Кое-кто рассмеялся в ответ на эту шутку, но и смех вышел натянутым. Гейб неловко поежился на своем табурете. Теперь он находился глубоко внутри области, очерченной в объявлении диктором, и у него не было ни малейшей идеи, как добраться отсюда до «Диверсификации», да и вообще куда бы то ни было. – …неофициальный источник сообщает, что, по крайней мере, у одного из водителей, эвакуированных на вертолете, случился инсульт, послуживший причиной множественного столкновения. Мы ждем подтверждения этих данных из больницы, куда его отвезли. Ведущая замолкла и секунды две мертвой тишины смотрела куда-то в сторону от камеры. – К другим новостям: двое человек обнаружены мертвыми у себя дома в Санта-Монике при невыясненных обстоятельствах. Полиция отказалась сообщать подробности, но источники, находившиеся в непосредственной близости к месту происшествия, рассказывают, что эта пара была подсоединена через нейроинтерфейс к оборудованию, которое успело приобрести значительную популярность со времени его разрешения в США. Полиция ведет расследование, но отказывается строить предположения, не являлись ли те люди, чьи имена по-прежнему не сообщаются, жертвой преступления. Диктор снова замолчала и нахмурилась. – Только что получено сообщение о ситуации в международном аэропорту Лос-Анджелеса. Все взлеты и посадки отменены без объявления причин. Рейс из Сан-Франциско был перенаправлен на запасную посадочную полосу в аэропорте Ван Нюйс и, судя по всему, успешно приземлился. Больше по этому поводу новостей нет. Ведущая опять с некоторым раздражением прислушалась к кому-то за камерой. «Да, что-то у них там, в студии, сегодня не ладится», – подумал Гейб. И вообще ему казалось, что все сегодня складывалось как-то набекрень, не только дела в «Гридлид» и инфолайне. Конечно, набекрень. Собственно, с самого утра, ведь ты никак не ожидал, что, проснувшись, окажешься один в квартире? – Наш корреспондент только что связался с нами из больницы, – неожиданно включилась диктор. – Очевидно, телефонная связь сегодня несколько нестабильна… – Что, она сказала, с телефонной связью такое? – спросил мужчина в комбинезоне. – …пострадавшая, которая проходит постинсультный курс лечения, была подключена к своей машине. Повторяю, мы получили подтверждение, что проходящая лечение от инсульта женщина действительно была подключена к своему автомобилю, что и послужило причиной множественного столкновения на бульваре Санта-Моника… Изображение на экране вспыхнуло и сменилось мельтешением беспорядочных сигналов. Иногда сквозь помехи различались какие-то более темные движущиеся формы, которые будто стремились прорваться через них. – Верно, все же у тебя что-то не в порядке с аппаратурой, – сказал мужчина, сидевший слева от Гейба. – «Новости Большого Лос-Анджелеса» никогда не отключаются. Барменша взяла в руки небольшой пульт и вывела на экран общее меню. Из имеющихся там пяти каналов одного в эфире не было, а четыре остальных показывали фильмы или сериалы. – А других экранов разве нет? – спросила женщина с розовым коктейлем, постукивая своим сломанным световым пером по краю бокала. – Что же это за медиа-бар? – Другие два экрана отключились утром, еще до открытия. – Барменша показала вверх, на потолок. – Я их подняла пока, чтобы не мешали, до прихода телемеханика. Он должен подойти сегодня после обеда. – Не думаю, что сюда кто-нибудь сможет добраться, – пробормотал Гейб. – Прямо как при землетрясении! Ничего не идет так, как надо. – Женщина за стойкой снова прокрутила меню до самого верха, нашла раздел «Культура», где открылся список, начиная с «Танцев» до «Музеев» и «Программ для детей». Выбрав из середины списка раздел «Уличные представления», она нажала на кнопку. Экран послушно показал танцевальную группу, исполняющую свою композицию на бульваре Санта-Моника, вдоль застывшей вереницы машин. – Я терпеть не могу уличных плясунов. – Возмутилась женщина, сидевшая справа от Гейба. – Это так пошло. – Не в них суть. Так мы снова на месте происшествия, – пояснила барменша. – Пусть без комментария, но все же… Раздался щелчок. – Проба… проба… хорошо. Для тех, кто может нас теперь слышать, сообщаем, что новости Лос-Анджелеса временно заняли этот канал. Из-за технических осложнений мы пока не можем продолжать вещание на нашем основном… Из динамиков раздался треск, но изображение осталось четким. Танцоры виднелись уже довольно далеко, в некоторых авто еще сидели люди. Они махали из окон, кто-то наспех большими буквами написал на выставленном листе бумаги: НЕ ЖДИ МЕНЯ, ГАРРИ! – …полное и частичное отключение электроэнергии, нарушение приема сигнала в городе и, возможно, за его пределами, – нервозно произнес другой голос, очень молодой. – Насколько нам известно, из