И впервые после того, как я очнулась внутри огромного магического круга, мне начинает казаться, что все еще может закончиться хорошо. В том, как Мекай ведет себя со мной, нет ничего странного. Он улыбается мне, как делает всегда. И я не могу не улыбнуться в ответ. Я приседаю в реверансе и забираю куртку из его рук. – Благодарю тебя, мой вассал. – Потом вы расскажете мне все детали, но сейчас мне надо на урок. Пока, Грейс! – И он исчезает. Наверное, я никогда не привыкну к тому, как быстро могут передвигаться вампиры. – Тебе вовсе необязательно было просить Мекая делать это. – Я снимаю свой порванный блейзер и надеваю куртку Джексона, вдыхая его запах. – Я знаю. – Он не сводит с меня глаз. – Но мне нравится заботиться о тебе. У меня щемит сердце от этих слов и этого его взгляда. Хоть бы знать, как ответить на его заботу. Большая часть меня хочет прислониться к нему и поцеловать его в губы, но я также знаю, что моя горгулья не позволит мне это сделать, во всяком случае, пока – что чертовски раздражает. Почему она позволила мне поцеловать его в тот первый раз, когда я только что вернулась, но затем делала так, чтобы я больше не подпускала его к себе? Это напрягает меня, и я могу себе представить, как это напрягает Джексона, хотя он ничего и не говорит. И, в конце концов, я делаю то единственное, что могу сделать, – смотрю ему в глаза, надеясь, что по моим глазам он поймет, как много значит для меня его забота. – Пойдем, – говорит он наконец, и его голос звучит сипло, чего прежде за ним не водилось. Он протягивает мне руку. Я беру ее, и мы начинаем вместе спускаться по винтовой лестнице. – Тебе известно, что дядя Финн хочет показать мне в библиотеке? – спрашиваю я, когда мы спускаемся на нужный этаж. – Нет. – Он качает головой. – Мэйси прислала мне отчаянное сообщение, в котором написала, что ты пропала, и мы – я, мои ребята, она и Финн – начали тебя искать. А потом они написали мне, что нашли тебя в этой башне. Больше я ничего не знаю. – Ничего не понимаю, – говорю я, когда мы входим в коридор, в который выходит дверь библиотеки, и по спине у меня начинают бегать мурашки. – Я пришла в библиотеку, чтобы почитать о горгульях, около полудня, но я не помню, чтобы я что-то читала. Не помню вообще ничего после того, как села, чтобы начать работу. – Сейчас пять часов вечера, Грейс. – Но я была в библиотеке. А Амка знает, когда я ушла? – Можно предположить, что да, но точно я не знаю. Она позвонила твоему дяде и Мэйси, но не мне. – Тон у него недовольный. Похоже, по его мнению, его должны извещать обо всем, что имеет отношение ко мне. Что раздражает меня, ведь он мне не хозяин. Но тут я представляю себе, каково бы мне было, если бы что-то случилось с ним… Да, мне бы тоже хотелось, чтобы меня извещали. Он открывает передо мной дверь библиотеки, мы заходим, и я вижу перед собой открытую стеклянную витрину. Похоже, что-то из того, что было выставлено в ней на лиловом бархате, исчезло. – Ты хотел показать мне это? – спрашиваю я моего дядю. – Я не знаю, что тут произошло. Когда я была здесь, к этой витрине никто не подходил. Если бы кто-то попытался похитить что-то из-под стекла, когда я была тут, я бы это заметила. Как и Амка. Ведь витрина стоит наискосок от меня и прямо перед столом библиотекаря. – А что ты помнишь о том, что ты делала, когда была тут, Грейс? – Теперь вопросы мне задает уже Амка, а мой дядя слушает и молчит. – По правде говоря, немного. Я помню наш разговор и как я села за стол, чтобы начать работать, но это все. А что, было что-то еще? – Ты не помнишь, как работала? – Нет. Я помню, как приготовилась начать работу, но не помню, как открывала книгу или делала какие-то заметки. А что, я это делала? – Ты сделала очень подробные заметки. – Амка берет мой блокнот со своего стола и протягивает его мне. Я листаю его и вижу, что она права. Блокнот уже наполовину исписан сведениями о горгульях, которых я совершенно не помню, но которые мне очень хочется прочесть. – Я сделала все это за пять часов? – спрашиваю я, удивляясь подробности этих записей, поскольку обыкновенно я записываю только основные моменты, а в остальном полагаюсь на память (нынешняя ситуация, само собой, не в счет). – Вообще-то ты сделала все это за полчаса. В час тридцать я на несколько минут закрыла библиотеку, чтобы сбегать в свой флигель за лекарством от вдруг напавшей на меня головной боли. Ты сказала, что у тебя все хорошо, но когда я вернулась, тебя тут не было. А Атаме[7] Морригана был украден. Меня пронзает ужас, потому что фрагменты начинают складываться в единую картину, и все становится очевидным. – Вы думаете, это сделала я? Думаете, это я украла этот самый… – Я машу рукой. – Атаме, – подсказывает Мэйси. – Это обоюдоострый ритуальный магический клинок. Этот атаме принадлежит нашей семье уже несколько веков. Мне хочется возмутиться тем, что они подозревают меня. Но, по правде говоря, у них есть на это право. Тем более что я вообще не помню, что делала в то время, когда Амка ходила по своим делам. – Мы вовсе не думаем, что ты украла