– Я пыталась, если ты помнишь. – Я встаю на ноги. – Но ты не давал мне сойти. – Твоя правда, не давал. Не хотелось, чтобы ты впустую тратила свою жизнь – ведь ты самая сексуальная девушка-горгулья, которая ходила по земле за последнюю тысячу лет. – Я единственная девушка-горгулья, которая ходила по земле за последнюю тысячу лет. Он лукаво смотрит на меня. – Это точно. И что же ты собираешься с этим делать? Я вздыхаю. – Выйти на арену и быть здорово битой, но в конечном итоге победить и засунуть раскаленный мяч в мерзкую глотку Коула. – Звучит неплохо, – соглашается он. – Спасибо, – говорю ему я, потому что, если бы не он, я бы и сейчас продолжала лежать на снегу, желая обратиться в камень навсегда. – Всегда пожалуйста. – Он улыбается хитрой улыбкой. – Девушка-горгулья. – Если ты назовешь меня так еще раз, я выпущу тебе кишки. – Сначала тебе придется поймать меня, – отвечает он. – Ты живешь в моей голове, так что это было бы нетрудно, – парирую я. – К тому же я бы поймала тебя, даже если бы это было не так. – Да ну? – Теперь поднимаются уже обе его брови. – Каким образом? – Таким, что я же горгулья. И пусть им не приходилось иметь дело с такими, как я, тысячу лет, но сейчас этому пришел конец. Глава 109. Куда деваются разорванные узы?[28] Прежде чем уйти, я наклоняюсь к Джексону. Выглядит он скверно, впрочем, наверняка то же самое можно сейчас сказать и обо мне. Но поскольку в его голове не обитает любящий командовать парень из Британии, он по-прежнему лежит на снегу, сжавшись в комок, словно для того, чтобы защититься от очередного удара, который судьба решит ему нанести. Мне знакомо это чувство. – Джексон? – тихо зову я, но он не отвечает. Более того, он даже не открывает глаз, чтобы просто посмотреть на меня, что так не похоже на него, – и это беспокоит меня даже больше, чем его неподвижность. Разумеется, он очень измотан – ведь измотанной чувствую себя и я, а я не сделала и половины того, что минувшей ночью сделал он. И нельзя забывать, что силы из него высасывал еще и Хадсон. Полная решимости удостовериться, что он в порядке, прежде чем я куда-то пойду или начну что-то делать, я глажу его плечо и несколько раз зову его по имени. В конце концов, он открывает глаза, и я вижу пустоту внутри его – такую же пустоту, которую чувствую в себе теперь и я. Однако он улыбается мне, когда я беру его руку в свою. – Ты в порядке? – спрашиваю я. Он ничего не говорит, и я спрашиваю снова, продев руку ему под мышки, чтобы он смог сесть. – Да. А ты? Как только он произносит эти слова, я понимаю его нежелание отвечать. Потому что на этот вопрос есть только один правдивый ответ, и этот ответ начинается со слов: «Вряд ли я когда-нибудь буду в порядке». Но поскольку мы не можем этого сказать, во всяком случае, теперь, когда нам еще столько нужно сделать, прежде чем мы сможем отдохнуть, я делаю то же, что и Джексон, и отвечаю: – Да. Его грустная улыбка ясно говорит: он понимает, что я делаю. Он берет меня за руку и сжимает ее. – Прости меня, – шепчет он. – Мне так жаль. Это моя вина. – Нет, – говорю я. – Ты не виноват. – Но, Грейс, я выбросил то заклинание, не подумав о том, что кто-то может его найти… – Все равно в этом виноват не ты, – перебиваю его я. – Если кто-то и виноват, то это Коул. А может быть, твой отец. Я не знаю кто, но сейчас не время думать об этом, ведь это ничего не решит, раз мне надо… – Не ходи туда, – говорит он, сжав мое предплечье. – Ты не можешь участвовать в этой игре в одиночку. Ты проиграешь. – Возможно, – соглашаюсь я. – Но я должна пойти. Другого выбора нет. – Есть, – возражает он. – Выбор есть всегда. Ты можешь отказаться… – И что тогда? Жить в качестве узницы в темнице твоих родителей? – Лучше стать узницей, чем умереть, – отвечает он. – Если ты умрешь, я уже не смогу тебя отыскать. – Ты и так не сможешь меня отыскать. Я уверена, что твои родители