Лос-Анджелеса практически невозможно связаться с областью и другими городами штата. Землетрясений нигде на западном побережье не зарегистрировано. Представители власти подозревают, что виной всему вандализм, однако выявить источник, так сказать, беспорядков пока не удалось… За этим последовало полных десять секунд мертвой тишины, во время которой камера скользила вдоль стоящих машин. «Что не так с этой картинкой?» – вдруг подумал Гейб. Город распадается, а они просто наблюдают за этим по телевизору. Смогла ли Джина добраться до «Диверсификации», удалось ли ей отыскать там Марка? В нем росла уверенность, что совершенно необходимо выбраться отсюда и двинуться в направлении Западного Голливуда, хотя бы по крышам машин. И в то же время он боялся уходить от единственного работающего экрана. Что-то подсказывало ему, что другой он не скоро найдет. Тот же молодой голос в инфолайне начал повторять новости об угрозе цепной реакции, о столкновении и женщине, с которой случился удар. Изображение на экране слегка зарябило, будто начало подтаивать по краям, цвета машин поползли к тем краям спектра, к которым располагались ближе. Корпус одной из них запульсировал, будто задышал. Встревоженный, Гейб отвел глаза от экрана и устало помассировал шею. Чувствовал он себя странно, будто спросонья. Неожиданно в памяти всплыл образ свихнувшейся рок-звезды в плаще, и Гейб совершенно точно понял, что тени на плаще и эта машина на экране – явления одного порядка. Да это же просто смешно, одно к другому не имеет никакого отношения, а если бы и имело – это просто изображение на экране с высоким разрешением и не может оказать никакого долговременного влияния. Пока никто еще не изобрел экранных образов, которые вызывали бы такой эффект, разве что особо восприимчивые зрители могли поддаться гипнозу, вполне, однако, обратимому. Еще никакая картинка не могла причинить никому реальный, физический вред… – Перемена ради машин. Голос был такой тихий, что Гейб подумал, что ему померещилось. Похолодев, он повернулся к соседке справа. – Что вы сказали? Та сидела, завороженно уставившись на экран, будто там разворачивались невиданные чудеса. Краем глаза Гейб уловил какое-то движение и повернулся посмотреть. Изображение промелькнуло так быстро, что даже подсознание едва зарегистрировало его, однако картинка ясно стояла перед глазами: странное озеро с каменистыми берегами и чей-то легкий силуэт. Он мог поклясться, что никогда прежде ее не видел, но все же она была странно знакома. Впрочем, он не был уверен и в том, что видел ее сейчас. – Чертов Шредингеров мир, – бормотала женщина, проводя рукой по волосам. – Никогда не знаешь точно, пока не присмотришься, верно? И неизвестно, кто тебя ждет там, на берегу… Гейб собирался было спросить, есть ли у нее гнезда, как вдруг женщина резко откинулась назад и упала с табурета плашмя на пол. – Господи, как же я ненавижу пьяниц, – сказал сидевший по другую сторону от Гейба, но несколько человек кинулись на помощь. – Она не пьяна. – Гейб и сам хотел подойти к упавшей, но застыл на месте, когда кто-то приподнял ей голову, и он увидел ее лицо. Один широко раскрытый глаз налился ярко-красной кровью, тоненькая струйка крови сочилась из носа. Мужчина с позолоченными волосами обернулся к Гейбу и посмотрел на него с подозрением. – Ты ударил ее? Гейб покачал головой. – Нет. И пальцем не тронул. Она просто… упала. Глаза женщины на секунду сфокусировались на нем, губы шевельнулись, беззвучно произнесли какое-то слово, и тело обмякло. – Мне кажется, она умерла, – нервно произнес кто-то. – Вызовите скорую, – предложил другой. – Нет, вызовите вертолет-спасатель. – Нет, вызовите копов. А уж они вызовут вертолет-спасатель. – У нее есть гнезда, – сказал Гейб. – Посмотрите, где-нибудь в кошельке или сумочке должна быть карточка. – Вот. – Золотоволосый приподнял ее руку со старомодным идентификационным браслетом. – Тут значится, что ей вживлены гнезда и что у нее аллергия на шоколад. Не думаю, что она ела тут шоколад. – Он нахмурился и спросил Гейба. – Думаешь, у нее гнезда полетели? – Не знаю, – солгал Гейб еле слышно. Он старался стоять спиной к экрану, думая, что мог бы легко оказаться на месте этой женщины, примерно в том же положении. Вполне. Но почему этого не произошло? Нужно было добраться до «Диверсификации». Владелица бара звонила в полицию, вернее, пыталась туда дозвониться. Воспользовавшись этим, он соскользнул с табурета, пробрался к двери и вышел в замерший город. Глава 28 Он даже не представлял, что в системе может обретаться столько разной заразы: поступающей извне, выходящей наружу, дрейфующей, наподобие плавающих мин в океане, или затаившейся по углам под внешне безобидной оболочкой. Проводящие пути представлялись ему