. — Мы будем говорить неофициально, без протоколов. Я занимаюсь расследованием убийства вашего постояльца… — Он не постоялец, — перебила его Котова, — мне он как сын. Я даже хотела написать дарственную на имя Игоря, но он отказался. И мы договорились, что я продам ему полдома за шесть тысяч. — Почему именно за шесть? — Согласно оценке. — Елена Георгиевна, вы хорошо знали Бурмина? — С детства. Мы с его покойной матерью были ближайшие подруги, я тоже считала его сыном. Наумов взглянул на Котову и подумал, что, видимо, не очень счастливую жизнь прожила эта женщина. — Да, — продолжала она, — Игорь был мне как сын. — Он постоянно жил на даче? — Последний год. У него нелады с женой. — А кто его жена? Котова достала сигарету, вставила ее в наборный плексигласовый мундштук. Такие мундштуки делали во время войны на фронте. Точно такой же был у отца Олега. Белая полоска, красная, желтая… Олег щелкнул зажигалкой. — Спасибо, — женщина глубоко затянулась. Усмехнулась грустно. — Мне советуют бросить, говорят, вредно. Так ведь и жить вредно, от этого умирают. — Я сам пытался несколько раз… — Наумов махнул рукой. — Жизнь наша — сплошное насилие над собой, — сказала Котова. Она пыталась говорить спокойно, даже несколько иронично. И лицо ее было спокойным, и голос. Только глаза, нестерпимо грустные, полные горя, показывали, что переживает она на самом деле. — Так кто же его жена?