его, – уверяет меня дядя Финн, говоря подчеркнуто успокаивающим тоном. – Но мы считаем, что внутри тебя происходит нечто такое, что заставляет тебя делать эти вещи, и мы хотим попытаться выяснить, что это, чтобы помочь тебе. – А вы в этом уверены? – спрашиваю я, и мой голос звучит выше и громче, чем я того хочу. – Вы уверены, что это сделала я? – И дело не в том, что я в них сомневаюсь, просто я не хочу им верить. На что вообще способна эта горгулья, живущая внутри меня? И почему она использует меня, чтобы творить эти ужасные вещи? Джексон обвивает рукой мою талию и, положив подбородок мне на плечо, шепчет: – Все в порядке. У нас все под контролем. Я рада, что он так думает, потому что у меня сейчас такое чувство, будто я полностью потеряла контроль. – Поэтому мы и хотели, чтобы ты пришла сюда. Здесь мы можем еще раз посмотреть кадры видеосъемки, на сей раз вместе. И попытаться понять, что происходит на самом деле. – Мой дядя заходит за стол библиотекаря. – Никто ни в чем не винит тебя, Грейс, – говорит Мэйси с ободряющей улыбкой. – Мы понимаем, что здесь что-то не так. У меня подгибаются колени, когда я слышу слова «кадры видеосъемки» и вижу, как мрачно лицо моего дяди. Потому что, раз они уже просмотрели эти кадры, значит, им известно наверняка, что атаме украла я. Это как удар под дых. Я знаю, что это наивно, но, похоже, до сих пор у меня еще оставалась надежда. Надежда на то, что есть какое-то другое объяснение той крови на моей одежде. Надежда на то, что на Коула напала не я, а кто-то другой, а теперь еще и надежда на то, что кто-то другой украл этот самый атаме. Потому что если все это сделала я, но ничего об этом не помню, то это так ужасно, что нет слов. Ужасно не только то, что я ничего не могу вспомнить, но и то, что в таком состоянии я совершенно не контролирую своих действий. Я могла бы даже убить кого-нибудь и ничего об этом не знать. Во мне нарастает паника, дыхание становится поверхностным и частым. Я досчитываю до десяти… потом до двадцати. Сердце мое бьется так быстро, что начинает кружиться голова. Я не свожу глаз с дяди, который возится с компьютером на столе библиотекаря, затем поворачивает монитор ко мне. – Все в порядке, – повторяет Джексон, хотя это далеко не так. – Обещаю тебе, Грейс, мы во всем разберемся. – Очень на это надеюсь, – отвечаю я, и мы все обращаем взгляды на монитор. – Потому что как долго это может продолжаться прежде, чем я попаду в тюрьму… или того хуже? У меня падает сердце, когда я вижу на мониторе себя – делающую вещи, которых не помню. Согласно времени, указанному внизу, я встала из-за стола, за которым читала и делала заметки, ровно в час тридцать, подошла к Амке и что-то ей сказала. Она кивнула со странным выражением на лице и через минуту встала. Но вместо того чтобы выйти, как она сказала ранее, она подошла к стеклянной витрине, в которой хранились атаме и несколько других ценных магических предметов, находившихся, по словам дяди, под действием защитного заклятия. А в 1:37 она как ни в чем не бывало открыла витрину, после чего ушла и не вернулась. – Что это было? – спрашиваю я и смотрю то на Джексона, то на Амку, то на моего дядю. – Я что, использовала какой-то вид магии, доступный только горгульям? Амка качает головой, и я вижу на мониторе, как беру атаме из витрины и, вытаскивая из нее руку, рву рукав моего блейзера. – Я совершенно не помню, как отпирала эту витрину, – говорит она. – Хадсон. – Джексон произносит это тихо, его тон полон ярости и, возможно… страха? Это неприятно поражает меня, потому что такого с Джексоном не бывает почти никогда. – Что? – удивляется мой дядя. – При чем тут Хадсон? – Он часто творил такое, когда мы с ним были детьми. Ему нужно поговорить с человеком напрямую, но он может убедить любого сделать что угодно, и для этого достаточно всего одного – его голоса. – Творил что? – спрашиваю я, чувствуя, как страх запускает в меня свои когти. – Что творил Хадсон? Джексон наконец отрывает взгляд от видео на мониторе. – Он использовал свой дар убеждения, чтобы склонять людей делать то, чего ему хочется. Глава 26. Владеешь, значит, имеешь Слова Джексона повисают между нами и висят несколько секунд, их ужас становится осязаемым, и мое тело напрягается, мороз бежит по спине. – Что это значит? – шепчу я наконец. – Хадсон здесь? Я привела его с собой? Он что, склоняет меня творить все эти вещи? – Да, он определенно здесь, – соглашается дядя Финн. – И вопрос заключается только в том, что нам теперь делать. – Но где же он? – спрашиваю я. – Почему мы не увидели его? Я перевожу взгляд с унылого лица моего дяди на разъяренное лицо Джексона, затем вижу сочувствие, написанное на лице Амки, и огорчение, которое Мэйси пытается скрыть, но тщетно, и мне становится все тяжелее и тяжелее. Потому что на меня всей своей тяжестью обрушивается правда. – Нет, – говорю я, качая головой, мучимая одновременно паникой, отвращением и ужасом. – Нет, нет, нет. Не может быть. – Грейс, все в порядке. – Джексон делает шаг вперед и кладет ладонь на мое предплечье.