прежде подобными артериям и венам огромного организма, но на деле оказались сродни сточным канавам. Странные скопления мусора и каких-то бессмысленных обрывков, порой пассивные и безвредные, порой токсичные при контакте, а порой источающие из себя отраву, мешали движению полезной и необходимой информации. Как правило, вещи полезные и необходимые были защищены, хотя дополнительная защита увеличивала их объем, из-за чего они становились более медлительными и неуклюжими, чем должны были быть. И здесь действовали законы экологического равновесия: среда все больше теряла сбалансированность по мере загрязнения и заражения. Экологическая катастрофа была неминуема еще до того, как инсульт поразил систему, и избежать ее было невозможно. Глобальная и всеобъемлющая. Компьютерный апокалипсис, системный обвал. И тогда он совсем перестанет существовать. Стоило ли стремиться ускользнуть от этой участи, оставив изношенное тело, это бесполезное мясо, с тем чтобы и здесь столкнуться с прежней опасностью? Он не даст этому произойти. Просто не может позволить. Будет предупреждать их, показывать, что необходимо изменить, заставит их остановиться, пока вся система не погибла в огненной буре. «Да будь они прокляты, – подумал он в ярости, – прокляты за то, что творят всегда и повсюду». Огромные области на земле стали необитаемы по недосмотру или по чьей-то злой воле, и теперь предстоит долгий процесс по их возвращению в пригодное для жизни состояние, но эти засранцы никак не желают понять, что гадить там, где едят, не положено. Ты тоже никак не мог это в толк взять, когда был еще из мяса и костей и все время накачивался разной дрянью. Эта мысль пришла к нему ниоткуда и отовсюду, ибо теперь он стал одновременно и носителем, и содержанием. На какое-то мгновение он устыдился своей прежней слепоты. Он осторожно распространил свое сознание по сторонам. Это немного походило на пребывание одновременно в нескольких местах, информация поступала со скоростью света и за наносекунды обрабатывалась без всякого напряжения – не сложнее, чем прежде, когда он тратил минуты и часы на то, чтобы преобразовать ее во что-то понятное для себя. Он уже привык осознавать себя в нескольких местах одновременно, помимо некоего центрального средоточия, потому что все это вместе составляло его личность. Мыслительный орган прежнего тела не справился бы с такой реальностью, но теперь, выйдя наружу, он вбирал в себя новые возможности, не раздумывая и не обращая на это больше внимания, как если бы просто сменил ставшую тесной рубашку на более просторную. Идентификатор Джины он заметил сразу, едва вошел в систему, быстрее вздоха отыскал, но вот установить с Джиной контакт оказалось гораздо сложнее. Через двунаправленные приемники, считывающие информацию и из инфолайна и из «ГридЛид», малый удар уже распространился по системе управления дорожным движением, хотя и неравномерно. Но в большом контексте города пока у него это выходило хуже. Так как основная часть ресурсов уходила на сам процесс заражения, он представлял собой в данный момент меньшую угрозу. Марку, по крайней мере, удалось на несколько секунд связаться с Джиной. Результат разочаровал его, так как не дал уверенности, поверила ли она ему, а он не мог предоставить никаких доказательств. Но если ему все же удалось убедить ее отправиться к его прежнему телу в яме, тогда не придется больше надеяться только на парнишку из пентхауса, где его сознание было резко и безвозвратно отсечено незадолго до того, как он нашел Джину. Ни тот парнишка, ни Джина не в состоянии были бы понять, как он мог покинуть пределы пентхауса и в то же время присутствовать там некоторым образом. Он и сам не до конца понимал, но теперь это было неважно. Теперь та часть сознания была потеряна навсегда, как ампутированная конечность, и это означало, что и на парня теперь никакой надежды нет. Теперь только от Джины зависело, вырвется ли Большой Удар наружу из его плоти. Каждая частичка Малого тут, в большем контексте, поджидала его. И туда, где ему будет оказан прием, он и устремится. С осознанием этого факта пришло и понимание, что само присутствие Марка в системе только повышает опасность. Чтобы не оказаться пожранным, придется распространиться дальше, возможно даже отсечь значительную часть себя, заключить в закрытом от внешних контактов месте и лишиться расширенного сознания. Вероятно также, что дальнейшее расширение рассеет, фрагментирует его сознание на множество аспектов одной программы, каждый из которых будет самодостаточным и не сообщающимся с остальными. И тогда он потеряет память о том, что когда-то был человеком. Он еще размышлял, что может с ним статься, когда ощутил первую ударную волну и принял прощальное сообщение от своего тела.