позаботятся, чтобы так оно и было. – Я подаюсь вперед, кладу ладонь на его щеку и глажу пальцами шрам, который он прежде так ненавидел, но с которым наконец примирился. – Ты не можешь этого знать. – В его голосе звучит отчаяние. – Ты не можешь знать, что принесет будущее. – Ты тоже. – Я убираю волосы с его лица. – Не беспокойся, – пытаюсь успокоить его я. – Я справлюсь. – Грейс… – Он пытается встать, но он слишком слаб. После того как на нем так долго паразитировал Хадсон, после того как он разгромил охранников Круга и сразился с Неубиваемым Зверем, у него совсем не осталось сил. – Все в порядке, – говорю ему я, прислонив его к опоясывающей стадион каменной стене, чтобы, ожидая, он мог смотреть на лес. – Отдохни. Скоро придет Мэйси и принесет тебе крови. Она ушла, чтобы привести помощь Флинту и Иден. Но она вернется так быстро, как только сможет. – Мне не нужна помощь Мэйси, – возражает он и снова пытается встать. И у него снова ничего не выходит. Это только злит его. Он ругается, в бессильной досаде колотит каблуками по земле – с ним случается нечто, близкое к истерике, чего за ним, моим сильным, гордым бойфрендом, прежде не водилось. Но в конечном итоге он приваливается к стене, закрывает глаза и от боли и утомления на его всегда таком гладком лице проступают морщины. Когда он наконец открывает глаза, я вижу, что он старается сдержать слезы, и в моем горле снова застревает болезненный ком. – Как же мне хочется иметь достаточно сил, чтобы пойти туда с тобой, – шепчет он. – Знаю, – отвечаю я, потому что так оно и есть. Пусть мы и не сопряжены, если бы Джексон мог сейчас пойти вместе со мной, он бы это сделал. Но я знаю также, что время уже на исходе. Хотя Хадсон и старается вести себя уважительно, я чувствую его нетерпение, чувствую, как оно подталкивает, торопит меня. Хадсон хочет, чтобы я забыла про Джексона и целиком сосредоточилась на деле, которое меня ждет. Но я не могу этого сделать. Не могу просто так оставить Джексона, если это последний раз, когда я его вижу. И я накрываю ладонями его щеки, зарываюсь пальцами в его чересчур длинные волосы, как делала это столько раз. И покрываю поцелуями его глаза, его расчерченную шрамом щеку, его губы, все еще плотно сжатые от боли. – Я люблю тебя, – говорю я и по привычке тянусь к нему, пытаясь нащупать узы сопряжения. Но их нет. Ничего нет. Боже, какая же это боль! – Я тоже тебя люблю, – отвечает он, и по страданию, написанному на его лице, я вижу, что он тоже чувствует отсутствие этих уз. – Даже без уз сопряжения. Он обнимает меня, притягивает к себе, и, хотя это и тяжело, это меня утешает. Я утыкаюсь лицом в изгиб между его плечом и шеей и вдыхаю его запах. Чем бы ни закончилось это Испытание, я хочу запомнить этот запах – и этот момент – запомнить навсегда. Со стадиона доносится звук горнов – слишком, слишком скоро. Это предупредительный сигнал, напоминающий о том, что через десять минут должна начаться игра – я помню это со времени турнира. – Мне надо идти, – говорю я Джексону. Моему Джексону. – Знаю. – Он медленно, неохотно отпускает меня. – Будь осторожна, Грейс. Пожалуйста, будь осторожна. – Я постараюсь. – Я улыбаюсь, потому что мое сердце опять разрывает тоска. – Но иногда от осторожности бывает мало толку, – нарочно повторяю я те самые слова, которые совсем недавно, когда мы занимались поиском данных, сказали мне он и Флинт. Я встаю на ноги, немного пошатываясь. Джексон пытается поддержать меня, но я с улыбкой отхожу в сторону. Сейчас он ничем не может мне помочь. Я должна сделать это сама. – До скорого, – говорю я. – До скорого, – отзывается он, и на лице его ясно читается страх. Я могла бы еще столько всего сказать – когда речь идет о Джексоне, мне всегда есть, что сказать, – но у меня осталось слишком мало времени. А потому я просто улыбаюсь ему в последний раз и поворачиваюсь к стадиону. Глава 110. Во-от и Хадсон