Рубашка – розовая. Жилет – голубой. Сюртук цвета фуксии, панталоны окраса ночного неба, и все это щедро украшено то ли стразами, то ли горным хрусталем… Ах да! Потрясающая вышивка на жилете, на кармашке для часов – в виде зайчика. И бант на шее. Роскошный, пышный, в цвет заката. Сапоги – и те были со стразами, которыми щедро усыпали голенища. Кажется, вышивка на голенищах тоже была в виде зайчиков, но лорд Аргайл не приглядывался, ему и так хватало – аж в глазах рябило! – Рональд… – Слушаю? – Я знаю, мы с тобой в ссоре… – Да, уже лет двадцать? Или двадцать пять? – Семнадцать. – Маловато будет. – Помолчи, щенок! Матери плохо! Рональд тут же стал серьезным: – Что с ней? – Врачам неизвестно. Но… сам понимаешь. – Не понимаю. Старший из мужчин дернул кадыком: – Не понимаешь?! Они боятся самого худшего! – Поэтому вы меня и позвали? – Да, и поэтому тоже. Рональд… мать больна. И ради нее… я знаю, ты в любой момент можешь отказаться от титула и наследства, но… она очень хочет увидеть внуков. – Да неужели? А как же Эрвин? – Да неужели ты не в курсе? – притворно удивился старший. Лицо младшего стало жестким и холодным. – Вполне. Даже розовая лента в его волосах как-то померкла. Хотя нашитые на ней камни так же бликовали. – Тогда что ты хочешь от меня услышать? – Извинения? – задумчиво предположил младший. – Да получи! – разозлился старший. – Я был не прав! Признаю! Ты доволен? Рональд пожал плечами: – Пожалуй. И что вы от меня хотите? – Мать хочет внуков. – И я срочно должен вам их дать? – Хотелось бы, – вздохнул мужчина, – но я не буду настаивать. – Уже лучше… – У меня к тебе просьба. – Слушаю. Лорд Аргайл перевел дух – сын не отказался сразу – и медленно заговорил, подбирая слова. – Я не хочу тебя ни к чему принуждать. Поэтому не навязываю невесту. Но я попросил его величество предоставить тебе пост ректора. – Где?! – В Академии АКМ. – За что?! – душевно взвыл Рональд. И тут же исправился: – Зачем? – Я не хочу навязывать тебе супругу. Но ты вполне можешь подобрать себе спутницу жизни в академии. Как ты понимаешь, девушки там из хороших семей, с сильной кровью, неглупые, воспитанные… будет возможность приглядеться. Выбрать по своему вкусу и тщательно. – Хм. Не боитесь? – Чего? – Пустить козла в огород? Лорд Кларенс ухмыльнулся: – Не боюсь. Капуста там весьма и весьма плотоядная выросла. На миг между мужчинами проскочило нечто… понимание? Нет, показалось. – Император согласился. Указ еще не подписан, но если ты не против… поезжай, присмотрись… я искренне надеюсь, что мать успеет хотя бы порадоваться за тебя. Какие уж там внуки… – Выкручиваете мне руки? – Тогда я бы представил тебе подписанный указ. Ты такой же подданный его величества, как и я, как и все мы. Рональд хмыкнул, не комментируя это утверждение. И насчет приказа, и насчет такого же, как все… Последний раз он посвящал родителей в свои дела семнадцать лет назад и не собирался возвращаться к этому сейчас. – А что со старым ректором? – Удар хватил. – Да неужели? – ехидства в голосе Рональда было хоть соли. И то… Вся столица знала, что жена ректора душевно огрела мужа кочергой, застав в кабинете с адепткой. В весьма недвусмысленной позе. Так что – да. Удар хватил. Кочергой, да тяжелой, да по пояснице… На скорое возвращение ректора к своим обязанностям рассчитывать не стоило. Даже магия бессильна в некоторых случаях. – Ты согласен? Рональд закатил глаза: – Не хочется. Честно, не хочется. Но мать жалко. Приказ где? – Завтра же подпишу у императора. Погостишь у нас денек? – Погощу? Денек? – До нового учебного года – три дня. Тебе стоит хотя бы за день приехать, принять хозяйство. Рональд скривился, но выбора, судя по всему, у него не было: – Что ж. Денек погощу, а завтра – в столицу. Телепортом, конечно? – Разумеется. Рональд хмыкнул. Телепорты были стационарными. И конечно, за несколько дней до начала учебного года столичный телепорт был расписан едва не по секундам. Но ради Аргайлов можно и нарушить правила, подвинув очередь. Герцог же! Не хвост собачий! Что поделаешь? Отказаться? Нельзя – мать… На следующий день примерно в это же время Кларенс Аргайл вошел в спальню к супруге, опустился на кровать и взял тонкую руку в свои – горячие и сухие.